Место и роль России в структурных изменениях на мировых нефтяных рынках

Современный мир находится в переходном состоянии — от остатков биполярности к многополярности^[n]. Одно из наиболее ярких подтверждений этого мы можем найти в сфере мировой энергетики. На наших глазах происходят крупные тектонические сдвиги на глобальном нефтяном рынке, в которых ясно отражаются происходящие изменения в соотношении мировых сил. Настоящий эпохальный сдвиг в мировом нефтяном секторе не единственный. Первый крупный сдвиг, ознаменовавший начало перехода от монополистического нефтяного рынка (или, точнее, псевдорынка) с фиксированными крайне низкими ценами к рыночной торговле этим важнейшим углеводородным ресурсом, произошел в начале 70-х годов прошлого века. Формальным поводом для «революции нефтяных цен» (многократного их увеличения в одностороннем порядке странами-экспортерами) послужила арабо-израильская война 1973 г. В результате с начала 1974 г. цены на нефть в одностороннем порядке повысились четырехкратно.^[1]

Главная суть этой исторической победы над «семью сестрами»^[2] — крупнейшими англо-американскими нефтяными корпорациями, контролировавшими нефтяной сектор мира, заключалась в том, что отныне непосредственная инициатива и важная роль в процессе ценообразования перешла в руки ОПЕК, созданной еще в 1960 г. Кроме того, указанные события послужили стимулом к национализации нефтяной отрасли в большинстве стран-экспортеров. И все же, хотя формально крупные западные нефтяные корпорации, majors, были потеснены возникшими национальными (в основном государственными) компаниями, вследствие своего технологического и менеджерского превосходства они косвенно сумели сохранить существенную часть контроля над нефтяным сектором и почти абсолютное доминирование в сфере нефтепереработки и международной торговли нефтью. Таким образом, общим итогом того исторического этапа был компромисс между этими majors и странами-экспортерами нефти.

Современный тектонический сдвиг в мировом нефтяном секторе протекает внешне не в столь драматических формах, и многоплановые предпосылки его вызревали в течение целого ряда предшествующих лет, но по сути он представляет собой еще более крупный и значительный шаг в процессе становления глобального нефтяного рынка на фоне кардинального изменения соотношения сил между majors и национальными государственными корпорациями развивающихся и переходных стран. Следующие главные факторы лежат в основе этого драматического сдвига.

Изменилось положение и влияние группы стран, входящих в ОПЕК. Усилия развитых капиталистических стран диверсифицировать источники своего импорта нефти, с одной стороны, и стремление новых развивающихся стран приобщиться к доходному и привлекательному нефтяному бизнесу, с другой, имели своим результатом значительное расширение круга стран-экспортеров, не являющихся членами ОПЕК и, соответственно, уменьшение удельного веса и влияния на нефтяном рынке стран ОПЕК. В 2005 г. на долю стран ОПЕК приходилось 41,7% всего мирового производства нефти, из них на «ударную силу» организации (страны Ближнего Востока) — 31,0%. И хотя доля последних в мировом экспорте нефти составляла 39,7%, она была существенно ниже, чем 11 годами ранее (46,2% в 1994 г.)^[3] ОПЕК понесла существенную потерю и на «азиатском фронте». Некогда значительный экспортер нефти Индонезия, находившаяся в центре мировых баталий 1960-70-х гг. и первая реализовавшая прорыв в монополизме «семи сестер» посредством заключения контрактов на основе раздела продукции с независимыми западными компаниями, теперь стоит перед вопросом «быть или не быть» ей и далее членом ОПЕК. Ее добыча последовательно снижалась все предшествующее десятилетие, и она давно уже стала нетто-импортером нефти, так что нынешнее повышение цен на нефть поставило страну на грань острейшего финансового кризиса^[4]. На снижение эффективности ОПЕК значительное влияние оказывает разнородный состав ее участников, систематическое несоблюдение ими договоренностей по квотам. К тому же организация фактически расколота на сторонников компромиссной линии (во главе с Саудовской Аравией), готовых наращивать добычу для некоторого снижения цен, и противников такой меры (Иран). Известно также, что США еще со времен президентства Клинтона оказывает давление на некоторых членов ОПЕК (как, например, на Нигерию), побуждая их к выходу из организации и кратному увеличению объемов добычи нефти.

Изменилась ситуация и в группе стран-импортеров нефти. Раньше главными потребителями нефти (в целом и импортной в частности) были высокоразвитые капиталистические страны. Теперь к ним присоединились крупные и быстро развивающиеся страны, такие, как Китай, Индия, Бразилия, а также многие другие государства Азии, Ближнего Востока, Латинской Америки. Впечатляющая картина (с интересующей нас точки зрения) создается при сопоставлении десяти наиболее крупных потребителей нефти из развитых и развивающихся стран, соответственно (см. Таблицу 1).

Таблица 1. Мировое потребление нефти в . (в процентах)[5]

Развитые страны Развивающиеся страны США 24,6 Китай* 8,9 Япония 6,4 Индия 3,0 ФРГ 3,2 Мексика 2,3 Южная Корея 2,7 Саудовская Аравия 2,3 Канада 2,6 Бразилия 2,2 Франция 2,4 Иран 2,0 Италия 2,2 Индонезия 1,4 Великобритания 2,2 Таиланд 1,2 Испания 2,1 Турция 0,8 Нидерланды 1,3 Южная Африка 0,6 Всего 43,3 Всего 24,7 *Вместе с Гонконгом.

Из таблицы 1 следует, что по потреблению нефти Китай обошел Японию и вышел на второе место в мире. Особенно впечатляет динамика роста этого потребления. В 1990 г. Китай потреблял всего 2,3 млн. баррелей в день (б/д) против 5,1 млн. б/д в Японии.^[6] Но в то время как в Японии потребление росло плавно и умеренно, в Китае этот процесс развивался скачкообразно и, начиная с 2003 г., Китай стал обгонять Японию, и в 2004 г. разрыв между ними стал весьма существенным: около 7 млн. б/д против менее 5,3 млн. б/д соответственно. Согласно официальным данным Министерства торговли КНР на 2005 г. производство нефти должно было вырасти на 3% и достичь 180 млн. тонн. В действительности же спрос на нефть в КНР в 2005 г. увеличился на 6% и составил 310 млн.т. Таким образом, Китаю потребовалось дополнительно импортировать в 2005 г. 130 млн. тонн.^[7]

Индия, в свою очередь, уверенно обошла Южную Корею и вплотную приблизилась к Германии — крупнейшему потребителю среди европейских стран, причем динамика у этих стран была разнонаправленной. В Германии за прошедшее десятилетие потребление сократилось более чем на четверть миллиона б/д, в то время как в Индии оно выросло на 1,142 млн. б/д.

Существенно увеличилось потребление нефти также в Бразилии, Иране, Саудовской Аравии, Индонезии и др. Эта тенденция, скорее всего, будет нарастать, и к концу уже этого десятилетия соотношение между рассматриваемыми группами стран сильно изменится в пользу новых потребителей.

Уже сегодня можно констатировать важный сдвиг: если раньше было три главных ареала потребителей нефти — Северная Америка (США, Канада), Западная Европа и Северо-Восточная Азия (Япония, Южная Корея, Тайвань), то теперь появилась новая значительная группа быстро развивающихся стран. При этом по удельному весу в мировом потреблении нефти ее «ядро» (страны, доля которых в мировом потреблении составляет 0,5% и выше) уже наступает на пятки ведущей североамериканской группе (25,7 и 27,5%, соответственно), и практически сравнялась с двумя другими — западноевропейским «ядром» (15,5%) и Северо-Восточной Азией (10,3%) вместе взятыми.

Все это означает серьезное ослабление прежней односторонней зависимости стран-экспортеров нефти от индустриальных стран Запада и возможность для них налаживать иные кооперационные связи. Вопреки явному неудовольствию США, Иран ведет переговоры с Пакистаном и Индией о поставках углеводородного сырья, Саудовская Аравия сотрудничает с Китаем. Она уже стала главным поставщиком нефти для Китая, а Китай быстро превращается для нее в крупнейшего покупателя. В свою очередь для Ирана Китай стал вторым крупнейшим покупателем нефти. Уже в 2003 г. 14% всего нефтяного импорта Китая обеспечил Иран, в то время как Китай превратился в главного поставщика оружия Ирану.^[8] Таким образом, постепенно складывается совершенно новый расклад сил на мировой арене. Дипломатическое и силовое давление «супердержавы», угрозы введения эмбарго все более утрачивают свою эффективность, а возможности односторонних акций заметно сужаются, хотя и не исключаются вовсе.

В то же время зависимость США от мирового рынка нефти в последние годы все более усиливается. Неуклонно наращивая потребление нефти и, доведя его сегодня до четверти от мирового показателя, США производят ее у себя дома все меньше и меньше. Некогда крупнейший производитель этого углеводородного продукта, США сначала переместились на второе после Саудовской Аравии место, а с 2002 г. и это место уступили России, и с тех пор разрыв быстро увеличивается.

В 2004 г. США производили в среднем в день 6830 тыс. баррелей нефти, что на 5,5% меньше предшествующего года, а Россия добывала в том же году 9551 тыс. б/д, т.е. на 2,7% больше, чем в 2004 г.^[9] Несмотря на многоплановые меры, предусмотренные в принятом в августе 2005 г. обеими палатами Конгресса США и подписанном президентом Бушем the Energy Policy Actof 2005, тенденцию роста импорта нефти вряд ли удастся остановить. Многие эксперты в США справедливо считают, что пройдет много лет, прежде чем эти меры окажут сколько-нибудь значительное влияние на баланс спроса и предложения в стране.^[10]

Знаменательные изменения произошли также на мировом инвестиционном поле в нефтегазовой сфере. «Новички» (крупные развивающиеся страны) проявляют себя и здесь, причем самым энергичным образом. Их нефтегазовые компании теперь активно действуют в буквальном смысле слова по всему миру, где только пахнет нефтью и газом.

Помимо того, что китайские нефтяные компании усиленно осваивают свой собственный шельф, вступая  с западными supermajors в совместные предприятия и заключая с ними соглашения «о разделе продукции» (уже около трех десятков), с лета 2004 г. китайское правительство приняло решение разрешить и стимулировать инвестиции этих четырех компаний по всему миру — в Азии, Африке, Латинской Америке, на Ближнем Востоке и даже в Северной Америке.

В результате, как это наглядно видно из Таблицы 2, Китаю удалось избежать чрезмерной зависимости от одного традиционного источника импорта нефти, как это имело место, например, в Японии и некоторых других странах Северо-Восточной Азии. Данные этой таблицы свидетельствуют, что структура китайского импорта нефти по своей диверсифицированности ближе к американской. Но вместе с тем есть и принципиальные отличия. В этом легко убедиться, если сравнить страновой перечень источников импорта нефти в США (Таблица 3) и Китае (Таблица 4).

Таблица 2. Источники импорта нефти для главных потребителей (в тыс. б/д)[11]

Из США Европа Китай Япония Проч. Азиатские страны АТР Всего 2002 2005 2002 2005 2002 2005 2002 2005 2002 2005 2002 2005 Канада 1938 2172 10 17 − − 4 6 2 − 1959 2201 Мексика 1532 1647 195 211 − − 12 − 40 32 1966 2065 Ю. и Ц. Америка 2420 2868 274 309 19 107 6 2 115 68 2965 3528 СНГ 210 473 4349 5811 166 398 24 47 214 202 5370 7076 Ближний Восток 2306 2345 3241 3144 785 1360 3942 4269 6385 7466 18062 19821 Сев. Африка 283 547 1768 1959 6 64 73 2 116 109 2620 3070 Зап. Африка 1117 1943 708 696 191 574 77 60 767 765 3134 4358  Вост. и Ю. Африка - - - 26 129 135 30 80 16 25 175 266 Проч. азиатские страны АТР  171 170 94 128 585 626 581 511 271 301 2103 2318 Всего импорт 11357 13525 11895 13261 2042 3384 5070 5225 8622 9507 43628 49906

Таблица 3. Источники импорта нефти в США (в среднем, в тыс. б/д)[12]

1992 г. 2006 г. Алжир 2010 650 Кувейт 1600 171 Нигерия 675 1144 Саудовская Аравия 1756 1464 Венесуэла 1088 1445 Проч. ОПЕК 279 690 Всего ОПЕК 4015 5564 Ангола 332 526 Канада 1059 2276 Мексика 835 1757 Норвегия 122 201 Великобритания 191 284 Виргинские острова 246 323 Проч. не ОПЕК 981 2888 Всего не ОПЕК 3766 8254 Всего импорт 7781 13881

Таблица 4. Импорт нефти Китая в 2006 г. по странам поставщикам (в %)[13]

Саудовская Аравия 16,45 Венесуэла 2,90 Ангола 16,16 Ливия 2,34 Иран 11,56 ОАЭ 2,10 Россия 11,00 Кувейт 1,94 Оман 9,08 Казахстан 1,84 Конго 3,74 Бразилия 1,53 Гвинея-Бисау 3,63 Индонезия 1,47 Йемен 3,13 Аргентина 1,18 Судан 3,34     Примечание: в 2006 г. в Китай было ввезено 145,18 млн. тонн нефти, в том числе из России — около 16 млн. тонн.

Сопоставление этих двух таблиц показывает, что если в течение последних нескольких лет удельный вес стран ОПЕК в импорте США значительно снизился и уступил первенство странам, не входящим в ОПЕК, то Китай смело вторгается в круг стран, рассматриваемых США как ненадежные либо политически неблагополучные и даже враждебные (например, Иран, Судан и некоторые другие).

Еще одно важное изменение на нефтегазовом мировом рынке заключалось в отпочковании сервисных услуг от основной деятельности majors и supermajors. Дело в том, что глобальная мировая экономика породила феномен аутсорсинга, который стимулировал, в свою очередь, тенденцию выделения сервисных услуг в нефтегазовом секторе в самостоятельную сферу предпринимательства. И теперь национальные корпорации любых стран могут прибегать к услугам независимых сервисных компаний, минуя majors. В итоге сегодня деятельность сервисных компаний стала самой доходной и быстроразвивающейся отраслью мирового нефтегазового сектора. Наряду с уже всемирно известными сервисными корпорациями Halliburton, Schlumberger или Baker Hughes как грибы после дождя стали появляться новые быстрорастущие компании. Ярким примером такой новой сервисной компании является российская группа «Интегра», зарегистрированная в Москве, но финансируемая западными инвесторами и возглавляемая Джоном Фитцгиббонсом (John Fitzgibbons). Эта компания является может быть первым успешным примером возрождения такого давно забытого явления, как ассимиляция иностранного капитала, который достаточно массово имел место в начальный период индустриального развития России в конце XIX–начале ХХ вв. За 2-3 года деятельности в России «Интегра» поглотила более дюжины мелким местных сервисных компаний, превратилась в эффективный бизнес, успешно прошла через IPO, и уже расширяет свою деятельность за пределами России.^[14]

Появление независимых сервисных компаний привело к частичному прорыву монополии majors и supermajors на современные технологии и значительному ослаблению международных нефтегазовых корпораций в их противостоянии с национальными государственными корпорациями, особенно в условиях высоких цен на нефть, и сокращению контролируемых западными корпорациями нефтегазовых резервов до 10% от мировых. Теперь уже стали говорить о новых «семи сестрах» — это саудовская Aramco, «Газпром», китайская CNPC, иранская NIOC, венесуэльская PDVSA, бразильская Petrobras и малайзийская Petronas, которые контролируют более трети мировых запасов нефти и газа и около трети их мировой добычи. Международное энергетическое агентство (IEA) прогнозирует, что в ближайшие 40 лет 90% прироста поставок нефти и газа обеспечат развивающиеся страны, тогда как до этого в последние 30 лет 40% прироста приходилось на промышленно развитые страны.^[15] В конце 2006 г. «Файненшл таймс» опубликовала общий список 99 крупнейших компаний мира, составленный на основе исследований известной фирмы McKinsey. В этом списке по рыночной капитализации Saud Aramco вышла на первое место (781 млрд. долларов США), обойдя Exxon Mobil Corporation ($ 439,536 млрд. долларов). Еще три национальные государственные нефтяные компании (мексиканская, венесуэльская и кувейтская) заняли 3-5 места, опередив General Electric Company и Microsoft Corporation. «Газпром» оказался на 8 месте перед Citigroup Inc., а Petro-China Company Limited— впереди Bank of America Corporation, малайзийская Petronas обошла Royal Dutch Shell plc и BP plc и т.д. и т.п.^[16]

Не надо, однако, забывать, что высокая стоимость национальных корпораций объясняется в основном запасами нефти и газа, которыми они располагают. Ведь у Saudi Armaco доказанные запасы нефти в 2005 г. составляли 259,8 млрд. баррелей, а у Exxon Mobil — всего 22,4 млрд. баррелей в нефтяном эквиваленте. Тем не менее, в качественном отношении Exxon Mobil не утратила своего лидерства. Ее 83700 сотрудников, работающих по всему миру, принесли ей в том же 2005 г. 370,7 млрд. долларов дохода, т.е. в среднем по 4,4 млн. долларов на одного работающего, а 54000 сотрудников Saudi Armaco— лишь 150 млрд. долларов (по 2,8 млн. долларов на одного работающего). Очевидно, что Exxon Mobil— гораздо более эффективная компания.^[17] Секрет этой эффективности прост: это не просто традиционная добывающая компания, а «digital oil company» или, как ее называет сам президент Exxon Рекс Тиллерсон (Rex Tillerson) — «High-Techcompany», т.е. компания, интегрировавшая в своей работе энергетику с информационными технологиями. Она наняла на работу более 14000 ученых и инженеров и за последние пять лет инвестировала более чем 3 млрд. долларов США в НИОКР.^[18]

Место и роль России в мировом нефтегазовом секторе

Итак, в результате новых крупных сдвигов последнего времени изменилась вся конфигурация и характер нефтяного рынка: сравнительно узкая его монополистическая структура (как потребителей, так и производителей) стала уступать место своеобразной «нефтяной многополярности». Мировой нефтяной рынок стал превращаться в рынок подлинно глобальный. В этом процессе ключевую роль на сегодняшний день играет Россия.

Во-первых, для этого у России наличествуют достаточно серьезные нефтегазовые ресурсы. Так, по доказанным резервам природного газа на конец 2005 г. Россия прочно удерживала первое место (26,6 % от мировых резервов), за ней с солидным отрывом следуют лишь две страны – Иран и Катар. Первое место занимает Россия и по его добыче – 598 млрд.м³ (21,6 %), что сопоставимо только с показателями США (525,7 млрд. и 19 %). Наконец, Россия является главным экспортером газа по трубе — 151,28 млрд. м³. Правда, в отношении нефти дело обстоит не столь блестяще. Ее доказанные резервы в России на конец 2005 г. составляли всего 74,4 млрд. баррелей или 6,2 % от мировых запасов. По этому показателю Россия стоит на 7 месте после Саудовской Аравии с ее 22%, Ирана (11,5 %), Ирака (9,6%), Омана (8,5%), ОАЭ (8,1%) и Венесуэлы (6,6%). Ближний Восток с его общей 62-процентной долей мировых запасов, естественно, служит потенциальной кладовой нефти для многих районов мира. Несмотря на это за последние 5-6 лет Россия сумела (в общем и целом за счет варварской эксплуатации старых месторождений советского времени) нарастить добычу нефти с 6,178 млн. б/д в >1999 г. до 9,551 млн. б/д в 2005 г., что составило 12,1% мировой добычи нефти.^[19] В декабре 2006 г. добыча нефти в России достигла уже 9,67 б/д. (на 11% больше, чем у Саудовской Аравии).^[20] Все это несколько напоминает лозунг царского времени относительно тогдашнего главного экспортного товара — пшеницы: «Не доедим, но вывезем!». И тем не менее, в свете этих цифр западным политикам и СМИ, неустанно ругающих Россию за мнимое стремление к геополитическому доминированию на энергетической почве (что объективно невозможно для России), стоило бы призадуматься над тем, что если бы не российский нефтяной экспорт, мировые цены на нефть (а стало быть и на газ) были бы значительно выше.

Во-вторых, Россия, возможно, занимает первое место по неразведанным месторождениям нефти и газа. Практически не освоена новая крупная нефтегазовая провинция — Восточная Сибирь и Дальний Восток (на суше разведано только 8% территории и гораздо меньше на шельфе).

В-третьих, немаловажное значение имеет тот факт, что Россия восстановила свою стабильность, консолидировала государственность, в то время как для Ближнего Востока характерны перманентная нестабильность, повышенная конфликтность, что в значительной мере связано с исторической (формационной) отсталостью большинства стран региона. А в условиях их вовлечения в процессы глобализации это чревато продолжительной нестабильностью и конфликтностью, отрицательно сказывающейся на надежности их участия в мировом нефтегазовом секторе. С другой стороны, Россия, ставшая на путь выборочной модернизации своей индустрии и одновременного формирования постиндустриального IT уклада, нуждается в масштабных экспортных доходах от нефти и газа и заинтересована в стабильности и устойчивом развитии мирового нефтегазового рынка, в сохранении разумных, т.е. взаимовыгодных и справедливых цен, учитывающих национальные интересы как потребителей, так и поставщиков.

Вот почему руководство Российской Федерации решило внести в качестве главного вопрос об энергетической безопасности в повестку саммита «восьмерки» в Санкт-Петербурге летом 2006 г.

В процессе подготовки заключительных документов петербургского саммита «восьмерки» наиболее упорные споры (вплоть до последнего дня подготовки перед саммитом) шли вокруг трактовки самого понятия «энергетическая безопасность». Большинство представителей Запада настаивало на одностороннем понимании этого термина как гарантии поставок, т.е. безопасности для потребителей. Россия настаивала на том, что в данном случае, т.е. в случае с энергоносителями, гарантии поставок должны быть дополнены гарантиями спроса, что страны потребители (их правительства и бизнес) должны разделить ответственность и риски с добывающими странами.

Усилиями экспертного сообщества были найдены компромиссные формулировки, позволившие принять на саммите в Санкт-Петербурге Совместное заявление и План действий по обеспечению глобальной энергетической безопасности, в которых была зафиксирована идея взаимной ответственности производителей и потребителей за стабильное и устойчивое развитие мировой энергетики. Но за рамками формулировочного компромисса остались нерешенные проблемы, спор вокруг которых вспыхнул с новой силой вскоре же после саммита и, особенно, в преддверии саммита России-ЕС в ноябре 2006 г., на котором предполагалось начать переговоры по новому Соглашению о партнерстве и сотрудничестве (СПС).

Самое любопытное заключается в том, что брюссельская бюрократия пытается подчинить Россию тому распорядку вещей, который она пока не сумела навязать внутри самого Европейского Союза. Все годы поэтапной реализации Электрической и Газовой Директив ЕС, нацеленных на либерализацию и формирование единого энергетического европейского рынка, заполнены трениями и противоречиями между брюссельской бюрократией, с одной стороны, и национальными правительствами и крупными корпорациями отдельных стран Европы, с другой. Национальным правительствам не очень-то нравится постоянное вмешательство Брюсселя в их внутреннюю «энергетическую кухню». Тем более, что официально действует установка, согласно которой формирование энергетического баланса является прерогативой национальных правительств, которой они на деле и пользуются, несмотря на настойчивые усилия Брюсселя выстроить их в шеренгу «единого антироссийского фронта». На деле реализация Директив идет со скрипом, с опозданиями и энергичными усилиями некоторых национальных правительств и частных корпораций косвенно обойти антимонополистические установка Еврокомиссии. За последние годы происходят процесс перегруппировки сил, рокировка активами, враждебные и дружественные слияния и поглощения, в результате чего вместо прежних национальных вертикально-интегрированных компаний, вынужденных подвергнуться расщеплению функций (обозначаемые английским термином unbundling^[21]) внутри своих стран, на общеевропейском пространстве (и даже с выходом за его пределы) формируются новые намного более крупные вертикально-интегрированные транснациональные корпорации. Многие западные эксперты сходятся во мнении, что в не столь уж отдаленном будущем на всем пространстве ЕС будут доминировать всего несколько (от 5 до 8) олигополистических группировок. Таковы реальные результаты либерализации «по-брюссельски». И судя по всему, брюссельская бюрократия пытается отыграться очередным натиском на Россию и тем поднять свой не очень-то высокий авторитет и, возможно, получить желанные дополнительные полномочия.

В последнее время президент России В.Путин и другие высокопоставленные чиновники исполнительной власти неоднократно разъясняли стратегическую линию страны в области энергетики:

• Россия готова на деле (а не только на словах) активно участвовать в обеспечении глобальной энергетической безопасности;
• Россия готова сотрудничать с иностранными корпорациями — частными и государственными, но только на равноправной и взаимовыгодной основе;
• в обмен на допуск к своим энергетическим активам Россия желает получить соответствующую долю в сфере их транспортировки и распределения. Но на месторождениях стратегической важности Россия сохраняет за собой контроль как минимум над 51% акций;
• Россия считает, что взаимный обмен активами между российскими и иностранными компаниями — это лучший путь к тесному сотрудничеству. При этом Россия более не намерена предоставлять иностранным компаниям лицензии на новые месторождения только для того, чтобы они наращивали резервы и свой международный рейтинг, и по многу лет (иногда больше десятилетия) не выполняли условия по разработке месторождения, записанные в лицензионных соглашениях^[22], или на заключительных этапах освоения месторождений более чем удваивать стоимость проекта (в обычной мировой практике неизбежное удорожание колеблется в рамках 15-20%).^[23]

Все вышеназванные (и многие другие) аспекты энергетической политики России не выходят за рамки общепринятой мировой практики, но почему-то именно по отношению к России, вознамерившейся навести порядок у себя дома, проявляется повышенно нервная реакция. Взять, к примеру, проект строительства газопровода «Северный поток» из России в Германию.

В конце октября 2006 г., помощник госсекретаря Соединенных Штатов по делам Кавказа и Южной Европы Мэттью Брайз в интервью газете Financial Times Deutschland заявил, что газопровод «Северный поток» (ранее именовавшийся Северо-Европейским газопроводом) усилит зависимость Германии от российского газа, что может привести к повторению на немецкой земле ситуации с Украиной. Трудно сказать, чего больше в этом откровенном вмешательстве в дела других стран — невежества или злонамеренности. Ведь строительство «Северного потока» как раз и направлено на то, чтобы «ситуация с Украиной» (или с Белоруссией) больше не повторялась и не создавала энергетическую угрозу для Германии и других стран ЕС. Неудивительно поэтому, что у российского МИД были все основания заявить по этому поводу следующее: «К сожалению, создается впечатление, что за противодействием США сначала «Голубому потоку», а теперь Северо-Европейскому газопроводу стоит не забота об энергетической безопасности Европы, а исповедуемый некоторыми американскими официальными лицами принцип, что хорошие газопроводы — это те, которые идут в обход России».^[24]

Только воспаленное воображение может воспринимать стремление России «развязать» некоторые «транзитные узлы», сооружая совместно со странами потребителями газопроводы, напрямую соединяющие поставщиков и потребителей, как угрозу этим потребителям. Если бы Россия действительно вынашивала подобные планы, то зачем же ей было ввязываться в крупномасштабные инвестиции, да еще допускать компании стран потребителей к совместной разработке новых месторождений у себя дома?

Наблюдая общий ход энергетического сотрудничества между Россией и Западом, трудно отделаться от впечатления некой двойственности: целостная картина этого сотрудничества как бы раздваивается, и все более четко проступают два ее уровня. На первом, верхнем — политическом, дипломатическом и общебюрократическом — идет нескончаемая дуэль, обмен ударами, взаимными обвинениями, угрозами политизированной диверсификации и т.п. Но на втором, нижнем уровне, где осуществляется реальное, а не виртуальное энергетическое сотрудничество между корпорациями обеих сторон, идет размеренная, неустанная работа по созданию совместных предприятий, по обмену активами, оказанию сервисных услуг, заключаются двусторонние и многосторонние соглашения и т.д. и т.п. Здесь действуют бизнес структуры, которые в отличие от идеологизированной и политизированной кабинетной бюрократии в Брюсселе или США руководствуются прагматизмом и реализмом.

Видимо, исходя из этих реалий, бизнес-сообщества, российское руководство и особенно президент Путин, постоянно и непосредственно курирующий энергетические проблемы, удивительно спокойно реагируют на все политические трудности и всю шумиху, периодически поднимаемую на Западе, не теряя веры в здравый смысл, во взаимную заинтересованность народов и бизнеса развитых стран и России в углублении и расширении равноправного энергетического сотрудничества в интересах устранения угроз энергетической безопасности.

^[n] Данная статья представляет собой сокращенный вариант главы учебника «Мировая политика» под ред. С.В.Кортунова, готовящегося к выходу в Издательском доме ГУ-ВШЭ.

^[1] M.T.Klare. Resource Wars. The New Landscape of Global Conflict. N.Y., 2002, pp. 32, 240.

^[2] В группу «семь сестер» к началу 1970-х гг. входили Exxon Corp. (ныне Exxon Mobil), Royal Dutch Shell, Texaco Inc. (впоследствии поглощена компанией Chevron), Chevron, Mobil Corp. (поглощена Exxon), Gulf Oil Corp. (поглощена Chevron) и British Petroleum.

^[3] BP Statistical Review of World Energy, 2004, L., June 2005, pp. 6, 18.

^[4] «Ведомости», 31 августа 2005.

^[5] BP Statistical Review of World Energy, June 2006.

^[6] M.T.Klare, op.cit., p. 114.

^[7] «Oil and Gas Journal», August 8, 2005, p. 5.

^[8] IIAS Newsletter, N 37, June 2005, p. 6.

^[9] M.T.Klare, op.cit., p. 114.

^[10] «Oil and Gas Journal», August 22, 2005, p. 20.

^[11] BP Statistical Review of World Energy, June 2003 and June 2006.

^[12] «Oil and Gas Journal», December 27, 1993, p. 116 and January 22, 2007, p. 59.

^[13] Минэкономразвития России («Business Week Россия», 9 апреля 2007, стр. 25).

^[14] «Petroleum Economist», September 2006, p. 48.

^[15] «Ведомости», 13 марта 2007.

^[16] «Ведомости», 18 марта 2007.

^[17] «Ведомости», 20 декабря 2006.

^[18] «Newsweek» (Special edition), December 2006-February 2007, p. 54.

^[19] BP Statistical Review, pp. 6, 8, 20, 22, 24, 30.

^[20] «Коммерсантъ», 26 февраля 2007.

^[21] Unbundling (англ.) — букв. «разделение»; поглощение крупного конгломерата с целью сохранить только ключевое производство в рамках действующего концерна и продать некоторые или все иные филиалы, чтобы профинансировать поглощение.

^[22] Даже либеральная Великобритания несколько лет тому назад значительно сократила сроки начала разработки новых месторождений с момента выдачи лицензий, угрожая в противном случае лишением лицензии.

^[23] «Коммерсантъ GUIDE», № 213, 15 ноября 2006, стр. 31.

^[24] «Время новостей», 3 ноября 2006.