Возможные сценарии развития энергетической политики ЕС в сфере природного газа

Россия является основным поставщиком природного газа для Евросоюза. Но сумеем ли мы сохранить основной рынок сбыта в будущем? Ответ на этот вопрос следует искать в концепциях энергетической безопасности объединенной Европы.

Масштабы европейского рынка природного газа впечатляют: второй по величине в мире (после США) с ежегодным потреблением более 474 млрд. куб.м., он является наиболее быстрорастущим среди рынков развитых стран. С 1995 по 2004 год потребление газа в Европе возросло более чем на 30%, что было вызвано, прежде всего, ростом спроса со стороны частного и энергогенерирующего секторов, а также промышленности и транспорта. Столь большой объем спроса компенсируется европейцами как за счёт внутренней добычи (более половины), так и за счёт стран-экспортеров, наиболее крупной из которых является Россия, обеспечивающая более четверти ежегодного потребления.

Нить газопровода — пока единственный способ доставки природного газа из России в Европу, и именно эта сильная инфраструктурная привязанность к конкретному потребителю является поводом для беспокойства. Что если в будущем столь масштабные поставки нашего газа окажутся Европе не нужны? Причин для опасений несколько:

• ввод энергосберегающих технологий в производстве;
• увеличение использования альтернативных и возобновляемых источников энергии;
• стремительный рост добычи в других странах, которые снабжают Евросоюз природным газом;
• развитие технологий сжиженного природного газа (СПГ).

Возможные угрозы для стабильности спроса на российский газ в Европе кроются в ряде базовых концепций, влияющих на развитие энергетической политики Евросоюза. Наибольший интерес в данном случае представляет концепция диверсификации.

Диверсификация — что? где? когда?

Сама концепция диверсификации подразделяется на две субконцепции: концепцию диверсификации потребления (КДП) и концепцию географической диверсификации поставок (КГДП).

Первой, после нефтяных шоков 1970-х годов, появилась на свет концепция диверсификации потребления, когда возникла необходимость снижения чрезмерной зависимости экономик стран-членов ЕС от поставок нефти. Были приняты программы, направленные на развитие атомной энергетики, альтернативных (в том числе и возобновляемых) источников энергии, а также на замещение нефти природным газом. КДП включала в себя, среди прочего, программу, нацеленную на энергосбережение, куда входили не только разработка и принятие более жестких стандартов, но и субсидии для модернизации некоторых предприятий.

Определенное влияние КДП в развитых странах Европы ощущается и по сей день: с 1995 года в структуре потребления происходит постепенное вытеснение нефти природным газом, наблюдается двукратный рост производства альтернативных и возобновляемых источников энергии. Программа энергосбережения тоже дала неплохие результаты: с 1995 по 2004 год в Европе произошло снижение доли потребления природного газа промышленностью на 4% и частным сектором на 5%. В совокупности на них приходится более половины общеевропейского потребления природного газа.

Вместе с тем, не стоит преувеличивать силу КДП. За снижением относительной доли потребления природного газа промышленностью и частным сектором стоит 20-процентный рост абсолютной величины. А доля альтернативных и возобновляемых источников энергии в суммарном потреблении энергоносителей сегодня составляет чуть более 4%. Очевидно, что данные процессы имеют слабую корреляцию с тезисами КДП. Эти изменения в большей степени связаны с продолжающимся ростом цен на нефть, приближающимся истощением её месторождений и, как следствие, естественной реструктуризацией энергопотребления и поиском альтернативных источников энергии. Тем не менее, данная концепция во многом формирует будущие направления энергетической политики ЕС.

Концепция географической диверсификации поставок получила развитие после того, как реализация КДП дала в целом положительный результат. Как ни парадоксально, но именно попытка ЕС диверсифицировать потребление энергоносителей привела к новой зависимости — геополитической. Как уже упоминалось, около четверти всего природного газа, потребляемого ЕС, добывается в нашей стране. Более того, эта зависимость увеличивается по мере географической близости к России. Так, если в структуре энергопотребления Франции не более четверти российского газа, то в Италии — уже 30%, Германии — 39-43%, а в странах Прибалтики эта цифра доходит до 100%. С течением времени такая зависимость не ослабевает: в 1995-2004 гг. доля российского газа в странах ЕС возросла с 19 до 25%.

В этой ситуации вполне понятно желание стран Евросоюза диверсифицировать зависимость от России как поставщика природного газа. С этой целью предпринимаются попытки форсировать добычу природного газа в других странах-экспортерах, в первую очередь - в Норвегии, Алжире и на Ближнем Востоке.

Наряду с этим многие страны ЕС проводят активную политику по внедрению технологии СПГ. Данная технология позволяет перевозить большие объемы газа морским путем и делает экономически выгодными поставки с Ближнего Востока, где сосредоточено более 40% общемировых запасов природного газа. Первый в Европе завод по сжижению газа уже функционирует в Норвегии.

К чему готовиться?

Разумеется, ни одна концепция, сколь бы хороша она ни была, не может немедленно дать позитивный итог на макроуровне. Так, на получение серьезных результатов при реализации первой концепции понадобилось порядка 20 лет, при осуществлении второй — чуть более 10, и обе концепции продолжают работать.

Как представляется, из положений обеих концепций наиболее реально осуществимым в долгосрочной перспективе является замещение части потребления природного газа сжиженным природным газом с Ближнего Востока. На сегодняшний день потребление СПГ в составляет порядка 2,5% от общеевропейского потребления энергоносителей, и в ближайшее время (5-7 лет) не ожидается его существенного увеличения. Причин тому несколько. Во-первых — огромные начальные инвестиции. По оценкам ВНИИГАЗ, при существующих технологиях покупка одного только танкера для перевозки обходится примерно в 200 млн. долларов США, а расходы на его годовое обслуживание составляют порядка 22-26 млн. долларов. К этим затратам следует добавить стоимость завода по сжижению природного газа и терминала по приему СПГ. Получается, что проект по транспортировке сжиженного природного газа (5 танкеров, завод годовой мощностью в 6,9 млрд. кубометров СПГ и терминал) обойдётся в 4 млрд. долларов США. Для сравнения — только из России в Европу поставляется более 113 млрд. кубометров газа в год, и это только половина всего импортируемого газа, при том, что стоимость прокачки по трубам 1000 кубометров природного газа на 100 км обходится примерно в 2 доллара США. А существующие темпы прироста использования сжиженного природного газа не поспевают за растущим спросом на энергоносители.

Для России оптимальным вариантом при этом сценарии будет постепенное наращивание объемов поставок природного газа в Европу, преимущественно за счёт строительства новых газопроводов (таких, как Северо-Европейский газопровод). Это необходимо для снижения политических рисков и повышения надёжности поставок. В частности, строительство СЕГ в обход транзитных стран позволит практически исключить вероятность конфликтов, наподобие «газового спора» с Украиной в начале прошлого года. Но было бы неразумно игнорировать зарождающиеся мировые тенденции. Так, развитие технологий СПГ позволит России не только не потерять существующие позиции на европейском рынке природного газа в будущем, но и начать осваивать новые рынки, например, североамериканский (существующий уровень технологий не позволяет осуществлять поставки газа в США).

Следующим, по вероятности наступления, является сценарий продолжающейся диверсификации поставщиков, что также предполагает инвестиции в разработку новых месторождений, прежде всего в Алжире и Норвегии, однако меньших, чем при использовании СПГ. Результат прошлых инвестиций — 45% прироста добычи газа в Алжире и почти утроение объемов добычи в Норвегии за 1995 — 2004 годы. В отдельные годы рост добычи в Норвегии достигал 34,5%, а в Алжире — 15%. Но при внимательном изучении этих показателей заметна наметившаяся тенденция к снижению добычи. Так, если в период с 1995 по 2000 год добыча газа в Норвегии росла в среднем на 14%, а в Алжире — на 10,5% в год, то в период с 2000 по 2004 годы — на 10% и 0,5% соответственно. Столь резкое снижение средних темпов роста добычи природного газа в Алжире объясняется тем, что в отдельные годы снижение объемов добычи достигало 7,5%. Причина тому — истощение материковых месторождений этих стран. Для дальнейшего освоения и разработки шельфа, который в Норвегии уже начинает истощаться, нужны дополнительные инвестиции, потребность в которых будет возрастать по мере удаления газовых месторождений от берега. Тем не менее, не стоит сбрасывать со счетов, что возможные масштабные инвестиции в газодобычу могут вновь вызвать значительный рост добычи в этих странах. Учитывая низкий прирост добычи природного газа в России (около 5% за указанный выше период), резонно предположить, что в случае прихода новых инвестиций в Норвегию и Алжир Россия может ощутить угрозу если не полной утраты своих позиций на европейском газовом рынке, то, по крайней мере, их ослабления.

Чтобы минимизировать возможные риски и угрозы, России необходимо, во-первых, интегрироваться в европейскую сеть дистрибуции природного газа, что позволит, с одной стороны, не только увеличить выручку (цена продажи газа конечным потребителям существенно превышает цену, которые платят за российский газ дистрибьюторы), с другой — прочнее закрепиться на европейском рынке. Хороший пример тому — создание совместного предприятия North European Gas Pipeline Company, в капитале которого «Газпрому» принадлежит 51%, а компаниям «BASF» и «E.ON» — по 24,5%. А увеличение инвестиций в разработку новых месторождений, в том числе и с привлечением иностранного капитала, позволить увеличить темпы прироста добычи природного газа. Зарубежный капитал и иностранные технологии необходимы там, где российским компаниям не выгодно добывать природный газ самим.

Наконец, наименее вероятным сценарием является интенсивное развитие альтернативных и возобновляемых источников энергии в Европе. Конечно, по сравнению с 1995 годом, отмечается значительный рост этого сектора (более 100%), однако, в абсолютном выражении, эта доля всё ещё очень мала. Да и все возобновляемые и альтернативные источников энергии используются практически по максимуму. Энергия воды, ветра, солнца, торф, биотопливо — вот и всё, что мы можем использовать сейчас. Эра водородных технологий всё ещё находится в отдаленном будущем, а громкие обещания политиков ЕС относительно, например, строительства солнечных электростанций в Африке, являются, по крайней мере, маловероятными. Кроме того, развитие отдельных видов альтернативных источников энергии (например, строительство тех же солнечных электростанций) может вызвать ряд экологических проблем, так как в их производстве используются вредные вещества. А это противоречит уже не концепции, а ряду экологических стандартов.

Таким образом, в среднесрочной (5-15 лет) перспективе, Россия сохранит роль главного (или одного из основных) поставщиков природного газа для Евросоюза. Тем не менее, не стоит рассматривать функцию России, как поставщика энергоносителей для ЕС в качестве главной национальной задачи на отдаленное будущее. «Энергетическая сверхдержава» — всего лишь красивая обертка, «фантик» для такого реального определения, как «сырьевой придаток». Ставка на энергетическую составляющую экономики загоняет страну в тупик, из которого после истощения месторождений выбраться практически невозможно. Экспорт энергоносителей должен лишь давать финансовую платформу для интенсивного развития других секторов экономики, в частности, высокотехнологичных, для чего у нашей страны имеется интеллектуальный потенциал. Подлинными лидерами XXI века будут не индустриальные и энергетические, а постиндустриальные страны.

Об авторе: Степан Вяльцев, студент III курса факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ