Внешние условия развития Российской Федерации в 2007−2017 гг.: культурный, морально−политический и психологический контур

Глобализация выдвинула на первые роли в формировании будущего человеческий капитал, ценностные ориентации и оценки прогресса. Требуется уточнить, как актуализируются эти понятия.

Глобализацией была названа опирающаяся на невиданные ранее технические возможности ступень транснационализации культурных новаций. Транснационализация, постоянно возрастающая и расширяющаяся в течение многих тысячелетий, всегда была улицей с двусторонним движением. Глобализация поначалу мыслилась как исключение из данного правила. Закономерный культурный ответ на распространение по свету некоторых евроатлантических экономических и политических моделей получился неожиданным для Запада. Попытки, взамен точного анализа сути вызова, спрятаться от него за надуманный «конфликт цивилизаций» контрпродуктивны.

Механические характеристики качества человеческого капитала: способность и мотивации к труду, склонность к адаптации и мобильности, наличие прикладных навыков и т.п. — значат всё меньше. Основным средством производства стал интеллект. Его показатели всё больше зависят от глубокого знания культуры, широкого образования, креативного мышления, способности предлагать не только технологические инновации, но и совершать фундаментальные, парадигмальные прорывы. Стремление же к социальной мобильности заложено во всех. А адаптируются к вновь открывшимся обстоятельствам все люди, общества и культуры. Вопрос не в том, делают они это или нет, а в том, как и зачем они это делают, и какой способ адаптации окажется в итоге наиболее продуктивным для глобализированного человечества в целом.

Следовать утилитарным ценностям  демократии, оптимизации прибыли, качества жизни, карьеры и т.д. — теперь недостаточно. Этика труда и достижительность одинаковы в разных традициях. А цивилизованное ведение бизнеса, поддержание солидарности, выправление демографических перекосов, предупреждение глобальных катастроф невозможны без верности базовым нравственным установкам. Традиционные/религиозные ценности всё чаще доказывают свою универсальную эффективность.

Долгое время материальный прогресс считался самодостаточным. Ныне Восток и Запад едины в том, что без параллельного духовного роста он стал опасен.

Текущая ситуация

Качество человеческого капитала, как оно описано выше, вырастает в определяющий фактор успеха: производство интеллектуального продукта в «промышленных» масштабах и экономика знаний в широком смысле слова активно захватывают рынок. Распределение человеческого капитала среди партнёров России показывает картину, во многом отличную от обычных показателей степени их развития.

Из стран так называемого «золотого миллиарда» лишь США ещё в состоянии самостоятельно поддерживать необходимый для стратегически позитивного тренда их движения уровень креативности человеческого капитала, постоянно производящего технологические инновации и открытия в фундаментальной сфере. Достигают они этого за счёт массированного импорта в свои научные центры специалистов со всего света — от России до Индии и от Британии до Японии и Латинской Америки. Собственная образовательная система давно подвергается в самих Штатах квалифицированной критике за посредственность преподавания и выпускаемого продукта. В случае утраты Америкой финансовых возможностей вербовки талантов на внешнем рынке, она быстро утратит своё лидерство, поскольку мобильный интеллектуальный ресурс переместится туда, где ему будут предложены лучшие условия (что подтверждают куда более скромные результаты ведущей аналогичную политику Канады). Однако, пока такая судьба США не грозит.

Страны Западной Европы, реформировав за вторую половину ХХ века своё образование по-американски, даже общими стараниями уже не в силах автономно справиться с понижающей креативной тенденцией. Несмотря на вложения правительств, стимулирование бизнеса и субсидии Брюсселя, ЕС вынужден привлекать к реализации своих крупных фундаментальных научных и технологических проектов Россию, Китай, Индию, Японию, ЮАР и Ю.Корею.

Культурный, творческий, образовательный, духовный потенциал, древние традиции целостного знания могли бы именно сейчас сослужить очень хорошую службу Индии. Впечатляют её технологические достижения в ядерной сфере, космосе, сельском хозяйстве, прорывы на рынке программных продуктов. Но её развитие тормозит низкая вертикальная мобильность, консервируемая варновой системой. Индия топчется на пороге великого будущего, оставаясь нетто-экспортером мозгов в Европу и Америку.

Япония и Южная Корея специализируются на прикладных, хотя и высоких, технологиях. Собственная их база фундаментальных исследований не очень развита. Чтобы переломить ситуацию, им необходима концентрация огромных ресурсов и усилий, превышающих их сегодняшние возможности. Кроме того, экономика потребления, частью которой они давно стали, парадоксальным образом угнетает креативное начало в человеке, заменяя индивидуальное творчество пассивным выбором из навязываемого личности извне заданного меню.

Несмотря на серьёзные удачи в некоторых секторах в Иране, Сингапуре, Турции, Бразилии, Индонезии, Пакистане, Вьетнаме, в Малайзии, Аргентине, Таиланде и Чили, большинство остальных игроков, включая СНГ, пока явные аутсайдеры в креативе.

На этом фоне выделяется Китай. Собственные его успехи в экономике знаний, на материке и Тайване, в отличие от китайцев, работающих в США, скромны. Но это не должно никого обманывать. Связь хуацяо с родиной намного прочнее их лояльности стране, в которую они перебрались. Как только их потенциал будет затребован, Пекин его получит. Богатая культурная традиция, высокие требования к образованию, универсальности знаний, творческому началу в карьере, трудолюбие и установка на успех, тысячелетия высокой социальной мобильности делают выход этой страны на передовые рубежи весьма вероятным уже в скором времени.

Моральный релятивизм, идущий в пакете с ценностями западной демократии, пришёл в острое противоречие с нравственностью мировых религий. А доминирующий в экономическом развитии предельно заземлённый прагматизм сформировал мощный запрос на высокие духовные идеалы. Силы, противостоящие вестернизации и глобализации по всему свету, борются и с сопровождающими их аморальностью и душевной нищетой, т.е. системой антиценностей, а не ценностей. Молодёжь парижских пригородов восстаёт не только против собственно принудительной ассимиляции, то есть дискриминации в рамках гражданской интеграции, а и против уподобления тому, что традиция считает абсолютным злом. И она находит поддержку в активизировавшихся массах в целом — от протестующих белых фермеров до католических организаций.

Пресловутые двойные стандарты в настоящее время суть следствие уже не столько самонадеянности западной безнаказанной и бесконтрольной силы, которая стремительно исчезает, сколько повсеместного торжества всё того же релятивизма.

Западное христианство находится на спаде. Политика компромиссов и снисхождения к изъянам секулярного социума ради сохранения в нём формальных позиций привела его за полтораста лет к значительной утрате нравственного авторитета в обществе. Ислам, наоборот, переживает возрождение. Отдельного внимания заслуживает особый пассионарный всплеск и громкая заявка на специальное влияние в мусульманском мире гонимого прежде меньшинства — шиитов. Они теперь, благодаря позиции Ирана и активизации Хезболлы и Хамаса, пользуются, если не считать Ирака, всё большей поддержкой и у суннитов. Недаром Папа ищет укрепления организационного и духовного ресурса христиан на путях сближения Рима с отколовшимися от него церквями Запада и Константинопольским патриархатом соответственно. Проповедь нравственности объединяет христиан как с иудеями, так и с мусульманами, которые в иных случаях часто занимают разные позиции.

Усилился идущий более ста лет процесс заполнения духовного вакуума в номинально христианских странах распространением ислама, а также буддизма, даосизма и прочих языческих верований (от течений индуизма до возрождения германских, кельтских, славянских и прочих культов), религиозно-философских учений вроде конфуцианства, антропософии и т.п., оккультных знаний, синкретических верований типа Вуду, новых течений и религиозных суррогатов. Восток здесь особенно активен и эффективен. Забрав рынок ширпотреба, ныне он завоевывает души в рамках евроатлантической цивилизации, включая СНГ и Россию.

Отступление на этом направлении сопровождается негативным психологическим трендом Запада. Только США сохраняют активные психологические установки. Операции в Афганистане и Ираке показали, что ЕС и НАТО стремительно теряют позитивную энергетику. Экономика потребления вывела породу безвольных гедонистов, не желающих жертвовать собственным комфортом и удовольствиями даже ради собственного будущего.

Прямо противоположные процессы идут на Востоке. Внимание там фокусируют обычно на исламском мире. Это отчасти, верно в отношении перспектив вступления Анкары в Европейский союз, так как Турция — светская страна. Турецкая политическая и экономическая элита рассматривает вступление в ЕС как шаг к обретению в единой Европе лидирующих позиций. Она считает реванш возможным благодаря своему большому населению и рынку, темпам роста, турецким рабочим на Западе и численности своей армии. В остальном проект политического ислама никогда не был успешен. Намного серьёзнее выглядят в современном контексте традиционные мотивации Китая: только Поднебесная имеет высший мандат на управление миром. Уверенность же в том, что это им по силам, а с нею национальная гордость и моральный дух китайцев постоянно возрастают обратно-пропорционально усталости Запада.

Чётким отражением качества психологических установок служит демография. Проблема низкой рождаемости в развитых странах — не в экономике, а в психике. Сто лет назад считалось, что в семье детей должно быть много, а карьера и доходы родителей обязаны обеспечить им достойную жизнь. Ныне служба и деньги поставлены превыше всего, дети считаются им помехой, и их стало мало. Хотя гибкость рынка труда могла бы вызвать сейчас всплеск рождаемости скорее на Западе, чем в России. Китай же, где такого психологического надлома не произошло, и где в сельской местности, где живёт большинство граждан, детей по-прежнему много, может позволить себе контролировать рождаемость в городах.

Информация всегда имела в культуре базовое значение. Создав информационное общество, западные демократии теперь необратимо утрачивают свои преимущества в информационной области. Туда всё активнее и искуснее внедряются технические возможности антизападников. Служит этому и стремление к прибыли, которое побеждает западный инстинкт самосохранения. Ярче всего это доказывают ситуация в Интернете, расширение формата вещания каналов Телесур и Аль Джазира, активная обработка мирового общественного мнения китайцами. Информационное противостояние превратилось в серьёзный вызов безопасности человечества.

Окружающее ныне Россию информационное поле в целом для нее неблагоприятно. Запад мы убедили в своей «азиатчине», которую он традиционно воспринимает негативно. Вытекающая отсюда недоверчивость маскируется удобной химерой непредсказуемости. Для Востока, который мы осваивали как типичные западные культуртрегеры, мы никогда, как бы кто нас ни пытался убедить обратном, не были своими. Услужливое желание понравиться вызывает брезгливость у обеих сторон. Открытую у евроатлантистов, лукавую, использующую ситуацию для реализации своекорыстных интересов за наш счёт, у восточных партнёров. У Европы к этому примешивается ревность к стране, которой одной из европейских наций до сих пор удаётся возрождаться после любого падения. В последнее время возможность нашего превращения в серьёзный и разноплановый фактор на мировом рынке включил в отношении к нам и жёсткие правила конкурентной борьбы, не отличающейся корректностью.

Важнейшие разделительные линии в современной реальности имеют сложную конфигурацию. Чтобы их найти, недостаточно обнаружить эфемерный «цивилизационный разрыв», ответив на вопрос, кто благодаря прикладным навыкам своего человеческого капитала приспособился к глобализации, а кто, из-за их отсутствия, нет. Тут важно понять, кем, почему и зачем был получен тот или иной результат. США и Китай оказываются в одной группе по креативному потенциалу, а адаптировавшиеся к глобализации европейцы и азиаты — в другой, заодно с исламским миром. Мощная психическая энергия сначала сводит вместе США (тут ЕС им не товарищ), мусульман и Китай, но потом делает их противниками. Нравственные ценности объединяет все религии, а жизнь сталкивает часть христиан и мусульман. Пекин же внимательно следит за их борьбой на взаимное уничтожение, сохраняя позицию «третьего радующегося» и не забывая при случае сыграть на амбициях каждой из сторон. Моральный релятивизм одинаков в Америке и Европе, но он же противопоставляет их секулярные режимы их собственным духовным лидерам. Восток переваривает глобальную экономику потребления, Запад всё глубже покоряется восточной мистикой.

Перспективы

К 2017 году основные тенденции сохранятся. Некоторые из них усугубятся, другие — модифицируются. Сложные переплетения на культурной и духовной «карте» мира, где одни и те же игроки будут не только по разным, но и одним основаниям то солидаризироваться, то конфликтовать, останутся.

Начинает сбываться предсказание Мальро: «Следующий век будет религиозным, или его не будет вовсе». На повестке дня — духовное сосредоточение, или «новое средневековье». Внутренний поиск за одно десятилетие не завершится, но его неоднозначное влияние на мировые процессы укрепится. Возможно более тесное сближение католиков, православных и некоторых протестантских конфессий, хотя их интеграции не произойдёт. Вполне реально углубление противоречий по этическим вопросам с другими протестантскими церквями и дальнейшее дробление протестантизма.

Разногласия внутри христианства не будут изжиты, что продолжит ослаблять его перед вызовами ислама и (нео)язычества. Старания произвести революционную всеобъемлющую и всеобщую философско-этическую доктрину нерелигиозного характера вряд ли увенчаются успехом, как и попытки разными способами сконструировать новую единую мировую религию. В самом начале находится работа над общей и обязательной для адептов всех мировых религий этической хартией, и она сталкивается с огромными трудностями, которые не позволят её завершить.

Конфликт между релятивистами, продвигающими секулярные права человека, и сторонниками традиционной нравственности будет обостряться. Большее внимание ко вторым укрепило бы дух Запада и сделало бы более плодотворным совместный поиск представителями авраамических религий путей снятия мировых угроз. Но доминирование секулярных ценностей и дальнейшая коммерциализация новоявленных «церквей» продолжит морально угнетать Западную Европу и Америку, рискует превратить диалог христиан, иудеев и мусульман в формальность, и заставить всё больше представителей «золотого миллиарда» переходить ради удовлетворения своих духовных запросов, как это уже было 2000 лет назад в Риме, к восточным практикам. Пассионарность и давление мусульман, из-за их тяжёлых социальных проблем и недостаточного политического веса на международной арене, будет возрастать в течение следующего десятилетия. Экспансия ислама, индуизма, даосизма и дзен-буддизма в пределы западных народов может ещё укрепиться. Альтернативу этому риску, при правильных межцерковных отношениях, может составить расширение православного прозелитизма. Дополнение крупных материальных противоречий острым духовным конфликтом как внутри наций, так и между ними, способно запустить механизм катастрофического сценария планетарного масштаба.

Нравственный релятивизм и его последствия — психологическая усталость и паралич ответственности — работают на углубление демографического спада в развитых экономиках и демократиях. И уже в обозримом будущем позволят Турции зримо нарастить давление на ЕС с целью навязать ему свои условия.

Без духовного возрождения Запад и его организации продолжат терять своё влияние и кураж, а с ними и контроль над содержанием информационных потоков. Чьё наполнение всё шире будет отражать исламские и китайские интересы, постепенно разлагая евроатлантическую цивилизацию и приучая её носителей к продуктивности капитуляции перед энергетически более мощными идеологическими системами и нациями. Параллельно будут слабнуть созданные европейцами механизмы регулирования международных проблем. Оставшийся после крушения роли СССР и США без присмотра мир будет ждать новой империи. Ответить на этот запрос в состоянии опять только Китай. Западное общество с его ослабленным иммунитетом к информационной обработке — идеальная жертва информационного века.

Широкие требования к культурному, интеллектуальному, творческому ресурсу, как главный двигатель развития в XXI веке, в состоянии уже в скором времени потеснить на обочину прогресса тех, кто пока приспособился к глобализации благодаря своим прикладным навыкам и инструментальному пониманию креатива. Это относится как к форвардам, так и к идущим в их фарватере странам ЮВА, АТР и т.д. Особняком здесь опять стоит Китай с его могучей культурой и творческим потенциалом, которые позволят ему в течение 10 лет постоянно повышать свой вес в экономике знаний.

Все это, а также мощные психологические мотивации Пекина, ведут к тому, что Запад может постепенно лишиться своих постоянно тающих преимуществ и быть, как бы незаметно, поглощён Востоком. Великий полководец У-цзы писал: «Лучшая битва та, что выиграна до ее начала». Залогом такого исхода является уже развёрнутая и правильно выстроенная пропаганда китайской притягательности. Данное поражение не случится в ближайшее десятилетие, но интенсивность его подготовки будет постоянно нарастать. Наша страна не явится тут исключением из общей участи Европы. Одним из инструментов политики ползучего заглатывания Запада могут стать инфильтрация ислама и вступление Турции в Евросоюз. Использовав мусульман тактически, Китай затем обойдётся с ними так же жестко, как теперь ведет себя в отношении своих внутренних мусульманских регионов.

Задача ближайших лет —  выработать усилиями России, Америки, СНГ, ЕС и, возможно, также Индии и Бразилии, единую стратегию преодоления общих угроз и найти, опираясь на экономику знаний, средний путь развития – между ведущей к безволию комфорта экономикой потребления и административно угнетённым рынком постсоветского пространства. Наша страна должна активнее обустраивать собственную жизнь и конструктивнее работать с окружающим её информационным полем.

Фон движения России будет сам по себе оставаться сложным. Получит своё развитие и острая экономическая конкуренция. Некоторое увеличение позитива в восприятии страны к концу периода возможно, но до его преобладания будет ещё далеко.

Мы плохо умеем презентировать себя в информационном пространстве. Мечты же о «сверхдержаве» при высоком уровне бедности и нищеты, низком качестве жизни, гибели культурных объектов, диковатом бизнесе, социальной апатии, неразвитой инфраструктуре и т.п. усиливают недоверие к нам естественных союзников. Чтобы стать союзоспособным, надо умело пользоваться PR. Но прежде — обрести привлекательность в собственном обществе.

Шансы России

За последние сто лет Москве вторично выпала возможность вырваться в лидеры мирового развития. В начале ХХ века индустриальные и финансовые магнаты Европы переносили в Российскую империю свои штаб-квартиры и основные производства. То же делает теперь западный IT-бизнес.

Ближайшее и последующие десятилетия вполне могут стать русскими. Для этого есть все основания: выстоявшая в борьбе с тоталитаризмом богатая и разнообразная многонациональная культурная традиция, широкое понимание творчества, универсальные знания и образование. Космизм культуры, как сознание ответственности за состояние мира, и производное отсюда представление о национальной миссии. Лучше, чем на Западе, сохранившийся духовный и нравственный ресурс. Натренированное историей умение выходить из прорыва и основанный на этом запас позитивной психологической энергетики. Всё то, что именно теперь необходимо для успешной экономики знаний.

Мы были созданы пограничным европейским народом. Подобно испанцам, итальянцам и грекам, с которыми мы относительно легко находим общий язык. Или англичанам, особый оттенок отношений с которыми имеет тысячелетнюю историю.

Пограничная служба, как защитная функция, есть служение во спасение. Именно это качество искони одухотворяло русский характер и его православную веру. Его укорененность в нашей культуре и менталитете доказывает нашу европейскую стать.

Сейчас снова его время: европейская традиция на грани выживания. Следовать нашей миссии мы теперь можем без жертв во имя великой идеи. Построить передовую экономику знаний и дать в ней людям высокий уровень жизни — наш собственный интерес.

Евроатлантическая цивилизация нам не враждебна. Россия изначально её неотъемлемая часть. Наши противоречия стандартны для одного типа развития. Но тяжело подорванная духовная энергия Запада породила у него стойкую аллергию на любое идущее извне мессианство. Нам, русским, надо сосредоточиться не на обсуждении его трудностей, которое стоит вести исключительно со спокойным участием, а эффективно решать наши внутренние проблемы. Не реформировать науку и образование по американскому образцу. Сохранять их фундаментальный характер. Не заимствовать релятивизм. Соблюдать нравственную идентичность, воссоединять расколотое православие. Исполнять свою миссию, выходить в флагманы родной цивилизации, регенерировать её позитивный психологический заряд, заслужить не скепсис и опаску, а почёт и уважение партнёров предстоит кропотливым трудом на благо каждого своего гражданина. Ставить не на лозунги, а на свой успешный пример.

Обеспечение единства, равномерного развития и процветания страны и гражданского общества требует выхода из демографической ямы. Мировой опыт говорит, что материальные стимулы не играют здесь решающей роли. Главное — исправить инфантильную психологическую установку, где смыслом жизни считается непрерывное наслаждение, а ребенок есть ему помеха, на верную, где дети — суть базовый показатель качественного роста, благополучия родителей и семьи и исполнения ими своего предназначения.