Грузинский кризис: в ожидании отставки М. Саакашвили с поста президента Грузии

Диктатура — это государство, в котором все боятся одного,
а один — всех.
Альберто Моравиа

Прокатившаяся в начале ноября по российскому экспертному сообществу волна удовлетворения политической дестабилизацией режима Саакашвили носила ярко выраженный реактивный характер. В разгар грузинского кризиса один из сотрудников Института стран СНГ публично заявил: «Саакашвили обречен». Появились предположения о готовности официального Тбилиси попытаться провести карательную операцию против Южной Осетии и Абхазии. Постепенно, на фоне призывов мэра Москвы немедленно признать независимость Абхазии антигрузинская риторика стала приобретать зловещий характер. Грузинская «заноза» всем изрядно надоела.

В сутолоке мнений и прогнозов как-то остались в стороне серьезные аналитические оценки правящего в Грузии режима, состояния грузинского общества, современного спектра политических мнений в Грузии, крепости уз, связывающих Тбилиси с Брюсселем и Вашингтоном и, что крайне важно для выработки российской политики, реальной востребованности Грузии в стратегических планах и целях России на постсоветском пространстве.

Естественно, можно и дальше иронизировать по поводу отсутствия у российского  государства региональной стратегии в отношении молодых независимых государств–соседей, но реальность такова, что постсоветское пространство буквально на глазах распадается на субрегионы и отдельные государства, анализ внутренней и внешней политики которых требует специализированного странового подхода. Глобализация, помимо втягивания молодых государств в мировые политические и экономические процессы, не приводит к унификации их внутренней и внешней политики, зато раскрывает новые особенности международного политико-экономического позиционирования Украины, Казахстана, Белоруссии, Азербайджана, Грузии и т.д. Параллельно с центробежными тенденциями на постсоветском пространстве задача формирования единой внешнеполитической стратегии России в регионе постепенно теряет свою актуальность.

Однако и страновые «подходы» российской аналитики обросли клише и мифами. Часть государственных режимов, господствующих на постсоветском пространстве, в российском политическом пространстве давно ассоциируется с терминами «продажные», «провокаторы», «антироссийские» и «диктаторские». Одновременно режимы в других странах-соседях, зачастую ведущие не менее «продажную» и «провокационную» политику по отношению к Москве и даже бахвалившиеся своим авторитаризмом, в России упорно оцениваются как «союзнические» и даже «братские».

В разгар грузинского кризиса обратила на себя внимание избирательность подхода российской аналитики к оценке самой политической дестабилизации — из огромного моря фактов, их оценок, характеристик тенденций и взаимосвязей были «выужены» только три «приоритета», в итоге намертво закрепившихся в российских СМИ: вассальный статус Саакашвили по отношению к США (про ЕС в данном контексте почти не упоминалось), авторитарный («диктаторский») характер правящего в Грузии режима (отсюда и особое внимание репрессиям в отношении политических противников Саакашвили — разгоны демонстраций, закрытие альтернативных и оппозиционных СМИ, аресты оппозиционеров и их обвинения в совершении уголовных преступлений и т.д.) и неизменность антироссийского вектора в мировоззрении грузинского истеблишмента.

Контроль современной Грузии со стороны США является практически монопольным, что в последнее время перестало вызывать системную критику у российского экспертного сообщества (пропагандистский мотив сохранился). Действительно, лучше уж кураторство Вашингтона, чем безграничная анархия. Во всяком случае, благодаря присутствию Вашингтона на берегах Куры появляется (пусть пока и теоретическая) возможность абстрагироваться от постоянных внешнеполитических скандалов, что рождаются в Тбилиси в ежедневном режиме, и обсудить насущные проблемы Закавказья «через голову» грузинского президента с непосредственным «смотрящим» из-за океана, оперирующим глобальными категориями и не отягощенным провинциальными амбициями.

В разгар кризиса в его освещении внешними СМИ столкнулись две тенденции. Западные средства массовой информации сделали ставку на «российский след» и практически проигнорировали митинг оппозиции и его разгон. Все события подавались в формате борьбы «молодой грузинской демократии» против «экспансионизма России». Со своей стороны, российские СМИ подчеркивали привязку Саакашвили к США, что позволяло им злорадствовать: «Американский обком уже списал Саакашвили». В итоге, как оказалось, никто никого не списывал.

Американская политика на постсоветском пространстве все больше теряет связность и демократическую пассионарность, постепенно уподобляясь российской постсоветской политике образца второй половины 1990-х годов — у кого в руках сила, тот и люб Москве/Вашингтону. В принципе приверженность демократии и ее распространению в мире не мешало и не мешает Вашингтону вполне лояльно относиться к Баку, Астане или Ашхабаду.

Учитывая, что одной из основных задач, успешно решенных Саакашвили за годы своего президентства, являлось укрепление силовых структур, решение администрации Буша в отношении перспектив сохранения у власти Саакашвили было нетрудно предугадать. Тем более, что США не только профинансировали модернизацию и обучение грузинских ВС и сопутствующих им различных силовых подразделений, но и почти в полном составе в порядке ротации «обстреляли» реформированную грузинскую армию в Ираке.

Грузинские силовики были «вскормлены» из «рук» Саакашвили. Естественно, они были готовы идти за ним в огонь и воду.

На постсоветском пространстве контроль над силовыми ведомствами является ключевым для удержания власти. Армии целенаправленно готовятся к усмирительным функциям и постепенно превращаются в корпуса карателей, воспитанных в традициях жесткого повиновения «кормильцу». Интересная деталь — почти повсеместно в тексты присяги внесены кардинальные изменения. Присягают прежде всего президентам, а уже потом — родине и народу. Cлужба в спецподразделениях, занятых разгоном безоружных соотечественников-демонстрантов, подается в государственных СМИ как пример верности воинскому долгу, чести и другим понятиям, трудно совмещаемым с выполнением сугубо карательных функций.

По всему постсоветскому пространству силовиков постоянно натравливают и фактически  натаскивают на оппозицию. В данном случае Саакашвили ничего нового не придумал, а скорее скопировал политику силовых ведомств в Казахстане, Узбекистане, Белоруссии и т.д.

Кроме того, надо учесть, что Саакашвили вполне эффективно удерживает контроль над Грузией. За последние годы он завершил «зачистку» политического поля, удалив с него реальных конкурентов.

Грузия нужна Европе в качестве страны, обеспечивающей энергетический транзит из Каспийско–Центральноазиатского региона. Учитывая то, что американское руководство делает ставку на транзитно–энергетический статус Грузии, эта страна нужна США, как тыловая база для возможной операции против Ирана. Поэтому на Саакашвили были возложены «комендантские» функции.

Однако необходимо учесть, что в период «постнефтяной экономики» и возможного подключения Ирана к процессам интеграции в глобализирующемся мире интерес США к постсоветскому пространству в целом снизится, что неизбежно скажется как на региональном статусе Грузии, так и на ее дальнейшей востребованности в Вашингтоне. Нового «покупателя» геополитического вектора  Тбилиси пока не предвидится, включая ЕС. Брюссель плотно «завяз» с авансами Украине, и ему будет не до Грузии еще не одно десятилетие.

Остается Турция — вековой противник христианской Грузии, но альтернативы у Тбилиси не останется. Для выработки и реализации собственного «маршрута» в современном мире у Грузии нет ни ресурсов, ни политического влияния.

России Грузия не нужна в принципе. Геополитических интересов у России в Грузии нет. Безопасность коммуникаций через Грузию в сторону Армении, при любом исходе борьбы за власть в Тбилиси, не гарантируется, и в случае очередного обострения российско–грузинских отношений никто в Грузии не сможет остановить разграбление эшелонов в духе второй половины 90-х гг. прошлого века в Чечне. Так что Еревану еще долго предстоит ориентироваться на иранский транзит.

Газопроводы в Грузии «Газпрому» не принадлежат. Использование Грузии в качестве транзитера каспийских и центральноазиатских  энергоносителей от России не зависит, но и объемы данного транзита пока практически не влияют на позиции российских энергоэкспортирующих компаний в ЕС.

Экспансия российского капитала в грузинскую экономику в масштабах Грузии значительна, но по российским меркам несущественна. Кроме того, не исключено, что инвестиции в Грузию частично поступают от этнических грузин (граждан Грузии, постоянно проживающих в России, или этнических грузин–граждан РФ). Во всяком случае, российские инвесторы действуют на берегах Куры по собственной инициативе и, судя по всему, понимают, чем рискуют.

Военно-стратегического значения Грузия для современной России не имеет. Россия не ждет нападения со стороны Закавказья. Возможности оказания через Грузию поддержки сепаратистам на Северном Кавказе ограничены.

Остаются проблемы с обеспечением безопасности граждан России, преобладающих по численности в составе населения Южной Осетии и Абхазии. Между прочим, российскому МИДу давно стоило бы издать некий меморандум и объяснить миру, что людям, проживающим в Абхазии и Южной Осетии, на руках у которых во второй половине 1990-х годов оставались еще советские паспорта, из которых грузинские власти старательно вырывали листы с пропиской, Россия как наследница и правопреемница СССР была просто обязана выдать иные документы, принимаемые во внешнем мире. Естественно, Москва могла выдать этим людям только российские паспорта. Грузинские паспорта абхазы и осетины не могли получить в принципе. Абхазские же документы имеют юридический статус только на территории Абхазии, как самопровозглашенного государства.

Грузия не является ресурсом для модернизации России. Она не интересна России, и Россия не имеет какого-либо политического сценария для Грузии, подразумевающего участие этой страны во взаимовыгодном экономическом сотрудничестве. Кроме того, даже при наличии каких-либо планов в отношении Тбилиси стоит вспомнить, что в политическом плане России не на кого в Грузии опереться. Последние десять лет в этой стране власти и прозападная оппозиция потратили немало сил на выдавливание и даже истребление не только тех политических сил, которые изначально ориентировались на Россию, но даже тех, кто предлагал просто учитывать «российский фактор» в формировании концептуальных подходов к внешнеполитической стратегии Грузии. Это в принципе характерно и для основной массы других стран постсоветского пространства — Казахстана, Азербайджана, Белоруссии, Узбекистана, Таджикистана, не говоря уже о Туркмении.

Причина такого поведения политических классов стран–соседей и по совместительству членов СНГ лежит на поверхности. Легитимность большинства правящих режимов на постсоветском пространстве, грешащих, как правило, авторитарными приемами удержания власти, обеспечивается Москвой или Вашингтоном, но при этом влияние Москвы, включая экономическое и энергетическое, огромно, и оно не может быть компенсировано ни НАТО, ни США. У последних для этого не хватит ни денег, ни сил.

Практически все главы государств СНГ отдают себе отчет в своей зависимости от благосклонности  или равнодушия российского руководства. Поэтому все авторитарные лидеры, те же Назарбаев, Лукашенко, Саакашвили, Алиев и т.д., прилагают максимум усилий, чтобы российский политический класс видел на местном политическом поле только их — либо в качестве единственной политической фигуры, способной выполнить договоренности с Москвой, либо в качестве открытого противника, пользующегося монолитной поддержкой геополитического конкурента России.

Откровенно говоря, при наличии политической воли Москва в силах поменять любое политическое руководство на пространстве СНГ, включая грузинское, но этого не происходит благодаря принципу политической целесообразности. Зачастую «менять» не на кого. Все пророссийское «зачищено» до зеркального блеска.

Традиция полной «зачистки» политической арены от всех пророссийских сил совершенно обесценивает периодически появляющиеся в российском экспертном сообществе лозунги о необходимости работать в политических классах стран постсоветского пространства. К сожалению, грузинский, казахстанский и белорусский опыт подтверждает, что как только на местном политическом поле появляются силы, ориентирующиеся на Москву, или тем более сама Москва начинает искать себе политических партнеров внутри политических элит, так власть и прозападная оппозиция, забыв все свои распри, мгновенно блокируются и, трогательно помогая друг другу, не стесняясь в средствах (включая клевету и спецоперации), ликвидируют любую возможность закрепиться иной геополитике на местном политическом поле.

Интересно, что создавая таким образом моногеополитический оппозиционный ландшафт, оппозиция очень быстро оказывается в роли марионеток внешних сил, которые могут позволить ей приступить к свержению правящего режима, а могут и не разрешить, оставив исключительно представительские функции. Ситуация для оппозиции оказывается совершенно бесперспективной, когда по каким-либо внешнеполитическим причинам Вашингтону, Брюсселю или Москве выгодно считать местную власть демократической.

Безусловно, Запад принципиально не видит в действиях грузинского президента проявлений авторитаризма. В лучшем случае, речь может идти о некотором незначительных эксцессах «молодой демократии», не меняющих культивируемого на Западе имиджа режима Саакашвили как «маяка демократии» на постсоветском пространстве.

Напротив, в России Саакашвили считается классическим диктатором, авторитарным правителем в стиле Лукашенко или даже покойного Туркменбаши. Между тем, обвинения режима Саакашвили в авторитаризме требуют подкрепления. В принципе, не касаясь уникального туркменского опыта создания тоталитарного политического строя, почти все постсоветское пространство не первое десятилетие живет при авторитаризме. Типичный авторитарный строй характеризуется, в частности, формальным отношением властей к свободам граждан (этого у Саакашвили не отнять), а также тем, что созданная система власти не основана на принципах правового государства, не контролируется и не формируется народом.

Сказать, что администрация Саакашвили подчиняется верховенству закона, было бы преувеличением, но не учитывать, что свои действия грузинский президент, профессиональный и талантливый юрист, все-таки облекает в юридические формы, нельзя. Рискуя навлечь на себя гнев коллег, скажу, что и конституция Грузии представляет из себя вполне демократический документ (при том, что это конституция для многонациональной страны, имеющей однопалатный парламент).

Однако трудно согласиться с тем, что власть грузинского президента целиком формировалась народом и народом контролируется. Саакашвили пришел к власти на волне «революции роз», так что его легитимность изначально сомнительна. Проблема в том, что процедура прихода к власти является определяющим моментом, сколько бы раз потом «выбор народа» ни «подтверждался» выборами и референдумами. Кроме того, в авторитарном режиме выборы носят исключительно формальный характер, хотя пока, во всяком случае, на мой взгляд, в Грузии и в самом деле считали голоса. Но легитимность режима Саакашвили практически всецело обеспечивается поддержкой Вашингтона. Стоит напомнить, что в свое время Тбилиси посетил Дж.Буш-младший, как бы «короновавший» Саакашвили в качестве законного президента Грузии.

Авторитарный строй подразумевает доходящую до абсурда централизацию власти и опору на аппарат принуждения, что в современной Грузии присутствует в полной мере, хотя нельзя не принимать во внимание тот факт, что без жесткой вертикали власти отвести Грузию от той политической и социально-экономической пропасти, к которой страна подошла в 2002 году, было бы невозможно. Другое дело, насколько далеко эта централизация зашла, включая влияние административного ресурса в экономике. Тут тоже не все просто, и сравнение с тем же Лукашенко не совсем корректно, так как Грузия — страна рыночной экономики. С этим никто не спорит. Но никто и не забудет, как Саакашвили протащил через тюремные застенки почти весь бизнес-класс республики, вынуждая бизнесменов выплатить власти финансовую дань.

Отношение к оппозиции – вышвыривание ее с политического поля традиционно для постсоветского пространства, и Грузия здесь не является исключением. Хотя при этом оппозицию не уничтожают, что довольно характерно. Дело в том, что в «нормальной» авторитарной системе оппозиция является «стрелочником» и востребована правящим режимом. Состав грузинской оппозиции типичен для авторитарного строя постсоветского пространства — большая часть лидеров являются или бывшими сторонниками Саакашвили или отправленными в отставку высшими номенклатурщиками правящего режима. Их взгляды принципиально не отличаются от взглядов президента Грузии.

Отношение Саакашвили к независимым и оппозиционным СМИ тоже достаточно характерно: ни о каком возврате к реальной свободе слова в Грузии не может быть и речи.

В целом получается, что режим Саакашвили является типичным постепенно развивающимся клоном авторитаризма. Тем не менее, с «налету» полноценным «диктатором» Саакашвили не назовешь. Тем более, что политическая практика преподносит нам массу примеров авторитарных политических систем. Не будет ошибкой утверждать, что в Грузии Саакашвили по-прежнему сохраняет определенную харизму. Помимо впечатляющих внешних данных, Саакашвили для основной массы грузинской общественности является зримым свидетельством «грузинского успеха» — вариантом реального Мимино. Человек проявил себя за океаном, оказался вовлечен в мировую элиту, имел собственное дело, тем более юридическое, в Нью-Йорке, женат на голландке («блондинке!»), проявляющей при каждом удобном случае уважение к традициям и языку страны ее мужа. Саакашвили — зримое свидетельство реальности успеха для любого представителя грузинского политического класса. Российское экспертное сообщество должно учитывать, что для Грузии Саакашвили является выдающимся лидером и оценивать его политический потенциал следует с «холодной головой».

Безусловно, грузинский авторитаризм начинался не с Саакашвили. С распадом Советского Союза Грузия одна из первых ощутила на себе последствия процесса центробежных тенденций и очень быстро новейшая политическая история Грузии продемонстрировала, что процесс распада не остановился на внутренних республиканских границах. Молодое грузинское государство не состоялось. От него отделились автономии, что оказало разрушительное влияние на политический класс республики. Череда глав грузинского государства с явными авторитарными замашками получила свое логичное продолжение в лице юриста Саакашвили, и нет поводов считать, что на нем эта череда, наконец, закончится.

Объективные основания для формирования авторитаризма Саакашвили, как уже указывалось выше, без сомнения существовали и были связаны как с восстановительной, так и преобразовательной функцией власти. Однако очень быстро обнаружилось, что для реального преобразования страны, подтягивания ее хотя бы к среднему постсоветскому уровню жизни (как бы парадоксально это ни звучало) инвестиций не хватает. Кроме того, не хватило и политической воли, и ресурсов поддержки со стороны США и НАТО в решении проблем с сепаратистскими режимами. Отсюда появился ползучий кризис легитимности, который можно было решить традиционным для постсоветских квазиэлит способом — мобилизацией перед угрозой «внешних врагов», опасностью «поглощения» более мощными соседями, «оккупацией» Россией и т.д. Чрезвычайно слабая «доказательная база» подобных «угроз» позволяет сделать вывод о том, что укрепление антироссийского вектора во внешней политике Грузии, доведение его до абсурда (это ярко проявилось во время осеннего кризиса) является свидетельством проявления субъективных, личных целей президента Грузии, его желания сохранить власть во что бы то ни стало. Но, конечно, нельзя считать, что антироссийские настроения Саакашвили не получают отклика в грузинском политическом классе, который, что очевидно, окончательно выбрал западный геополитический вектор.

Востребованность антироссийского вектора в Закавказье, где Запад последовательно занят «выдавливанием» России из южнокавказского энергетического транзитного «коридора», обеспечивает до определенного этапа сохранение за Саакашвили роли «подрядчика» Вашингтона. Со своей стороны, США на длительный период оказываются связаны собственной стратегией с администрацией Саакашвили. В данном случае часто встречающиеся в российских СМИ и экспертных кругах утверждения о том, что США якобы разочаровались в Саакашвили, не соответствуют действительности. Мы можем говорить о взаимозависимости Вашингтона и официального Тбилиси. США, как всегда, попали в ловушку авторитаризма — сменить зарвавшегося лидера оказалось невозможно. Авторитаризм не терпит политических конкурентов, и политическое поле Грузии оказалось «зачищенным» не только для Москвы, но и для Вашингтона. Таким образом, в лице Грузии у США на постсоветском пространстве появилась «собственная Белоруссия», и скоро американская администрация, копируя Кремль, будет ломать голову, что же ей делать со своим «американским Лукашенко».

В упрек американцам, претендующим на монопольное влияние на администрацию Саакашвили, можно поставить то, что они «прозевали» репрессивный компонент («соблазн внесудебной расправы с политическими оппонентами»). Таинственная смерть грузинского премьера Жвания, объявленная «случайной», оказалась в одном ряду «знаковых» смертей и исчезновений политических оппонентов, периодически случающихся на постсоветском пространстве. К их ряду относятся и традиционные «самоубийства» с двумя, а то и тремя пулями в теле (одновременно в сердце и голову) ярких политических деятелей, угрожающих правящим кланам в Казахстане, Украине, Белоруссии, Азербайджане и т.д. Это правило, не имеющее исключения: лидер, зачастую приходя к власти демократическим путем, не может побороть в себе искушение закрепиться у власти путем «ликвидаций».

Стоит отметить, что США вообще свойственны подобные провалы. Американские эксперты плохо  понимают процессы, протекающие на постсоветском пространстве. В принципе, и в других районах мира у наших заокеанских партнеров такие же проблемы. Прозевали, к примеру, Уго Чавеса. Саакашвили является стратегическим проигрышем Вашингтона, но пока США этого не понимают.

Умерщвление политических оппонентов, как правило, сопутствующее открытому уклонению глав государств от реальных расследований, очень быстро превращается в сильнейший стимул для быстрой трансформации «слуги народа» в «раба власти», способствует перерождению режима в авторитарный, а президентской власти — в пожизненную и даже наследственную. Страх гонит всех этих «отцов наций» все дальше и дальше по дороге политических маньяков. Так что жестокость приказа грузинскому спецназу, гонявшему 7 ноября 2007 года оппозицию по тбилисским улицам, не должно кого-либо удивлять. Уйти Саакашвили уже не сможет. Та же проблема у минимум пяти явно засидевшихся президентов стран постсоветского  пространства.

Авторитаризм М. Саакашвили, естественно, не получил еще своей классической законченности. Мы не можем говорить, что грузинский президент постоянно использует исключительно принудительные и силовые методы для осуществления контроля над политическими и социальными процессами в стране. Ноябрьский разгон, при всей своей эффектности и разрушительности для «демократического» имиджа Грузинской республики, пока трудно объявить устоявшейся тенденцией, как бы этого ни хотелось некоторым российским экспертам.

Думаю, Саакашвили выиграет президентские выборы. Причем он их выиграет и при соблюдении всех норм демократии при проведении предвыборной кампании. В данном случае нас интересует, сможет ли Саакашвили подавить навалившийся на него страх потери власти и, прекратив гонения на оппозицию и независимые СМИ, вступить в схватку на равных? Основываясь на политическом опыте постсоветских стран последних десятилетий и учитывая, что между президентом Грузии и оппозицией идеологический конфликт отсутствует, уверен, что Саакашвили не рискнет и при молчаливом согласии Вашингтона проведет предвыборную кампанию в авторитарном формате.

Угрожает ли России победа Саакашвили? Наоборот. В отношении Грузии у России одна задача — как говорится, чтобы не было войны. Вторжение грузинской армии, которая благодаря Саакашвили и США стала самой сильной в своей истории, в Южную Осетию или Абхазию в условиях, когда российско–американский диалог постоянно балансирует на грани конфронтации, было бы катастрофой. Россию и так постоянно втягивают в конфликты по периметру ее границ. Безусловно, это делается сознательно, с расчетом на то, что внешнеполитические амбиции Москвы завязнут на постсоветском пространстве.

Москва неплохо знает Саакашвили, вполне ощущает его потенциальные возможности. Видит, что, несмотря на внешнюю необузданность, грузинский президент вполне управляем и пока не способен на неожиданный блицкриг с Сухуми. С другой стороны, появление у власти грузинской оппозиции сделала бы войну практически неизбежной, так как лучшего способа закрепиться у власти, как мобилизация на борьбу с внешним врагом, не существует.

Выигрыш на январских выборах Саакашвили не несет каких-либо новых угроз России со стороны Закавказья. Действия нынешнего президента Грузии легко прогнозируются, его ресурсы нам известны. Сюрпризы со стороны Тбилиси России не нужны и опасны. Поэтому российскому  политическому классу придется примириться с тем, что политика «отстранения», неуклонного «ограничения» контактов с Грузией в условиях усиления конкуренции внешних сил на постсоветском пространстве является не просто верной, но и выстраданной. Видимо, постепенно придет понимание того, что через определенное время, после разрешения иранской «проблемы», нам придется говорить о судьбе «грузинского мира» с Анкарой.