Блеск и нищета «имперского» гегемонизма США

«Как только большинство считает более надежным

сохранить то, что у него есть, чем стремиться к

сомнительному приобретению того, чем владеют другие,

тогда наступает строй, основанный на праве и разуме».

Иоганн Готлиб Фихте^[1]

После 1991 года США как лидеру мирового сообщества предстояло решить, быть ли ему первым среди равных, опираясь на принцип национального суверенитета или подняться выше всех, контролируя мировое сообщество и манкируя суверенитетом недружественных стран. В данной статье мы попытаемся проанализировать дихотомию «государство — нация», «гегемон — член мировой семьи народов». Именно так встал вопрос перед тремя президентами США, возглавившими свою страну после окончания противостояния с Советским Союзом. И все три (два Буша и Клинтон) ощутили необычайные возможности, не воспользоваться которыми им, президентам, казалось делом, противоречащим интересам Америки.

Вестфальская система: до и после

Легко увидеть сходство предвестфальской модели с американской доктриной гуманитарных интервенций (а сегодня — и превентивных ударов) начала XXI века. Французская дипломатия почти четыреста лет назад — в 1623 году — выдвинула схему, от которой, возможно, не отказались бы сегодня в Вашингтоне. Париж пожелал создать четкую мировую иерархию. Была предложена мировая Ассамблея во главе с римским папой. На второе место предполагался турецкий султан. Непререкаемый авторитет папы не мог решить проблемы примирения с Турцией европейских христианских держав. Только турецкий султан был в состоянии обеспечить общий мир, а кроме того, он выдвигался на второе место в силу своего величия, могущества и богатства. Третьим в иерархии мог стать австрийский император-христианин. Четвертое и пятое места должны были разделить короли Франции и Испании. Шестое место могло быть предоставлено правителям Персии, Китая, Московии. За ними должны были последовать короли Англии, Польши, Дании, Швеции, Японии, Марокко, монархии из династии Великих Моголов, правители Индии и Африки. Сегодня может показаться удивительным, что Англия в этой иерархии поставлена так далеко. Но француз Эмерик Крюсе отмечает, что короли этих стран, среди которых он первым упоминает короля Англии, «не должны оказаться на последнем месте».^[2] Он подчеркивает, что «когда мнения ассамблеи государств, правителей и их послов совпадут либо будут разделены лишь частично, находясь в равновесии, тогда следует призвать парламентариев от имеющих совещательный голос стран, чтобы завершить дебаты и ликвидировать противоречия мирным голосованием. Если же могущественные государи не захотят сделать уступки один другому, то в этом случае будет правильнее решить <...> что либо первый среди них, либо наиболее опытный получит преобладающую над другими власть».^[3]

Мы видим, что желание закрепить иерархическую систему неравенства народов имеет давнюю историю.

Схожесть начала XVII и начала XXI веков объяснима тем, что предвестфальский мир не знал универсальной политической единицы — суверенного национального государства, а мировой порядок основывался на иерархии монархов. Сегодняшний же мир, возникший после бомбардировок Югославии в 1999 году (направленных против суверенного и неагрессивного государства), сокрушает то драгоценное, чего мировое сообщество достигло после кровавой Тридцатилетней войны в 1648 году — запрет на вмешательство во внутренние дела суверенного государства. Оказалось, что поствестфальский мир, как и 350 лет назад, начал отрицать суверенное национальное государство в качестве гарантии от внешнего насилия. А ведь не так давно казалось, что с бесправием уже покончено и принцип cuius regio, eius religio («чья власть, того и религия», лат.) возобладает навечно. Увы, прав был гениальный Фихте: «По-видимому, беспорядок еще возобладает над порядком. Значительная часть людей при всеобщем беспорядке приобретает больше, чем теряет, а у тех, кто теряет, остается надежда, что однажды он тоже выиграет <...> Многие из благ, созданных в наших государствах, еще можно требовать и захватывать, и наконец, если у тебя дома все уже исчерпано, то угнетение других народов и континентов — постоянный и обильный вспомогательный источник».^[4]

Уже в наше время, неполных два десятилетия назад, сорокалетняя холодная война завершилась каскадом событий, знаменовавших невиданное расширение зоны беспорядка. В 1989 году Западная Германия, имеющая на своей территории американские военные базы, поглотила ГДР, а в два последующих года в зону влияния США попали вся Восточная Европа и Прибалтика.

В 1991 году к сепаратистским силам Социалистической Федеративной Республики Югославии потоком пошло оружие из разных точек мира — от Аргентины до Венгрии, и страна «взорвалась». В 1994 году американские морские пехотинцы восстановили власть президента Аристида на Гаити. Вашингтон провозгласил грядущее вхождение восточноевропейских стран в НАТО. В 1995 году Дейтоновские соглашения навязали американское решение в Боснии. Между 1995 и 1999 годами США укрепили свое влияние на огромной территории — от Косово до Восточного Тимора.

На пути от «сверхдержавы» к «гипердержаве» были две ступеньки. На первой президенты Джордж Буш-старший и Билл Клинтон еще не осмеливались идти в отрыв в одиночку. Они укрепляли НАТО и совещались с союзниками. Но на второй ступеньке, в новом веке — при президенте Дж.Буше-младшем — внешнеполитические успехи окончательно ослепили Дядю Сэма. Cплошной триумф создал у США чувство вседозволенности, а у других — чувство невозможности противостоять американской мощи.

В данной ситуации ценность союзников для Вашингтона резко уменьшилась, а уважение к мировому праву исчезло вовсе.

Президент Буш-младший выразил это чувство в желании «действовать самостоятельно» на мировой арене. Он с пренебрежением отнесся к опасности глобального одиночества «гегемона»: «На определенном этапе нашего пути в этом мире мы можем остаться в одиночестве. У меня это тревоги не вызывает. Мы — Америка».^[5]

К осени 1998 года стало ясно, что диктат Америки не поколеблет решимость Сербии сохранить Косово в составе своего государства. В октябре 1998 года главный американский дипломат на Балканах Ричард Холбрук привез в Белград «решающие аргументы» в пользу отказа Сербии от Косово, которые должен был объяснить несговорчивому президенту Милошевичу генерал-лейтенант авиации Майкл Шорт, ответственный за воздушную войну против сербов. Шорт сказал сербскому президенту, что у него «У-2» в одной руке и «Б-52» в другой, выбор за сербами. Милошевичу детально объяснили, что будет означать американская воздушная война против Сербии. И все же сербское руководство отвергло американские предложения. Пусть будет война.^[6]

В войну против Сербии, как и пятью годами позже в войну против Ирака, Соединенные Штаты вступили без санкции Совета Безопасности ООН, собрав «коалицию желающих». В обоих случаях руководители США дали понять, что не считают обязательным условием согласие мирового сообщества на применение силы.

Империя или нет?

Империя — это форма правления, когда главенствующая страна определяет внешнюю и частично внутреннюю политику всех других стран. Кто будет спорить, что современная индустриальная Америка не похожа на аграрный Рим Античности? Но Вашингтон стал уподобляться Риму в обеих указанных функциях. А их осуществление неизбежно ставит задачу создания иерархического порядка, системы организованного соподчинения.

При этом правящей республиканской администрации не хотелось бы называть свою политику имперской. Характеризуя современную Америку, невозможно говорить об империи в классическом виде, эмфатически утверждает нынешний госсекретарь США Кондолиза Райс: «У Соединенных Штатов нет территориальных амбиций и нет желания контролировать другие народы».^[7] Это сказано после войны в Заливе, после Косово и Афганистана — и непосредственно перед вторжением американских войск в Ирак. Подобным же образом и президент Буш, выступая в День ветеранов, открещивался от «территориальных амбиций», заявляя: «Мы не стремимся создать империю».

В империях метрополия контролирует другие нации, она пишет им законы и т.п. Термин «империя» приобрел особую популярность в новое время, в период войны англичан с бурами. Потом термин совершенно запутали марксисты, а их эпигоны потеряли точку отсчета. На протяжении жизни последнего поколения империализмом стали называть любое влияние одной страны на другую, что обесценивало смысловое содержание термина, но придавало ему заведомо негативное звучание. Но, может быть, Соединенные Штаты просто выглядят «излишне амбициозными»? Кондолиза Райс придерживается сходного мнения: что было амбициозного в том, что Соединенные Штаты сделали демократию нормой в Японии, помирили Францию с Германией? Америка распространяла ценности, которые ценила сама. Трумэн и его люди понимали, что Америка не может позволить наличия вакуума в мире.

Но смущение в Америке не повсеместно, и имперское мироощущение стало вновь завоевывать позиции после 11 сентября 2001 года. Для влиятельного политолога Чарльза Краутхаммера, для издателя неоконсервативной «Уикли стандарт» Уильяма Кристола, для популярного ныне аналитика Роберта Кейгана и даже для бывшего главы Всемирного банка Пола Вулфовица в имперских орлах, в имперском влиянии, в самом слове «империя» нет ничего, что заставляло бы опустить глаза. Как написал Уильям Кристол, «если кто-то желает сказать, что мы имперская держава, ну что ж, очень хорошо, мы имперская держава».^[8]

Термин «империя» теряет свое значение антонима терминов «республика» и «свобода». Йельский историк Джон Льюис Геддис призывает трезво оценить ситуацию: «Мы определенно империя, мы более чем империя, и у нас сейчас есть мировая роль».^[9] А как иначе сказать о державе, чьи вооруженные силы расположились в 120 странах, которая контролирует Мировой океан и космическое пространство, тратит на разведку в глобальных масштабах ежегодно более 40 миллиардов долларов, которая свысока смотрит на международные организации?. О державе, которая за последние пять лет вела три войны против стран, не причинивших вреда собственно ей самой и расположенных за десятки тысяч километров от американской территории? Пирамида централизованной мощи в глобальных масштабах, построенная после окончания холодной войны и осуществляющая фактический контроль над миром, иначе определена быть не может.

Термином «империя» в США уже свободно пользуются сплошь и рядом — от правого политического фланга до левого, от Майкла Игнатьева и Пола Кеннеди до Макса Бута и Тома Доннелли. Данное обстоятельство симптоматично: все участники дебатов знают, о чем идет речь — о принуждающей внешней политике, об использовании вооруженных сил США на глобальных просторах, на всех материках и на всех океанах.

Джон Даллес, госсекретарь в администрации президента Дуайта Эйзенхауэра, в середине прошлого века утверждал, что все империи «насыщены великими идейными системами, они излучают такие символы веры, как «явное предназначение», «бремя белого человека». Мы, американцы, нуждаемся в символе веры, который делает нас сильнее, в символе веры такой силы и убедительности, которая заставила бы нас почувствовать, что нами владеет миссия всемирной убедительности, влекущая нас распространить ее по всему свету».^[10]

Создание «неоконсервативной фалангой» нового идейного обоснования американской внешней политики в указанном смысле свершилось вследствие наличия жесткого самоутверждения и желания опередить потенциального противника в стране, которую историк из Университета Пенсильвании Уолтер Макдугал назвал «землей обетованная, государством крестоносцев».^[11]

Конкретика гегемонии

Результатом стала «доктрина Буша» (сентябрь 2001 года), утверждавшая, что «величайшей угрозой свободе является совмещение радикализма и передовой технологии». Солью доктрины стало следующее: «Соединенные Штаты не могут больше полагаться на ответные действия, подобные тому, какие мы предпринимали в прошлом <...> Теперь США готовы к упреждающим действиям ради самозащиты, даже если существует некоторая неясность относительно времени и места вражеской атаки».^[12]

Дело «ответа» активно или пассивно сопротивляющимся взяли на себя неоконсерваторы, один из лидеров, которых, Ричард Перл, безапелляционно заявил, что «мощь Соединенных Штатов всегда является источником всего лучшего на планете».^[13] По словам Чарльза Краутхаммера, цивилизацию от варварства охраняет «не парламентская говорильня, но мощь, а в однополярном мире — американская мощь, применяемая, если это нужно, односторонне. А если необходимо — предваряющими ударами».^[14] Еще более колоритно высказался корреспондент «Ньюсуика» Майкл Хирш: «При всех огрехах роль, которую играют ныне Соединенные Штаты, является величайшим — за многие века — подарком миру. Возможно, это самый большой подарок за всю историю существования человечества».^[15]

Вторжение в Ирак стало первой демонстрацией «доктрины Буша» в действии. Решение начать боевые действия было принято исходя из неверной интерпретации разведданных, из неверной оценки последствий этого вторжения для США.

В Ираке не оказалось оружия массового поражения, и Багдад не имел касательства к «Аль-Каиде». Ирак был оккупирован за три недели, но оккупационные силы столкнулись с упорным и самоотверженным сопротивлением, с рухнувшей экономикой страны, с убийственным соперничеством шиитов, суннитов и курдов. Созданный собственными руками кошмар начал затягивать Америку в опасное болото.

Односторонние действия Вашингтона в отношении не угрожавшей ему суверенной страны смутили даже самых верных союзников США. Повсюду обсуждается вопрос, уместно ли иметь союзником государство, которое готово вести превентивные войны по своему выбору, на основе сугубо собственной интерпретации положения в мире. Как быть, если в международном сообществе суверенных государств сильнейшее из них представляет собой потенциальную угрозу всем остальным? Это еще терпимо, если лидер «мудро осторожен». Но, как выяснилось, то, что кажется мудростью американцам, вовсе не воспринимается подобным образом в других мировых столицах. Америка представляет себя благожелательным «лоцманом» мирового развития, но огромный мир имеет на этот счет другое мнение.

Как в мире ценят суверенитет? Писатель Джон Ле Карре высказался в лондонской «Таймс» о начале войны против Ирака коротко и ясно: «США сошли с ума». Нобелевский лауреат Гюнтер Грасс заявил: «Буш опасен для собственной страны». Ему вторил мэр Лондона Уильям Ливингстон: «Буш представляет собой опасность для жизни всей планеты». Между тем президент Буш-младший, не испытывая и тени сомнений, в своей «Стратегии национальной безопасности» прямо сказал: «Наши ценности свободы хороши и справедливы для всех народов, где бы они ни жили».^[16]

Американский народ в общем и целом воспринял как «приемлемые» потери полутораста человек в ходе боевых действий между Тигром и Евфратом (примерно такими же были потери в афганской кампании). Но американское общество начало испытывать конвульсии после 1 мая 2003 года, когда президент Буш объявил об одержанной победе, а потери американских военнослужащих продолжали расти. Только тогда обозначилась цена отхода от Вестфальской системы, запрещавшей вторгаться во внутренние дела суверенных государств.

Учитывает ли «гегемон» чужие интересы?

В этом вопросе между американцами и остальным миром существуют большие противоречия. Подавляющее большинство американцев (70%) считают, что они учитывают интересы других стран. Мир думает иначе. Даже в Великобритании количество несогласных с приведенной самооценкой американцев насчитывает 61%. Во Франции число придерживающихся такой же точки зрения составляет 84%, в Германии — 69%, в России — 73%, в Турции — 79%, в Иордании — 77%.^[17] По существу, весь мир полагает, что американцы не учитывают чужих интересов, не признают их легитимности.

К приведенному выше мнению о том, что Америка не учитывает интересов других народов, присоединяются теперь уже и сами американцы. Теперь значительно меньше половины американцев и лишь около 30% европейцев поддерживают внешнеполитический курс Джорджа Буша-младшего. То есть американцы видят свою страну как позитивную силу на мировой арене, но этого мнения никак не придерживается остальной мир. Протест «ощетинившегося» мира вызывают не собственно Соединенные Штаты, а американская односторонняя политика, готовая к «предупредительным» односторонним акциям.

Министр иностранных дел ФРГ выразил эту мысль так: «Мировой порядок, в котором национальные интересы сильнейшей державы являются критерием для начала боевых действий, просто нежизнеспособен».^[18] Российская позиция в этом вопросе также достаточно четкая и однозначная. Уже в 2000 году в нашей официальной концепции национальной безопасности появилось предупреждение относительно попыток создать такую структуру международных отношений, которая базируется на доминировании развитых западных стран под руководством США и ориентируется на односторонние действия (включая использование вооруженных сил) при решении ключевых вопросов мировой политики.

Все декларации о приносимых американцами благодеяниях могут найти дружественный отклик в патриотически настроенной американской аудитории, но не у других народов (скажем, у мексиканцев, у которых США отняли половину территории). Британский историк Тимоти Гартон Эш замечает: «Проблема американской мощи заключается не в том, что это американская мощь, а в том, что это мощь. Было бы преступно даже архангелу вручить в руки такую мощь».^[19] За последние 15 лет американцы свергли девять свободно избранных правительств (не обращая при этом внимания на жестокую практику поддерживаемых ими диктаторских режимов). Они свергли правительства Афганистана, Гаити, способствовали этому в Сербии, пошли войной на Ирак, принося в жертву тысячи жителей этих стран. Здесь уже не приходится говорить о том, что после окончания холодной войны Соединенные Штаты навязали серию односторонних соглашений своим повергнутым противникам.^[20]

Как в мире смотрят на гегемона?

Массовое неприятие в мире вызывают американский индивидуализм, коммерческая жадность, откровенный гедонизм, прославление насилия в американской масс-культуре, сексуальная развязность. Уровень преступности в США — выше, чем в любой индустриальной демократии — вызывает шок. Особенно откровенны в этом отношении французы: «С точки зрения европейцев, Америка все еще является варварской страной, Диким Западом, который не знает, как сдержать свое население, как контролировать судей и шерифов».^[21] Ощутив похолодание в отношениях со стороны ближайших союзников, Исследовательский отдел Госдепартамента предпринял исследование этой неприятной для США тенденции. И пришел к следующему выводу: «Половина или даже более половины населения Британии, Франции, Германии и Италии полагает, что американская экономическая система игнорирует слишком много социальных проблем из-за отсутствия страхования по работе и бонусов за занятость».^[22]

Если проследить динамику позитивного восприятия США в период с 2000 до 2004 года, то получаются следующие показатели: Канада в 2000 году — 71%, в 2004-м — 61%, Великобритания — соответственно 82% и 58%, Италия — 76% и 30%, Франция — 62% и 37%, Германия — 78% и 38%, Россия — 37% и 36%, Турция — 52% и 36%, Южная Корея — 58% и 40%.^[23]

Обзор «Евробарометра» в 2005 году показал, что подавляющее большинство французов, немцев и англичан отвергают копирование американской модели. В целом страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) негативно отнеслись к попыткам имитировать американский путь развития.^[24]

Опасная позиция «над остальным миром»

По мнению американских аналитиков, «Соединенные Штаты не могут подвергнуть себя риску отказа от доступа в ключевые регионы, и поэтому будет диверсифицирован и расширен список баз, с которых могут быть начаты боевые операции».^[25] Американская армия ныне разместила 368 тысяч своих военнослужащих в 120 странах. До 11 сентября 2001 года за границей находилось 20% наличного армейского персонала США; через пять лет на воинской службе за пределами страны находилась уже почти половина американской армии.^[26] Десять американских дивизий, как десять имперских легионов, стремятся контролировать огромный мир. Но сил все равно не хватает. Сенатор-демократ Джон Рид предложил призвать на действительную службу семь бригад национальной гвардии, чтобы увеличить армию США еще на 20 тысяч и создать одиннадцатую дивизию.

Расширяется Миротворческий институт армии США в Карлейле (Пенсильвания). Предполагается осуществить «более радикальные изменения в размещении американских вооруженных сил за пределами США, чем это было полстолетия назад, чем было сделано после Вьетнама, после холодной войны».^[27]

В будущем крупные базы (Рамштейн в Германии, Мисава и Иокосука в Японии) станут основой для менее масштабных баз. Огромные запасы военного оборудования будут подготовлены во многих странах для оперативного укомплектования стремительно растущего персонала. Пентагон уже готовит серию новых баз в Азии, Европе, на Ближнем Востоке, в Персидском заливе, в Азии. Наращивается количество совместных учений и маневров на Филиппинах, в Малайзии и в Сингапуре. Здесь американцы уже освоились. На островах Гуам и Диего-Гарсия дополнительно размещены новейшие американские бомбардировщики «Б-2» и крылатые ракеты, запускаемые с подводных лодок. Предполагается, что Вашингтон в условиях примирения с Вьетнамом будет добиваться своего военного присутствия и в этой стране, а также в Индии, где только что подписано стратегическое соглашение, в Южной Азии, в Катаре. «Новые американские базы в Центральной Азии, созданные в ходе афганской кампании, будут оставаться необходимыми Соединенным Штатам на долгое время и для таких долговременных целей, как война с терроризмом и, возможно, контроль над растущим Китаем».^[28]

В Европе Болгария и Румыния предлагают свои порты и аэродромы, «близкие к потенциальным конфликтам на Кавказе, в Центральной Азии и на Ближнем Востоке».^[29] Готовится расширение военного присутствия в Африке — зоне колоссальных потенциальных конфликтов. Размещение двух тысяч американских военнослужащих в Джибути предполагает контроль над Африканским Рогом и шире. Ведутся переговоры о подобных же базах в Западной Африке.

Америка пошла по пути государственной исключительности, о которой бывший глава Всемирного банка и бывший заместитель министра обороны США Пол Вулфовиц сказал так: «Давать знать своим друзьям, что они будут защищены; показывать противникам, что они будут наказаны; а те, кто отказывается предоставить нам помощь, будут сожалеть об этом».^[30]

Кто осмелится перечить Америке? Редактор либеральной «Нью рипаблик» Эндрю Салливэн в упоении писал, что единственное, в чем нуждается Америка, — это «политическая воля и общественная поддержка <...> Единственное, что может остановить Америку, — это только внутриамериканское сопротивление или сдержанность»^[31]. Ему вторит историк Нейл Фергюсон: «Америке не грозят империи-соперники, которые находятся еще в эмбриональном состоянии <...> Угроза может прийти только от отсутствия волевого фактора изнутри».^[32] Не только. Статус Америки как независимой, суверенной и доминирующей державы зависит от общего признания другими странами ее надгосударственного статуса. Америка может оставить статус нации «как все» и подняться на уровень определителя степени чужой суверенности только в случае согласия на это всего мирового сообщества. 192 страны либо будут подчиняться общим правилам, либо пойдут на немыслимое — согласятся со своим урезанным статусом в пользу одной-единственной державы, без особого внимания обращающейся даже с ближайшими союзниками, манкирующей общими договоренностями и организациями. Мировому сообществу уже сейчас приходится переживать колоссальное давление североамериканского гиганта.

НАТО над ООН

Американцы были инициаторами создания как Лиги Наций, так и Организации Объединенных Наций. Неимоверные усилия были приложены для того, чтобы право стало выше силы, чтобы международная солидарность поднялась над партикулярной, узкой межнациональной ненавистью, чтобы суд народов ограничил частные интересы.

И вот впервые за более чем полувековую историю ООН ее американские творцы начинают убеждать мир, что воля, стратегия и действия группы счастливчиков из «золотого миллиарда» не нуждаются в санкции обиженных и менее развитых стран, что США в своих действиях не обязаны спрашивать согласия Совета Безопасности ООН, что силовые действия НАТО автономны, а в смысле эффективности — несоизмеримо выше карающего меча Объединенных Наций.

Пока влияние НАТО, при всей мощи этого блока (миллионы под ружьем, три ядерные державы, громадное число спутников слежения и т.п.), не простирается, скажем, на Китай и на Индию. Но именно в тот момент, когда (и без подсказки Сэмюэля Хантингтона) явственно видно обращение большинства мира к цивилизационным основам (религия, язык, традиции, исторический опыт), США начинают вести себя как самодостаточная величина, как военная сила, покинувшая прежние географические пределы своей «ответственности» и устремившаяся осуществлять полицейские функции вовне. Начиная с 2001 года, колоссальным полем эксперимента стал «Расширенный Ближний Восток», где США стали посягать на суверенные государства.

Американский арабист Фуад Аджами отмечает: «Антиамериканизм в этом регионе являет собой ярость отвергнутого арабского мира».^[33] На Ближнем Востоке не забывают слова президента Буша-старшего, сказанные после того, как американские вооруженные силы сбили пассажирский иранский 'Боинг-747' в 1988 году: «Я никогда не позволю себе просить прощения от лица Соединенных Штатов Америки, и меня не волнует, каковы подлинные факты».^[34] Считают ли американцы жертв своих действий настолько ниже себя? Если жертвы не заслуживают американского извинения, то их эмоции уходят в историческую память.

США выступили против Ирака под предлогом удержать Саддама Хусейна от овладения ядерным оружием. Окружающий мир понял лишь одно: настоящая суверенность — это не виниловое кресло в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН. Это еще и такое оружие, которое исключит вторжение на территорию данной страны. Как минимум такой вывод (после Дели и Исламабада) сделали Тегеран и Пхеньян.

Когда госсекретаря США Кондолизу Райс спросили, почему Германия и Франция противостоят американской политике в Ираке, та ответила: «Скажу вам очень откровенно — мы не понимаем, почему».^[35] Это высказывание свидетельствует о степени глухоты гипердержавы к принципу суверенитета. Ведущая египетская газета «Аль-Ахрам» заявила, что «между декларациями прежних колониальных метрополий и этой, современной, нет никакого различия.^[36]

Но и в самой Америке растет понимание усиливающегося негативизма в отношении США в мире. В 2005 году Пентагон в своей ежегодной «Стратегии национальной обороны» признал, что «лидирующая позиция Америки в мировых делах будет продолжать порождать неприятие, озлобление и сопротивление».^[37]

Ограничить чужие суверенитеты в мегасоюзе

В ноябре 2006 года в Риге произошло превращение Североатлантического альянса в глобальную организацию. Лидеры членов НАТО рассмотрели предложение о переосмыслении роли блока в плане углубления отношений с государствами, не входящими в него, начиная с таких стран, как Австралия, Новая Зеландия и Япония. В основе данного курса лежит инициатива США и Великобритании об установлении «глобального партнерства» между НАТО и неевропейскими странами в целях расширения диалога с другими крупнейшими демократиями мира. Но это лишь первый шаг. Следующей инициативой должно стать открытие доступа в НАТО всем демократическим странам, готовым и способным помочь организации в выполнении ее новых обязательств. Ибо только глобальный союз государств окажется способным справиться с новыми мировыми проблемами.

Данное решение означает изменение статьи 10 Вашингтонского договора, согласно которой только европейские страны могли входить в блок. Кроме того, статья 6 того же договора ограничивала сферу деятельности блока.

Было также отмечено, что в связи с растущей нехваткой личного состава США в Ираке и недостаточного участия Европы в операциях на удаленных территориях НАТО с трудом выполняет свои функции. При этом американцы настаивают на силовом и гуманитарном вмешательстве за пределами Европы.

В августе 2003 года в освобожденном от талибов Афганистане под официальный контроль НАТО перешли Международные силы содействия безопасности (МССБ). Действуя поначалу в Кабуле, а также на прилежащих к нему территориях и не подвергаясь особому риску, МССБ постепенно расширяли зону ответственности на «горячие» области юга страны. Военное присутствие НАТО в Афганистане выросло с пяти тысяч в начале операции до сегодняшних девяти тысяч человек. К концу 2006 года это число предполагалось довести до 15 тысяч.

На данный момент проведение операции в Афганистане — далеко не единственный пример деятельности Североатлантического альянса за пределами Европы. Несмотря на внутренние разногласия по поводу Ирака, блок обеспечил подготовку полутора тысяч иракских офицеров и доставку необходимого военного снаряжения местным силам безопасности. Альянс организовал воздушный мост для переброски пяти тысяч военнослужащих стран Африканского союза, куда входят все 50 африканских стран, в Дарфур и способствовал ротации размещенных там войск. Блок также взял на себя подготовку офицеров и техническое содействие миссии Африканского союза в его штаб-квартире в Аддис-Абебе. Соединенные Штаты и их европейские союзники «пришли к пониманию того, что фокус деятельности альянса смещается из Европы в сторону остального мира. Американо-европейские отношения все больше зависят от событий на Ближнем Востоке, в Азии и Африке» — так сказал заместитель госсекретаря США по политическим вопросам Николас Бернс.

Расширение сферы ответственности НАТО

С расширением географии действий НАТО расширяются и масштабы деятельности этой организации. Сегодня альянс осуществляет операции, которые уже не связаны напрямую с целостностью и безопасностью конкретной территории, но обусловлены более широким толкованием международной стабильности. К примеру, в прошлом году блок переправил по воздуху в пострадавший от землетрясения Кашмир 3,5 тонны припасов, предоставленных участниками альянса и прочими странами, а также оказал населению Кашмира медицинскую и иную гуманитарную помощь. Приходящая в себя от последствий цунами Индонезия получила стройматериалы для сооружения четырех новых мостов. «Поскольку НАТО осуществляет операции на стратегическом удалении, необходим диалог с другими заинтересованными странами, — заявил генеральный секретарь НАТО Яап де Хооп Схеффер. Он выступил с инициативой по превращению Организации Североатлантического договора в «альянс с глобальными партнерами».

Подобное предложение — ожидаемое свидетельство того, что НАТО постепенно склоняется к глобальной модели. Но партнеры — не то же самое, что союзники, и ведение диалога нельзя приравнять к межгосударственному планированию, тренировкам и операциям. Глобальное партнерство — не самоцель, а первый шаг к официальному членству в НАТО. Альянс уже использовал подобного рода многоступенчатый подход в середине 1990-х, на заре сотрудничества с бывшими странами-членами Организации Варшавского договора. На начальном этапе, в рамках программы «Партнерство во имя мира», воинские контингенты указанных стран получили право участвовать в учениях и отдельных миротворческих операциях совместно с членами НАТО.

И хотя некоторые изначально воспринимали такое «партнерство» как приобщение к НАТО, в какой-то мере компенсирующее невозможность стать его членом, вскоре оно превратилось в средство вступления в альянс. Новый проект глобального партнерства должен сыграть сходную роль, подготовив блок к переходу от трансатлантической модели к глобальной. Нет необходимости заранее определять, кого пригласят в НАТО, — нужно лишь решить принципиальный вопрос о допуске в альянс неевропейских стран.

Постепенное расширение НАТО стало казаться его руководству более предпочтительным по сравнению с коалициями, специально созданными для решения возникающих конкретных проблем. Во-первых, европейских воинских контингентов едва хватает для осуществления целого ряда новых миссий в Афганистане, а также в Судане, Конго и других частях Африканского континента. В условиях роста потребности в военной силе чем более многочисленны (и более квалифицированны) союзники, тем лучше. Во-вторых, формальное членство облегчит сотрудничество в рамках военных операций. Именно отлаженность взаимодействия внутри альянса — результат совместного планирования, проведения учений и участия в боевых действиях — позволяет его членам эффективно сотрудничать в кризисных ситуациях.

США значительно опережают своих союзников по эффективности вооружений, однако потенциал американских подразделений максимально раскрывается именно в операциях с теми воинскими частями, которые знакомы им по регулярным совместным учениям.

Как предполагают в Вашингтоне, в новом, расширенном альянсе обязанности Верховного главнокомандующего по-прежнему способен выполнять представитель американского генералитета, а генерального секретаря НАТО — его коллега из любой другой (возможно, даже неевропейской) страны. Вероятность расширения НАТО в будущем, по мнению ряда американских специалистов, поможет обеспечить принятие ряда промежуточных мер наподобие тех, которые предшествовали вступлению в альянс восточноевропейских государств. Такие меры могут включать в себя уже упомянутое глобальное партнерство, а также установление официальных контактов между военными стран-партнеров и Штабом ОВС НАТО в бельгийском Монсе. Американцы считают полезным создать Совет по глобальному партнерству НАТО подобно уже существующему Совету евроатлантического партнерства, который обеспечивает регулярный диалог между всеми членами НАТО и 20 странами-партнерами из Европы и Центральной Азии.

Согласно этой точке зрения глобализация альянса не требует изменения основных параметров структуры, хорошо зарекомендовавшей себя на протяжении многих лет, однако в текст Североатлантического договора следует внести поправки. В особенности это касается статьи 10, допускающей расширение НАТО лишь за счет европейских государств. В настоящее время действие данной статьи распространяется на целый ряд стран, не проявляющих достаточной приверженности принципам демократии и прав человека, например на Белоруссию, тогда как кандидатуры подлинно демократических держав, таких как Австралия и Япония, в соответствии с этой статьей даже не рассматриваются. Приверженность общим ценностям американцы начинают считать более значимым критерием членства в организации, нежели географический. Любая страна, разделяющая цели альянса, должна обладать таким же правом претендовать на вступление, каким наделены центрально- и восточноевропейские государства со времени крушения коммунизма.

Для Соединенных Штатов следование этим принципам не представляет серьезной проблемы, как не представляло проблемы обязательство предоставить протекцию Латвии и Польше, не отвечающим демократическим критериям. Вступлению этих стран в НАТО препятствовали: игнорирование прав меньшинств, неадекватный требованиям НАТО уровень экономического развития и наличие спорных вопросов с соседями. В конце концов официально или неофициально США уже являются гарантом безопасности таких государств, как Австралия, Израиль, Новая Зеландия, Южная Корея и Япония. Но захочет ли Испания либо Эстония взять на себя подобные обязательства в отношении, скажем, Австралии или Японии? Америка заинтересована в том, чтобы ее сателлиты взаимно ограничили свой и чужой суверенитет, признав над собой и над всеми остальными американскую гегемонию.

Суверенность

Суверенность оказалась жертвой не только вырвавшихся вперед стран с неуемными притязаниями. Против суверенности отдельных стран мощной волной выступают «панцивилизационные» объединители, организаторы неприятия бедным Югом богатого Севера, неистовые жрецы «плоской Земли» — глобализации. Для всех них есть нечто более важное, чем независимость, самостоятельное решение своей судьбы, суверенность. Американцы начинают признавать, что «бен Ладен выступает против Америки не за то, что она существуют, а за ее присутствие в Саудовской Аравии, на землях ислама, за то, что она отнимает богатства этих земель, терроризируя их население, превращая базы в Саудовской Аравии в плацдарм контроля над всем регионом и оказывая помощь Израилю.^[38]

Пока немногие страны отваживаются прямо противостоять Соединенным Штатам, но многие государства ощутили отсутствие комфорта в случае контактов с могущественной Америкой, решившей утвердить свое первенство. Некоторые же страны выступили против гегемона открыто. Эпигоны 1990-х годов превратили легитимное орудие военной дипломатии в незаконное дитя национализма, уничтожили тонкую пленку цивилизации, сокрушили Хельсинкский акт 1975 года об абсолютном превосходстве принципа государственного суверенитета, об окончательности европейских границ.

Соединенные Штаты стоят первыми на пути изменения геополитической картины мира, столь благоприятной для ее крушителя. Вот, к примеру, какую позицию обрисовал в 2003 году Роберт Зеллик, представитель США на переговорах в Канкуне (переговоры «Север-Юг»): «В то время как ВТО размышляет о будущем, США не будут ждать: мы двинемся к созданию системы свободной торговли с теми странами, с которыми желаем иметь дело мы».^[39]

Если США не смогут сделать свою позицию безусловного превосходства приемлемой для других, то численность держав, противостоящих им, будет увеличиваться как минимум по трем причинам. Во-первых, Америка видится фундаментально враждебной, и союз с ней будет казаться противоположным национальным интересам. Во-вторых, по ряду вопросов проявятся противоречия, несмотря на то, что будут наличествовать и сближающие мотивы. В-третьих, нагнетается страх перед враждебным проявлением Америкой своей силы. Президент России Владимир Путин высказался в этом духе после встречи с французским коллегой: «Мы считаем, как и президент Франции Жак Ширак, что архитектура будущей международной безопасности должна быть основана на многополярном мире — только такой мир предсказуем и стабилен».^[40]

Сербия сдалась на 78-й день бомбардировок. Но отныне каждый, кто ощущал противодействие Соединенных Штатов, вынужден будет думать о реалистическом противостоянии, которое невозможно на всех «фронтах» одновременно и требует исключительной избирательности. Это ощутили и в Пентагоне. Согласно изданному в 2002 году руководству военного ведомства США «Стратегия национальной обороны» американские вооруженные силы «преобладают в мире традиционных форм ведения войны. Соответственно потенциальные противники США уйдут от вызова Соединенным Штатам посредством традиционных военных действий и перейдут к асимметричным методам, используя свои возможности лишь в избранных пунктах противостояния».^[41] США объявили, что «без колебаний будут действовать в одиночестве ради самообороны, поступая предваряющим образом <...> Защита Америки будет осуществляться без приглашения международных инспекторов, без обращения к Международному уголовному суду, юрисдикция которого не распространяется на американцев и которую мы отвергаем».^[42] Все это прямо указывает на полное игнорирование Америкой международных институтов, которым она, по словам ее официальных лиц, никогда не позволит контролировать себя. Даже когда сразу после 11 сентября союзники США по НАТО объявили задействованной статью 5 Североатлантического договора о том, что нападение на одну из стран-членов НАТО означает нападение на всех, администрация Буша-младшего отвергла эту помощь, объясняя свои действия так: «Чем меньше число тех, на кого тебе нужно положиться, тем меньше разрешений ты должен получить».^[43]

Разумеется, речь идет об обладании ядерным оружием, которое в 1998 году обрели Индия и Пакистан, а в первой декаде XXI века стремятся получить Иран и Северная Корея. Ведущий иранский реформатор Мостафа Таджзаде в этой связи прямо заявил: «Если у нас нет атомной бомбы, у нас нет безопасности».^[44] По мнению американских военных, целью подобной стратегии будет не непосредственный удар по Соединенным Штатам, а, скорее, «использование нетрадиционных методов для подрыва американского влияния, терпения и политической воли <...> чтобы принудить США к стратегическому отступлению в ключевом регионе».^[45]

Соединенные Штаты будут мировым лидером еще долгое время. Вопрос в том, как другие страны станут воспринимать американское поведение в мире. Что будет, если они ощутят угрозу? Как сказал в 2003 году президент Ирана Мохаммад Хатами: «Нам говорят, что следующей жертвой будет Сирия. Но, по нашим расчетам, ею будем мы». В Тегеране при этом понимают, что ни один американский президент не рискнет подставить американскую территорию под ядерный удар возмездия ради свержения любого иноземного правителя.

Стратегическая усталость

Только на шестом году правления президент Джордж Буш-младший вымученно сказал, что реализация внешней политики — «тяжелая работа». В Вашингтоне наконец заговорили о том, что «сократившийся торговый вес Соединенных Штатов в ВТО ныне исключает успешный односторонний курс этой страны в ней».^[46] Киотский протокол к концу правления Буша-младшего стал обсуждаемой темой. То же можно сказать и об Оттавской конвенции о запрещении противопехотных мин, Статуте Международного уголовного суда (МУС). Всем стало очевидно, что американское игнорирование этих договоренностей не «убило» их.^[47] Как отметил американский эксперт С.Уолт, «прочие делегации ощутили, что надо остановить практику уступок Соединенным Штатам — те никогда не будут полностью удовлетворены и в конечном счете так и не подпишут международный договор о МУС. Решено идти вперед самостоятельно».^[48]

При этом стало заметно, что, например, Кондолиза Райс в какой-то степени отошла от еще недавно демонстрируемого ею пренебрежительного отношения к международным организациям.

В Вашингтоне стало допустимым говорить об уходе из Ирака и Афганистана, даже если повстанческое движение не будет задавлено ни в одной из этих стран. Прессинг в отношении Северной Кореи, Ирана, Сирии, Венесуэлы ослаб. В практику США возвратился традиционный упор на Госдепартамент как на главного проводника внешней политики страны.

Мир оказался упорнее и самостоятельнее, чем думали либеральные американские империалисты пять лет назад. Да и их готовность «покончить с тиранией в нашем мире» оказалась небеспредельной. Соединенные Штаты остаются экономическим гигантом, но в этой все еще могучей стране обнаружились тревожные симптомы: огромный внутренний долг; разбалансированность внешней торговли; разрыв между бедными и богатыми; усиливающаяся «эмиграция» целых профессий за пределы США, в страны со значительно более низким жизненным уровнем, например сборочных заводов США в Мексику; усиление международной конкуренции.

Но наиболее ощутимой для США является «сегодняшняя политическая стоимость имперской экспансии — именно она приводит к усталости американской государственной машины, более ощутимой даже, чем начавшая ощущаться экономическая стоимость имперских предприятий».^[49]

Быть единственной супердержавой (а не нацией «как все») — значит постоянно находиться на передовой линии огня. Вашингтон явно не ожидал, что самостоятельность, обернувшаяся одиночеством, окажется столь болезненной. Стратегическая задача «доминирования по всему спектру» оказалась изнурительной. Почти инстинктивно реализации этой цели воспротивились Европейский союз, Китай, Россия, Индия, Бразилия.

Внутри республиканской администрации идет борьба, и похоже, что побеждают те, которые, по словам политолога Джозефа Ная, отводят военному ведомству США ограниченную функцию: «Вломиться в дверь, избить диктатора и возвратиться домой, а не приступать к тяжелой работе создания демократического общества».^[50]

Даже если Соединенные Штаты произведут более серьезную (чем просто создание министерства внутренней безопасности) внутреннюю мобилизацию — и идеологическую, и материальную — все равно реальным фактом будет оставаться стремительное усложнение мира, выскользающего из-под контроля даже самого могущественного государства. У США нет инструментов, воли и психологического настроя на постоянной основе вмешиваться во внутренние дела бесчисленного множества государств, заниматься постоянным мониторингом происходящих в этих государствах внутренних процессов, а также регулярно прибегать к неблагодарному силовому вмешательству.

Не нужно быть пророком, чтобы в данном случае предсказать будущее: не входящие в НАТО страны так или иначе начнут координировать свои силы, и это поставит предел возвышению части над целым, региональной военной организации Североатлантического союза над международным сообществом. Площадкой испытания сил НАТО сегодня является Афганистан, где повстанческое движение так и не было поставлено на колени. И весь мир смотрит на Ирак — чем заплатит он за утрату суверенитета?

^[1] Фихте И. К вечному миру. Философский проект Иммануила Канта // Трактаты о вечном мире. СПб., 2003. С. 248.

^[2] Крюсе Э. Новый Киней // Трактаты о вечном мире. С. 91.

^[3] Там же. С. 91-93.

^[4] Фихте И. Указ. соч. С. 248.

^[5] Цит. по: Daalder I., Lindsay J. America Unbound: The Bush Revolution in Foreign Policy. Washington: Brooking Institution Press, 2003. P. 86.

^[6] Daalder I., O'Hanlon M. Winning Ugly: NATO's War to Save Kosovo. Washington: Brookings Institution Press, 2000. P. 57.

^[7] Tolson J. The New American Empire? // U.S. News and World Report. January 13, 2003. P. 35.

^[8] Nye J. U.S. Power and Strategy After Iraq // Foreign Affairs. July-August 2003. P. 60.

^[9] Tolson J. The New American Empire? // U.S. News and World Report. January 13, 2003. P. 37.

^[10] Pruessen R. John Foster Dulles: The Road to Power. New York: Free Press, 1982. P. 200.

^[11] McDougal W. Promised Land, Crusader State. New York, 2002.

^[12] Bush George W. Statement by the President in His Address to the Nation. Washington, D.C., September 11, 2001.

^[13] Walt S. Taming American Power. The Global Response to U.S. Primacy. New York: W.W. Norton and Company, 2006. P. 72.

^[14] Krauthammer Ch. Democratic Realism. Washington: Aei Press, 2004. P. 5.

^[15] Hirsh M. At War With Ourselves. New York: Oxford University Press, 2003. P. 39-40.

^[16] National Security Strategy of the United States, 2002. P. 34.

^[17] Сводные данные американских аналитических центров см.: www.people-press.org (данные за 2006 год).

^[18] The Economist. May 17, 2003. P. 45.

^[19] Ash T.G. The Peril of Too Much Power // New York Times. April 9, 2002.

^[20] Walt S. Taming American Power. P. 89.

^[21] Lacorne D. The Barbaric Americans // Wilson Quarterly. Spring 2001. P. 53.

^[22] Dean A., Demeri M. Europeans and Anti-Americanism: Fact vs Fiction. Washington: U.S. Department of State. OfficeofResearch. September 2002. P. 26-27.

^[23] Сводные данные американских аналитических центров за 2006 год, см.: www.people-press.org.

^[24] Eurometer. Spring 2003. P. 6.

^[25] Campbell K., Ward C. New Battle Stations? // Foreign Affairs. September-October 2003. P. 99.

^[26] Thompson M., Duffy M. Is the Army Stretched Too Thin? // Time. September 1, 2003. P. 36.

^[27] Campbell K., Ward C. New Battle Stations? P. 95.

^[28] Ibid. P. 98.

^[29] Ibid. P. 97-98.

^[30] Wolfowitz P. Remembering the Future // The National Interest. Spring 2000. P. 41.

^[31] Sullivan A. Unbound: Liberation's New World Order // www.andrewsullivan.com April 14, 2003.

^[32] Ferguson N. Colossus: The Price of America's Empire. New York: Penguin, 2004. P. 29, 302.

^[33] Ajami F. Iraq and the Arab Future // Foreign Affairs. January-February 2003. P. 2-4.

^[34] Newsweek. August 15, 1988. P. 34.

^[35] Workshop on the Future of Transatlantic Relations. Bertelsmann Foundation Transatlantic Strategy Group. Frankfurt, July 17-18, 2003.

^[36] Ottaway M., Carothers Th. The Greater Middle East Initiative: Off to a False Start // Policy Brief 29. Washington: Carnegie Endowment for International Peace, March 2004.

^[37] The National Defense Strategy of the United States of America. Washington: Department of Defense, March 2005. P. 5.

^[38] National Commission on Terrorist Attacks Upon the United States (The 9/11 Commission). Outline of the 9/11 Plot. Staff Statement. June 16, 2004.

^[39] Zoellick R. America Will Not Wait for the Won't-Do Countries // Financial Times. September 22, 2003. P. 23.

^[40] Известия. 9 февраля 2003.

^[41] The National Defense Strategy of the United States of America. P. 2.

^[42] The National Security Strategy of the United States of America. Washington: Department of Defense, March 2005. P. 3.

^[43] New York Times. October 7, 2001.

^[44] Takeyh R. Iran Nuclear Calculations // World Policy Journal. Summer 2003. P. 40.

^[45] Arreguin-Tofi I. How the Weak Win Wars: A Theory of Asymmetric Confict. Cambridge: Cambridge University Press. 2005. P. 57.

^[46] Wijkman P.M. U.S. Trade Policy: Alternative Tacks or Parallel Tracks? // Unilateralism and U.S. Foreign Policy. D. Malone and Y.F. Khong, eds. Boulder: Lynne Riener Publisher, 2003. P. 271-272.

^[47] В связи с данным тезисом автора следует уточнить, что Россия в 2000 г. подписала, но до сих пор не ратифицировала Статут Международного уголовного суда (США свою подпись под Статутом вообще отозвали). Что касается позиций России и США в отношении Конвенции о запрещении противопехотных мин, то обе страны (наряду с Китаем, Индией, Ираном, Пакистаном, Израилем, Финляндией и многими другими) даже не подписали ее (Примечание администрации Клуба мировой политической экономики).

^[48] WaltS. Op. cit. P. 151.

^[49] Fuller G. Strategic Fatigue // The National Interest. Summer 2006. P. 38.

^[50] Nye J. Op. cit. P. 67.