Глобальные вызовы и угрозы XXI века

Новый этап в истории человечества

На рубеже III тысячелетия нашей эры человечество вступило в качественно новый этап своей истории.^[1] Его отличием от всех предыдущих является неоднозначность основного вектора дальнейшего развития, который может вести как к беспрецедентному материальному и духовному расцвету, так и к глобальному кризису, грозящему гибелью человеческой цивилизации, если не жизни на Земле вообще.

Характерно, что мрачные пророчества о якобы неминуемом «конце света», являющемся божественной карой за грехи людей, но сохраняющем надежду на вечное блаженство для немногих праведников, свойственны почти всем великим религиям, в частности, христианству, с его легендами о всемирном потопе, гибели Содома и Гоморры, Апокалипсисе.

Подобное катастрофическое мироощущение при всей его мифологичности подкрепляется ныне бесспорно установленными наукой фактами: за 4 млрд. лет, прошедшие после формирования нашей планеты, с ней неоднократно происходили катаклизмы космического масштаба — столкновения с другими небесными телами (осколками астероидов) или падение крупных метеоритов диаметром в несколько десятков километров. Результатом оказывались чудовищные взрывы, которые приводили к длительному нахождению в атмосфере плотного слоя дыма, пепла и пыли, не пропускавшего солнечное излучение. Вызванный этим парниковый эффект приводил к резкому потеплению климата, высыханию почв и испарению водных поверхностей, крайне затруднявших выживание живых существ. Геологи и палеонтологи считают, что такие катаклизмы имели место как минимум дважды — 230 и 65 млн. лет назад, приводя к гибели до 90% всех существовавших ранее видов флоры и фауны. Во втором случае именно с этим связывают исчезновение динозавров.

Другими причинами резких колебаний климата астрофизики считают изменения наклона оси вращения земного шара к плоскости его околосолнечной орбиты и перевороты магнитных полюсов, происходящие регулярно с интервалом в несколько сотен тысяч или миллионов лет. Хотя механизм этих явлений еще неясен, многие ученые связывают именно с ними периодические оледенения значительной части земной поверхности. Полярные шапки льдов расползались тогда вплоть до нынешних субтропических широт, круто меняя среднегодовую температуру в сторону похолодания со всеми вытекающими из этого последствиями.

Многие факты говорят о том, что Земля вступает ныне в очередную полосу существенных изменений условий существования жизни на планете. Потепление климата в связи с выбросом в атмосферу газов с парниковым эффектом, учащение землетрясений, ураганов, цунами, исчезновение лесов, опустынивание, гибель сотен тысяч видов растений и животных, обедняющая генетический фонд биосферы — все эти грозные явления не могут не внушать серьезной озабоченности.

В отличие от предыдущих катаклизмов планетарного масштаба эти изменения, которые могли бы быть смягчены или даже предотвращены с помощью достижений современной науки и техники, оказываются не столько результатом действия слепых сил природы, сколько жизнедеятельности самого человека. Катастрофы все чаще приобретают не столько природное, сколько техногенное и антропогенное происхождение, являясь следствием коренных сдвигов во взаимоотношениях человека с природой и самих людей между собой.

Стремительный, но крайне неравномерный рост народонаселения сталкивается с ограниченным объемом возобновляемых природных ресурсов, необходимых для увеличения производства материальных благ, и безвозвратным разрушением окружающей среды. Глобализация производства, торговли, финансовых и информационных потоков, небывало стимулирующая производительность труда на основе высоких технологий, усугубляет в то же время контрасты в уровнях развития разных стран и их демографической динамике. Эти контрасты порождают мощные волны миграций, следствием которых оказываются как прогрессирующее смешение рас, народов, культур, так и стремление их к утверждению своей идентичности, вызывающее острые межэтнические и межконфессиональные конфликты, чреватые угрозой «столкновения цивилизаций».

Материальный прогресс человечества все более заметно опережает духовный, жесткая конкурентная борьба за выживание провоцирует в сознании людей психологические стрессы, ведущие к росту взаимной агрессивности, экстремизма и фанатизма, актами насилия к окружающим. Несмотря на суровые уроки двух мировых и холодной войн, не раз ставивших человечество на грань коллективного самоуничтожения, мир начала XXI в. продолжают сотрясать десятки неуправляемых вооруженных конфликтов, международный терроризм, организованная преступность.

Тем не менее, пессимистические сценарии будущего, которыми изобилует современная футурология, нельзя относить к разряду «самооправдывающихся пророчеств». История мировой цивилизации, насчитывающая всего 5-6 тыс. лет, убедительно доказала, что перед лицом смертельной опасности люди всегда находили в себе силы искать и находить выход из самых, казалось бы, безнадежных ситуаций. Есть все основания считать, что так будет и сейчас — если, конечно, международное сообщество вовремя осознает масштаб беспрецедентных вызовов и угроз и сумеет выработать соответствующую программу действий.

Проблемы народонаселения

Среди этих вызовов наиболее приоритетным следует считать рост народонаселения планеты при все более резкой неравномерности его распределения по странам, регионам, континентам.

Современная палеонтология считает, что биологический вид homo sapiens сформировался в Африке около 2 млн. лет назад. За последние 60 тыс. лет он постепенно заселил все континенты земной суши, значительно изменяясь в ходе эволюционного развития с учетом естественного отбора в различной среде обитания.

Решающим фактором роста численности людей являлась их способность, в отличие от других приматов, адаптироваться к самым различным природным и климатическим условиям — от тропических до полярных за счет прогресса производительности труда с помощью орудий и инструментов. Важнейшими вехами на этом пути стали овладение огнем, переход от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию, от кочевого к оседлому образу жизни, все большему разделению труда, специализации и обмену, возникновение на этой основе семьи, собственности, государства.

При возникновении 5-6 тыс. лет назад первых цивилизаций основная масса людей была сосредоточена на берегах великих рек, служивших источником для ирригационного земледелия и оседлого животноводства — Нила, Тигра и Евфрата, Инда, Хуанхэ. К началу I тысячелетия н.э. в мире насчитывалось, по приблизительным подсчетам, 200-250 млн. человек, из которых более половины (примерно по 60 млн.) приходились на два основных цивилизационных ареала — Римскую империю на западе (Европа, Ближний Восток, Северная Африка) и Китайскую на востоке (северо-восточная Азия). Остальное население сосредоточивалось главным образом в сасанидском Иране (Парфия), Кушанском царстве, империи Маурьев, затем Гупта в Индии. На долю Северной и Южной Мезоамерики и Африки оставалось не более 15-20 млн. человек.

К началу II тысячелетия по христианскому летосчислению мировое население удвоилось, достигнув 500 млн., распределенных на три части — 100 млн. в империи Карла Великого и Византии в Европе и Малой Азии, примерно столько же в Китайской империи династии Сун, Арабском халифате Омейядов, Иране и Индии.

Спустя еще тысячу лет — к началу ХХ в. население планеты уже не удвоилось, а утроилось, составив 1,5 млрд. человек (по 400 млн. в Европе, включая Россию, Индию и Китай, 250 млн. — в Оттоманской империи, остальные в Америке, Африке, Японии).

Однако с середины XIX в. темпы роста мирового народонаселения резко ускорились. В 1850 г. оно составляло 1 млрд. человек, в 1900 г. — 1,5 млрд., в 1950 г. — 3 млрд., в 2000 г. — 6 млрд., приближаясь ныне к 6,5 млрд. человек. Только за один ХХ в. население планеты увеличилось в 4 раза, т.е. больше, чем за предыдущие 900 лет! Причем этот стремительный демографический рывок произошел вопреки огромным людским потерям в двух мировых войнах (30 и 50 млн. убитых), пандемиям (одна эпидемия «испанского» гриппа в 1920 г. унесла 50 млн. жертв), революциям, гражданским войнам, массовым репрессиям, геноциду (еще 100 млн.).

Демографы объясняют причины данного феномена поочередной сменой трех типов динамики народонаселения.

Первый предполагает сочетание высокой рождаемости с высокой смертностью, особенно детской, в первобытных, рабовладельческих и раннефеодальных обществах Средневековья. Средняя продолжительность жизни не превышает 30-40 лет, а для удвоения численности населения требуются несколько поколений (100-200 лет). Ныне этот тип сохраняется лишь в самых отдаленных, изолированных от внешнего мира уголках планеты — среди аборигенов Новой Гвинеи, Океании, коренных жителей Центральной Африки или индейцев Амазонии.

Подрыв статичного равновесия между численностью населения и объемом производства продовольствия при такой модели компенсируются голодом, эпидемиями чумы, холеры, оспы, межплеменными войнами. Но бывали случаи, когда резкое изменение данного баланса — например, длительные засухи в местах обитания скотоводов-кочевников) приводили к завоевательным походам с востока на запад в начале I тысячелетия нашей эры — гуннов, арабов, монголов, тюрок и т.д. («великое переселение народов») на более развитые земледельческие страны — Китай, Индию, Европу.

Второй тип демографического развития характеризуется значительным сокращением смертности, особенно детской, при сохранении по инерции высокой рождаемости. Его наступление связано с распадом традиционных аграрных обществ под ударами первых промышленных революций, урбанизацией, прогрессом медицины и образования, в том числе женщин.

Все эти причины вызывают аграрное перенаселение и отлив сельского населения в города, характерный для начальной стадии развития капитализма в Европе, далеко опередившей тогда по приросту населения остальные континенты. Необходимость поиска работы из-за кризиса традиционного ремесла питала после Великих географических открытий колониальную экспансию европейских держав и массовую эмиграцию западноевропейцев в заморские владения — Южную и Северную Америку, Австралию, Южную и Северную Африку, а русских — в Причерноморье, Сибирь, Дальний Восток (за четыре столетия площадь российской державы выросла в 36 раз, население — в 10 раз).

Именно такая модель демографического взрыва типична сегодня для большинства развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки. Структуры традиционного аграрного общества были подорваны там сначала колониализмом, а затем деколонизацией. На фоне кризиса натурального хозяйства и разбухания мегаполисов численность населения удваивается за 40-50 лет на протяжении жизни двух, порой одного поколения, а «надежда на дожитие» возрастает в тех же пропорциях. В этих условиях массовые миграции населения происходят главным образом уже не с востока на запад, а с юга на север — из менее развитых, бедных, но демографически весьма динамичных стран с преимущественно молодым избыточным населением в богатые промышленные и особенно постиндустриальные страны, где динамика роста населения неуклонно снижается.

Эта третья стадия демографической эволюции, характерная с последней трети ХХ в. для Европы — как Западной, так и Восточной, включая Россию, Японии, в меньшей степени США — характеризуется сочетанием низкой рождаемости с еще более низкой смертностью, которое ведет к абсолютному сокращению населения.

Причины, которые объясняют отрицательную динамику народонаселения, не имеют ничего общего с биологическим вырождением — они носят социально-экономический и ментальный характер. Индустриализация и урбанизация сопровождаются дальнейшим значительным повышением жизненного и образовательного уровня, включением женщин в производственную, общественную и культурную жизнь. В современной Европе они составляют почти половину всего самодеятельного населения. В результате средний возраст женщин, принимающих решение о рождении детей, повысился в Европе за последние полвека с 19-20 до 27-28 лет, что не могло не отразиться на их плодовитости.

К этому добавляются широкое распространение семейного планирования благодаря эффективным противозачаточным средствам, кризис моногамной семьи (на 3 брака приходятся 1-2 развода), значительное увеличение в связи с этим числа одиноких мужчин и женщин, семей с одним родителем. Сопротивление этим тенденциям со стороны христианских конфессий оказалось менее эффективным, чем, например, ислама.

Давно ушло в прошлое использование крестьянами, удельный вес которых в населении упал до 3-5%, взрослых детей как даровой рабочей силы в хозяйстве, пенсионное обеспечение подорвало прежнюю взаимозависимость поколений.

Перечисленные факторы отразились на главном показателе рождаемости — коэффициенте фертильности (плодовитости), который измеряется средним числом детей на женщину, способную по возрасту к деторождению (16-54 года). Для замещения выбывающих поколений, т.е. простого воспроизводства численности населения он должен составлять не менее 2,1 — ниже этого порога рождаемость не компенсирует смертность, а численность населения сокращается абсолютно.

В настоящее время этот коэффициент, составлявший полвека назад — в годы т.н. «бэби-бума» первых послевоенных лет 2,5-2,6, опустился ныне в среднем по Евросоюзу до 1,4, а в некоторых странах еще ниже (в Чехии, например, он составляет 1,2), тогда как в Африке он в 3,5 раза выше, достигая 5,27.

В то же время смертность в высокоразвитых странах заметно снижается, а средняя продолжительность жизни («надежда на дожитие») при рождении) растет. Средний француз, родившийся в 1961 г., мог рассчитывать прожить до 65 лет, француженка — до 71 года, а родившиеся в 2003 г. — соответственно 76 и 83 года. Таким образом, средняя продолжительность их жизни увеличилась на 11-12 лет. Мировыми чемпионами долголетия стали Япония (81 год у женщин и мужчин), в Европе — Швейцария и Швеция (80 лет) при среднем уровне по ЕС порядка 78 лет, а в США — 77 лет.

Среди промышленно развитых стран негативным исключением по части уровня смертности и средней продолжительности жизни является Россия, где мужчины живут в среднем 59 лет, а женщины — 72 года. Это заметно ниже, чем в Китае, большинстве стран Латинской Америки, арабского мира и сравнимо лишь с беднейшими государствами Африки. Именно высокая смертность (среди мужчин) еще больше, чем низкая рождаемость, обусловливает неуклонную депопуляцию России, население которой ежегодно сокращается за последние 15 лет в среднем на 750 тыс.–1 млн. человек. Корни этой национальной катастрофы уходят не только в трагедии прошлого — колоссальные потери в двух мировых и гражданской войнах, массовые репрессии, несколько волн эмиграции, но и социальные явления современности — алкоголизм, наркоманию, преступность, самоубийства (по количеству самоубийств на 1 тыс. жителей Россия занимает второе место в мире), производственный, транспортный и бытовой травматизм, резкое ухудшение медицинского обслуживания.

Увеличение средней продолжительности жизни европейцев, американцев, японцев безусловно является крупнейшим историческим достижением. Вместе с тем оно имеет в условиях низкой рождаемости оборотную сторону — неуклонное старение населения, рост верхних этажей возрастной пирамиды за счет нижних, т.е. молодежи. Если в 1945 г. удельный вес европейцев старше 65 лет в общем населении составлял 10%, то спустя полвека уже в полтора раза больше — 16%. К 2050 г. он должен возрасти в странах ЕС до 29,9%, составив 135 млн. человек. А чем больше стареет население, тем меньше его репродуктивный потенциал — коэффициент плодовитости и норма рождаемости.

По мере того, как численность вступающей в работоспособный возраст молодежи будет сокращаться, а доля пенсионеров с ростом продолжительности жизни увеличиваться, самодеятельное население промышленно развитых стран будет уменьшаться еще быстрее, чем общее. К 2050 г. оно сократится в 27 странах ЕС с 306,8 млн. человек до 254,9 млн., т.е. на 56,7 млн. На каждых четырех работающих придется тогда три иждивенца — старика или ребенка.

Очевидно, что такая перспектива грозит еще более углубить нынешний финансовый кризис перераспределительной системы социального обеспечения (пакет медицинского обслуживания), сложившейся в промышленно развитых странах за последние полтора столетия, особенно после Второй мировой войны. К тому же эта система все заметнее подрывает конкурентоспособность Запада на мировых рынках перед лицом ряда новых индустриальных стран Востока, где ее практически нет (Китай, Индия, государства АСЕАН).

С учетом того, что экономические и правовые меры развитых стран по стимулированию рождаемости коренного населения дают довольно ограниченный эффект, главным источником смягчения дефицита рабочей силы становится ее импорт — иммиграция, которая становится одним из глобальных вызовов XXI века.

Как уже отмечалось, массовые перемещения людей из одних стран и регионов в другие не раз имели место в прошлом (завоевание Северной Индии ариями, затем моголами, завоевательные походы гуннов, монголов, арабов, тюрок, европейская колонизация Америки и т.д.). Однако ныне на фоне крайней неравномерности демографической динамики и в условиях глобализации они приобретают совершенно иные масштабы и качество.

Согласно прогнозам ООН, население 25 членов Евросоюза, составлявшее на 1 января 2004 г. 456,8 млн. человек, увеличится к 2025 г. только до 470,1 млн., т.е. всего на 13 млн., причем в основном за счет притока иммигрантов из стран Азии и Африки. Его доля в мировом населении, достигавшая в начале ХХ в. почти четверти — 23%, уменьшится к 2025 более чем вдвое — до 9,1%. Зато доля Азии возрастет тогда же с 55 до 60% (4776,6 млн.), Африки — с 8,9 до 13,2% (1358,1 млн.), Латинской Америки — с 6,6 до 8,5% (694,8 млн.). Население Северной Америки увеличится до 383,7 млн., Австралии и Океании — до 40 млн.

В Азии, Африке, Латинской Америке две трети жителей будут моложе 25 лет, а в Европе, Японии, США их останется менее трети. Между тем на долю «золотого миллиарда» — Северной Америки, Европы, Японии будет по-прежнему приходиться 75-80% мирового ВВП.

Вполне естественно, что в условиях глобализации потоков информации, товаров, услуг, капиталов и людей, стирающих государственные границы, демографическое давление Юга на Север имеет шансы резко усилиться. Уже сейчас каждый 11-й работник в ЕС — мигрант (15-17 млн. человек). По подсчетам демографических служб ООН, для сохранения нынешнего баланса между общим и самодеятельным населением Европа должна будет принять до 2025 г. почти 160 млн. иммигрантов, а до 2050 г. — 700 млн. Иными словами, на каждого коренного европейца будет приходиться один иммигрант. Тогда же удельный вес жителей США неевропейского происхождения должен превысить половину (треть латиноамериканцев, четверть азиатов, 12% афро-американцев).

Поскольку уже сейчас, когда число иммигрантов в странах ЕС составляет более 15-17 млн., т.е. на порядок меньше (5-10% общего населения), их присутствие вызывает серьезные проблемы в межэтнических и межконфессиональных отношениях, особенно с арабами, турками, африканцами мусульманского вероисповедания, представители крайне-правых кругов типа американца П.Бьюкенена, француза Ж.-М. Ле Пена или австрийца Й.Хайдера бьют тревогу по поводу мнимой угрозы «вымирания белой расы».

Однако эти тревоги, раздуваемые зачастую в политических целях, не следует преувеличивать. Нынешняя демографическая ситуация в мире, которая сложилась за последнее столетие, является временной. Она стала результатом того, что развитые страны «золотого миллиарда» перешли к третьему типу демографической динамики, тогда как часть развивающихся государств застряла пока на втором. Между тем бурный рост экономики таких демографических гигантов, как Китай и Индия, где живет более трети человечества, не говоря уже о новых индустриальных государствах Юго-Восточной Азии или Латинской Америки, в обозримом будущем способен изменить эту ситуацию коренным образом.

Известный российский ученый С.Л. Капица отмечает по этому поводу: «До рубежа 2000 г. население нашей планеты росло с постоянно увеличивающейся скоростью. Тогда многим казалось, что демографический взрыв, перенаселение и неминуемое исчерпание ресурсов и резервов природы приведет человечество к катастрофе. Однако в 2000 г., когда население мира достигло 6 млрд., а темпы прироста население — своего максимума в 87 млн. в год или 240 тыс. человек в сутки, скорость роста начала уменьшаться. Более того, и расчеты демографов, и общая теория роста населения Земли указывают, что в самом ближайшем будущем рост практически прекратится. Таким образом, население нашей планеты в первом приближении стабилизируется на уровне 10-12 млрд. и даже не удвоится по сравнению с тем, что уже есть. Переход от взрывного роста к стабилизации происходит в исторически ничтожно короткий срок — меньше ста лет, и этим завершится глобальный демографический переход».

Главным фактором такого перелома является ускорение темпов экономического развития части прежней колониальной периферии, ввиду чего большинство человечества переходит от второго к третьему типу демографической динамики, в который Европа вступила полувеком ранее из-за более стремительных темпов индустриализации, урбанизации, распространения образования и эмансипации женщин. За последние десятилетия средний коэффициент плодовитости в мире сократился вдвое — с 5,4 до 2,7, причем не только в Европе или Японии, но и ряде развивающихся стран данный показатель уже сейчас оказался ниже порога простого замещения выбывающих поколений, в том числе в таких густонаселенных государствах, как Китай, Бразилия, Таиланд, Иран.

К середине XXI в. тенденция к выравниванию коэффициента плодовитости приобретет всемирный характер: к 2050 г. ее среднегодовой уровень составит, по прогнозам ООН, в Африке 2,39 (вместо 5,27 в 2000 г.), в Азии 2,08 (2,7), в Латинской Америке 2,1, а в Европе повысится до 1,8 и Северной Америке до 2,08.

Та же тенденция к нивелированию наблюдается в отношении уровня смертности и продления продолжительности жизни. В 1995-2000 гг. средний европеец мог рассчитывать при рождении дожить до 73,2 года, латиноамериканец — до 69,3, азиат — до 65,8, африканец — до 51,4. Полвека спустя эти цифры должны составить, соответственно, 88,8 лет у первого, 77,8 у второго, 77,1 у третьего и 69,5 — у четвертого. Имеет шансы постепенно выровняться поэтому и структура возрастной пирамиды населения разных континентов.

Тем не менее, до этой стабилизации пока еще далеко, а на пути к ней сохраняется немало препятствий. Рассчитывать на стихийное, самопроизвольное решение проблем демографии и миграций было бы безответственно. В самых отсталых, бедных регионах планеты — Африке, Южной Азии, Центральной и части Южной Америки демографический взрыв продолжается, усиливая нелегальные миграционные потоки в бывшие метрополии, а в США — из Мексики и Карибского бассейна. Принимаемые на национальном уровне жесткие меры принудительного планирования семьи (например, в Китае по принципу «одна семья — один ребенок») на Юге и содействия многодетным семьям на Севере дают пока ограниченные результаты. Не достигают поставленных целей и меры как по борьбе с нелегальной иммиграцией в сочетании с введением возрастных, гендерных, образовательных квот, так и по интеграции легальных мигрантов в цивилизационную среду стран приема. Очевидно, что управление демографическими и миграционными процессами может стать эффективным лишь при условии координации соответствующей политики на международном уровне и тесной увязки его с преодолением вопиющих контрастов в уровнях экономического развития между Севером и Югом.

Запасы и потребление природных ресурсов

В 1798 г. в Англии вышла в свет книга «Очерк принципов народонаселения», вызвавшая широкий отклик и нередко вспоминаемая до сих пор. Ее автор — Томас Роберт Мальтус (1766-1834 гг.), экономист и англиканский священник, попытался установить объективное соотношение динамики роста населения и ресурсов, необходимых для его выживания.

Согласно анализу Мальтуса, производство жизненных благ из природных ресурсов (продовольствия, тканей, стройматериалов и т.д.) растет в арифметической прогрессии, тогда как население — в геометрической. Результатом оказывается все большая нищета, доходящая до голода и вымирания, если не принять срочных мер по снижению рождаемости, способных восстановить нарушенный баланс.

Импульсом к появлению подобной теории стали вполне реальные черты жизни Англии времен первой промышленной революции. Сгон крестьян с земли («огораживания»), чтобы превратить пашни в пастбища для овец, дававших шерсть для работавших на экспорт английских текстильных фабрик, привел к массовой нищете. Хлынувшие в города крестьяне не находили достаточно рабочих мест в промышленности, впервые оснащенной ткацкими станками с паровым двигателем. Выходом для них оказывались либо бродяжничество, сурово подавлявшееся властями на основании специального закона, либо массовая эмиграция в заморские владения, прежде всего Северную Америку.

Между тем, как раз в это время демографическая динамика в Англии перешла от первой, застойной модели ко второй — снижению смертности при сохранении высокой рождаемости благодаря, в частности, открытию Дженнером прививки от оспы. В поисках ключа к равновесию между численностью населения и объемами необходимых для его пропитания ресурсов, Мальтус исходил из закона убывающего плодородия почвы (развитого впоследствии великим английским экономистом Давидом Рикардо).

Согласно этому закону, естественное или искусственно стимулируемой с помощью удобрений, мелиорации, ирригации, севооборота плодородие почв имеет естественные лимиты, тогда как рост народонаселения в принципе их лишен. Отсюда вытекает опасность чреватых голодом дисбалансов, смягчить которые можно лишь путем сокращения роста населения, позволяющего обеспечить воспроизводство на неизменной или даже суженной основе.

С тех пор слово «мальтузианство» приобрело явную негативную коннотацию — им стали обозначать любые подходы к решению экономических и демографических проблем не за счет форсирования производства, а его торможения и даже сокращения — ради поддержания стабильности.

Хотя представители классической политэкономии, кейнсианства и особенно марксизма всегда резко критиковали работы Мальтуса, некое рациональное зерно в них все же было. Определенная взаимосвязь демографии с ресурсами бесспорно существует — именно она была положена во второй половине ХХ в. основу докладов т. наз. Римского клуба (см. ниже раздел об окружающей среде). Однако она гораздо сложнее, чем это представлялось Мальтусу и его современным последователям.

Торможение демографической динамики началось не там, где не хватает продовольствия, свирепствуют нищета, голод, эпидемии, а наоборот, в экономически благополучных, высокоразвитых странах постиндустриального типа. Преобразуя характер своих взаимосвязей с природой, человек меняет и отношения между людьми в обществе, включая темпы рождаемости, уровень смертности, продолжительность жизни, возрастную пирамиду и прочие фундаментальные параметры демографического роста.

Принудительное ограничение рождаемости в некоторых случаях (Китай) оказалось необходимой предпосылкой для перехода к качественно более высокой стадии экономического развития: инвестиции и экспорт временно получили там преимущество перед семейным потреблением на внутреннем рынке с учетом дисбаланса материальных и трудовых ресурсов в пользу последних.

Что наступит быстрее — завершение демографического перехода от быстрого роста мирового населения к его стабилизации на уровне 10-12 млрд. человек или же исчерпание ресурсов, необходимых для производства материальных благ и, следовательно, выживания? Ответ на этот вопрос не сводится к элементарному мальтузианскому уравнению: абсолютный объем ресурсов, деленный на число их потребителей. В него включаются еще и такие сложные факторы, как пределы финансовой рентабельности использования тех или иных ресурсов с учетом прогресса науки и техники, их экономия, возможность создания заменителей, а главное — распределение природных ресурсов на планете, крайне неравномерное как географически, так и по условиям их добычи, транспортировки, переработки. Эта неравномерность всегда, а теперь тем более является одним из главных факторов, лежащих в основе международных конфликтов.

Исторически первым и важнейшим из таких конфликтогенных ресурсов была, а кое-где и остается до сих пор земля.

Две трети поверхности земного шара покрыты морями и океанами. Из трети суши, в свою очередь, треть занимают малопригодные для жизни человека горы, пустыни, леса, саванны. Оставшиеся 10% земель, пригодных для сельскохозяйственного использования (пашни, пастбища), человек на протяжении многих тысячелетий стремился расширить за счет распашки, мелиорации, ирригации, добившись немалых результатов.

Однако с середины ХХ в. процесс расширения площади сельскохозяйственных земель притормозился, а затем пошел вспять: за половину прошлого столетия она сократилась на 20%. Среди причин этого процесса — стремительный рост городов и пригородных урбанизированных зон, промышленных районов, связывающей их между собой дорожной сети, прорытие каналов, а главное — эрозия и разрушение почвенного покрова из-за высокой интенсивности его использования.

Например, если в 1950 г. в Африке жили 238 млн. человек и насчитывалось 272 млн. голов скота, то в 2000 г. и тех, и других было уже свыше 600 млн. Результатом оказалось опустынивание значительной части территории континента, снижающее как площадь оставшихся полезных земель, так и их продуктивность. Еще более красноречивый пример — активное введение в хозяйственный оборот свыше 10 млн. га целинных и залежных земель в бывшем СССР. Вызвав огромную эрозию плодородного слоя ветрами и весенними водами, оно привело к тому, что из 5 лет в зоне прежних целинных земель только один считается относительно урожайным, два средними и два плохими.

Наряду с ростом поголовья скота и распашкой целины важнейшими факторами сокращения площади, а нередко и ухудшения качества сельскохозяйственных земель все чаще являются ныне именно те методы интенсивного ведения растениеводства и животноводства, которые всегда считались необходимым условием повышения его отдачи: ирригация, мелиорация, широкое использование химических удобрений, средств защиты растений, борьбы с сорняками и вредителями (гербициды, пестициды). В случае непродуманного применения эти методы вызывают засоление почв, разрушение их естественной экосистемы и, как следствие, падение отдачи.

Следствием этих процессов является все более заметный разрыв в темпах роста производства агропромышленным комплексом продовольствия и численности населения. 800 млн. человек из 6,2 млрд. населения Земли систематически недоедают. Эксперты Всемирной организации ООН по продовольствию ФАО подсчитали, что для нормального снабжения продуктами питания 9,5-10 млрд. жителей планеты, которых она будет насчитывать в 2050 г., необходимо удвоить производство продовольствия, увеличивая, в частности, поставки зерна на 1 млрд. т в год, т.е. на 50% больше, чем в 2006 г. Между тем, сокращение площади земель сельскохозяйственного назначения только из-за урбанизации и дорожного строительства достигает 5 млн. га в год.

Современная наука в принципе решила эту проблему благодаря интенсивной агротехнике и генной инженерии. Однако проблема последствий потребления человеком генетически измененных продуктов (ГИП) остается открытой: если США однозначно избрали их производство основой своего АПК, то многие европейские страны относятся к ним с большим сомнением и стараются ограничивать их импорт.

Производство и потребление продовольствия в мире распределено крайне неравномерно. Основными поставщиками товарного зерна (пшеница, кукуруза, рис и т.д.) являются высокоразвитые страны с мощным, высокомеханизированным сельским хозяйством, прежде всего США и Канада, мясомолочной продукции — Австралия, Новая Зеландия, Аргентина, фруктов, овощей, вин, молочных продуктов — Евросоюз, особенно Франция, Испания, Италия, Нидерланды. В таких условиях «группа 20» развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки при поддержке Китая и Бразилии решительно требует в ходе Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО отказа развитых стран от государственного субсидирования своего сельского хозяйства и свободного допуска на их рынки экспортной продукции стран третьего мира.

Хотя после распада СССР Россия превратилась из крупного импортера зерна в его экспортера, более половины своего продовольствия, особенно товаров с высокой добавленной стоимостью (плодоовощные, мясомолочные продукты) она по-прежнему ввозит из-за рубежа, ставя под удар собственную продовольственную безопасность.

В ближайшей перспективе одной из важнейших проблем, с которыми столкнется человечество в части природных ресурсов, станет растущий дефицит воды.

Сами по себе запасы воды как химического элемента, составляющего две трети земной поверхности, практически неисчерпаемы. Именно в морях и океанах на Земле возникла жизнь. Однако из общего объема водных запасов пресная вода, включая все ее источники вместе взятые — реки, озера, подпочвенные воды, ледники, не превышает 3%, причем 80% объема этих резервов так или иначе уже использована, а половина загрязнена промышленными, сельскохозяйственными и бытовыми отходами.

Если в 1900 г. на жителя Земли приходилось в среднем 15 тыс. кубометров питьевой воды, то в 2006 г. — только около 8 тыс., т.е. почти вдвое меньше (причем численность этих жителей, как уже отмечалось, выросла вчетверо). 1,5 млрд. человек затруднен доступ к питьевой воде, а 3,5 млрд. — к качественной. 15 тыс. человек гибнут ежедневно от потребления загрязненной воды, вызывающей эпидемии, особенно холеры и малярии.

По оценкам экспертов ООН, к 2025 г., нехватку питьевой воды будет испытывать половина населения планеты, особенно в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке и в Южной Азии. К 2040 г. ее объем на одного жителя Земли сократится еще вдвое — с 8 до 4 тыс. кубометров.

Подобно земле и продовольствию, водные ресурсы всегда были объектом конфликтов между племенами, народами, государствами. Это особенно очевидно на примере засушливых регионов, где контроль над верхними течениями крупных рек, от которых зависит жизнь сотен тысяч людей, всегда имел первостепенное геостратегическое значение.

Достаточно упомянуть борьбу вокруг строительства Асуанской высотной плотины в Египте, когда поиски средств для нее ускорили решение египетского президента Г.А. Насера национализировать Суэцкий канал. Это решение вызвали англо-франко-израильское нападение на Египет («Суэцкую экспедицию» 1956 г.), провал которой привел к крушению позиций старых колониальных держав в регионе, место которых заняли две тогдашние сверхдержавы — США и СССР.

Одним из основных препятствий к созданию жизнеспособного палестинского государства и мирному урегулированию на этой основе арабо-израильского конфликта является катастрофическая нехватка воды: в секторе Газа чрезмерное использование колодцев привело к заполнению подпочвенных водных слоев соленой морской водой.

Между тем проблема водных ресурсов в принципе вполне разрешаема — при более рациональном использовании имеющихся ресурсов пресной воды ее хватило бы на 20 млрд. человек. Но для этого необходимо как минимум удвоить средства, используемые для водного хозяйства (в 2006 г. они составляли 70 млрд. долларов), ввести более жесткие нормы промышленного и сельскохозяйственного пользования, наконец, наладить в широких масштабах опреснение морской воды в особо засушливых регионах. Но это упирается не в физические, а в экономические лимиты — например, опреснение воды в индустриальных масштабах остается пока чересчур дорогостоящим.

Примеры природных ресурсов, объем и добыча которых систематически отставали от потребительской хозяйственной деятельности человека, а неравномерность их географического распределения провоцировала завоевательные походы и колониальную экспансию, можно было бы перечислять долго. Особенно ярким из них служат драгоценные металлы — золото, серебро, платина, а также камни (алмазы), которые из-за своей сравнительной редкости и особой роли как мерила стоимости всех товаров в рыночной экономике и престижа были долгое время причиной кровопролитных войн.

Однако в начале XXI в., когда деньги стали сначала бумажными, затем виртуальными, а большинство металлов, кроме особо дефицитных, постепенно вытесняются синтетическими композитными материалами, их должно хватить, несмотря на периодические колебания цен, как минимум на 200 лет. Главным ресурсом, вокруг которого идет борьба, оказалась энергия.

На протяжении 5 тыс. лет истории цивилизации основными энергетическими резервами хозяйственной деятельности были мускульная сила человека и домашних животных (лошади, быка, слона, буйвола, верблюда, осла), использовавшихся как тягловая сила при пахоте или транспортные средства. Природные источники — энергия ветра, падающей воды, сжигаемой в печах древесины и древесного угля (ветряные или водяные мельницы, парусный флот) играли вспомогательную роль.

Положение изменилось только с конца XVIII в. после первой промышленной революции в Англии. Ее энергетической основой стали внедрение сначала в промышленность (металлургия, текстиль), затем в транспорт (железнодорожный, морской) парового двигателя, работавшего не на древесном, а на каменном угле. Именно это позволило Англии стать «мастерской мира», владычицей морей и завоевать величайшую в истории колониальную империю.

Следующая, вторая промышленная революция конца XIX–начала ХХ вв. была также непосредственно связана с энергетикой — изобретением работавшего на нефтепродуктах двигателя внутреннего сгорания, появлением автомобиля, самолета, широким внедрением электричества в промышленность, сельское хозяйство, быт.

Наконец, научно-техническая революция последней трети ХХ в. — выход человека в космос, информатика, биология и т.д. сопровождалась рождением атомной энергетики. Однако она не заменила, а лишь дополнила (10-15% мирового потребления) прежние источники энергии, основой которой остались природные органические углеводороды — уголь, нефть, газ. Если после первой и особенно второй промышленных революций рост производства отставал от потребления энергии на единицу продукции и по доле в ВВП (удвоение первого обеспечивалось утроением второго), то теперь энергоемкость единицы продукции начала снижаться, а темпы производства энергии — отставать от развития сельского хозяйства, промышленности, сферы услуг.

Эта тенденция диктовалась с одной стороны прогрессирующим исчерпанием мировых углеводородных ресурсов, а с другой — крайне неравномерным размещением их на планете. Результатом оказываются острые конфликты интересов между странами-производителями и потребителями энергоресурсов по широкому кругу вопросов — ценам, порядку ценообразования, собственности или контролю над месторождениями, путям доставки и переработки энергоресурсов.

Эти ресурсы делятся на две основные категории — возобновляемые, резервы которых не имеют естественных лимитов (энергия солнца, ветра, падающей воды, вулканов, морских приливов, горячих гейзеров) и конечные, невозобновляемые (уголь, нефть, газ, торф, древесина). Преимущественное использование тех или других определяется наличием, доступностью, КПД техники, экономической себестоимостью, побочными эффектами (уровень загрязнения окружающей среды). Особую категорию составляет атомная энергия, резервы которой практически неисчерпаемы, но использование сопряжено со значительными технологическими рисками (проблема хранения радиоактивных отходов, Чернобыль).

В принципе возобновляемые источники безусловно предпочтительнее — запасы их не имеют пределов, а применение не влечет за собой печальных экологических последствий. Однако их потенциал может быть реализован пока лишь в ограниченных пределах — солнечные батареи рентабельны лишь в субтропических и тропических широтах, ветряные двигатели — на обширных равнинах, энергия прибоя доступна лишь на некоторых участках морского и океанского побережья и т.д. Строительство ГЭС на крупных реках с помощью плотин обходится дорого и наносит немалый ущерб затопляемым почвам, флоре и фауне.

Главный недостаток возобновляемых источников состоит в том, что произведенную ими энергию при современном уровне техники нельзя запасать, хранить и использовать по мере надобности, что позволяет углеводородное топливо. Поэтому доля этих источников в мировом энергобалансе, составляющая ныне не более 10%, до середины XXI в. вряд ли заметно увеличится.

Все эти причины объясняют тот факт, что в настоящее время и как минимум до середины XXI в. главными источниками энергии для мировой экономики останутся ископаемые углеводороды. К началу XXI в. на долю возобновляемых источников в угольном эквиваленте приходилось 100 млн. тонн, в то время как по атомной энергии этот эквивалент составлял 500 млн. тонн, по углю — 1,7 млрд., газу — 2,0 млрд., нефти — 3,5 млрд. тонн. К 2030 г. объем добычи и потребления (также в угольном эквиваленте) достигнет: по углю — 2,5 млрд., газу — 2,7 млрд., нефти — 5,3 млрд. тонн. Таким образом, в абсолютном объеме быстрее всего будет расти добыча газа (и возобновляемых источников), но решающая роль по удельному весу в глобальном энергобалансе останется за нефтью.

Прежде, чем перейти к анализу структуры и динамики мирового энергохозяйства, следует уточнить используемый набор единиц измерения. Добыча, сбыт и использование угля измеряются в тоннах, газа — в кубических метрах (м3), нефти – в баррелях. Баррель — традиционная единица измерения жидких и сыпучих тел в англо-саксонских странах — продолжает применяться на мировых биржах ввиду господства доллара в торговле зерном и нефтью.

Для зерновых рынков применяются как английский баррель, равный 165,65 литров, так и американский — 115,6 л. Но нефть измеряется только в американских нефтяных баррелях, равных 159 л. Перевод одного вида энергии в другой производится в тоннах угольного или нефтяного эквивалента (ТНЭ) — через количество калорий, получаемых при сжигании тонны угля или нефти. Объем производства электроэнергии и мощность электростанций всех видов измеряется в мегаваттах (млн. ватт — мГв), реже — в киловаттах (кВт).

Различные виды энергоресурсов имеют разный КПД, измеряемый теплоотдачей в калориях плюс расходами при переводе первичного ресурса в механическую, тепловую или электроэнергию (расход веса топлива на киловатт). Самый низкий КПД у угля, используемого в паровой машине (теряются 3/4 ресурса), выше — у нефти и газа (теряется половина), самая высокая у атомной энергетики, но только ввиду весьма ограниченного расхода топлива.

В 2006 г. объем подтвержденных мировых запасов нефти составлял 900-1000 млрд. баррелей, их добыча и потребление колебались в пределах 82-83 млн. баррелей в день. Как запасы и производство, так и потребление распределяются географически крайне неравномерно: если основные месторождения находятся большей частью в развивающихся странах Юга, которые их экспортируют, то главными потребителями и импортерами выступают промышленно развитые страны Севера. На рубеже XXI в. в число последних вошли также поднимающиеся гиганты Азии, прежде всего Китай и Индия, во многом изменившие мировую энергетическую геоэкономику.

Основные запасы углеводородных энергоресурсов (685 млрд. баррелей нефти) сосредоточены в странах Ближнего и Среднего Востока, особенно в районе Персидского залива. По подтвержденным резервам нефти мировым лидером безусловно является Саудовская Аравия (262 млрд.), за ней следуют Ирак (113), Кувейт (97), Иран (90), Катар, Оман, Йемен, Объединенные Арабские Эмираты.

Резервы Северной и Южной Америки оцениваются в 150 млрд. баррелей: Венесуэла (78 млрд.), США (31 млрд.), Мексика (27 млрд.), Бразилия (9 млрд.), Канада (7 млрд.). Сравнительно небольшие запасы имеются также в Аргентине, Эквадоре, Колумбии, Перу.

Третье место и резервам удерживает Центральная и Северо-Восточная Азия — Сибирь, Каспийский регион, а также Дальний Восток (70 млрд.): Россия (50 млрд.), Казахстан (8-9 млрд.), Азербайджан (7-8 млрд.), Узбекистан (0,7 млрд.), Туркменистан (0,5 млрд.).

Остальные 100 млрд. баррелей сосредоточены в Южной Азии (Индонезия) и особенно в Африке (Нигерия, Алжир, Ливия, Габон, Ангола, Судан). На долю Европы (Северное море — Великобритания, Норвегия) приходятся всего несколько процентов.

В то же время соотношение объемов производства не совпадает со структурой запасов: на Ближний Восток приходится 28,5% добычи, Россию — 10,7%, Африку — 10,6%, Центральную и Южную Америку — 9,9%. Россия, располагающая лишь 5-6% мировых резервов, занимает по добыче и экспорту второе место в мире после Саудовской Аравии, которая превосходит ее по запасам в 5 раз.

Первое место по импорту нефти занимает Европейский Союз (27,3%), второе — США (26%), третье — Китай, обогнавший Японию и оказывающий все большее влияние на динамику спроса.

Цены на углеводородные энергоносители зависят от многих факторов — соотношения спроса потребителей, определяемого мировой конъюнктурой, и предложения стран-экспортеров, а также организации рынков, прогресса техники, экономии энергии и т.д.

Страны-производители энергоносителей распадаются на две категории — с крупными запасами, но небольшим населением и густонаселенные, у которых значительная часть добычи идет на внутреннее потребление. Первые не просто имеют более высокую экспортную квоту в производстве, но и более широкие возможности варьировать добычу и экспорт, оказывая влияние на мировые цены. Другой важный критерий — расположение запасов нефти и газа, природные условия и себестоимость их добычи и транспортировки.

К первой категории относятся Саудовская Аравия и большинство государств Персидского залива, где издержки производства крайне низки, а близость к морю обеспечивает транспорт, ко второй — Россия, где залежи энергоресурсов находятся в отдаленных, труднодоступных районах с экстремальными климатическими условиями, а отчасти и США, являющиеся, несмотря на значительные ресурсы, нетто-импортером энергоносителей.

Вплоть до конца 1950-х гг. как добыча, так и сбыт нефти и отчасти газа за пределами России (СССР) находилась под безраздельным контролем крупнейших корпораций — пяти американских во главе со «Стандарт ойл», британской «Бритиш петролеум» и англо-голландской «Ройял Датч Шелл» («семь сестер»), которые приобрели или арендовали основные источники Ближнего Востока.

Ситуация существенно изменилась с 1960 г., когда ряд основных нефтедобывающих государств создали картель — Организацию стран-экспортеров нефти (ОПЕК), установив для себя квоты на добычу и экспорт с целью регулирования оптимальных для них цен: слишком высокие чреваты падением мировой конъюнктуры и спроса, чересчур низкие — сокращением доходов. В 2005 г. эти квоты общим объемом порядка 22 млн. баррелей в день распределялись следующим образом: Саудовская Аравия — 7,5, млн. баррелей, Иран — 3,2 млн., ОАЭ — 1,9 млн., Кувейт — 1,8 млн., Катар — 1,6 млн., Нигерия — 1,8 млн., Ливия — 1,2 млн., Алжир — 0,7 млн., Индонезия — 1,2 млн., Венесуэла — 2,5 млн., Ирак — 1,7 млн. (в связи с войной).

Одновременно началась волна национализации нефтяных месторождений, переходивших в собственность государств-хозяев месторождений, с которыми мировые концерны заключили соглашения об участии в разведке, добыче, транспортировке и сбыте.

Вместе с тем на долю ОПЕК приходится значительно меньше половины мировой добычи нефти. В картель не входят ряд крупнейших производителей — Россия, Казахстан, Азербайджан, США, Канада, Норвегия, Мексика, Бразилия, Оман. С учетом того, что сами члены ОПЕК нередко нарушают согласованные квоты, а независимые производители вообще не связаны ими, цены на баррель нефти в долларах США колеблются на мировых биржах в довольно широком диапазоне, зависящем от самых разных факторов — как экономических (прогнозы конъюнктуры у основных потребителей), так и политических — результатов выборов, переворотов, вооруженных конфликтов и т.д.

В свою очередь скачки нефтяных котировок оказывают порой огромное влияние на мировую экономику и политику. Превращение «расширенного Ближнего Востока», постоянно сотрясаемого кризисами и войнами, в пороховую бочку, какой служили до 1914 г. Балканы, напрямую связано с нефтью. Дважды — в связи с введением арабами эмбарго на поставки нефти в страны Запада, поддерживавшие Израиль в ходе «войны Судного дня» (1973 г.) и в связи с исламистской революцией в Иране (1979 г.) цены взлетали многократно — в 8-10 раз, вызывая острые кризисы западной экономики. Не менее тяжелые последствия влекли за собой резкие падения цен на нефть до 9-10 долларов за баррель в 1986 и 1998 гг., вызвав финансовый крах в СССР и дефолт в России.

Длительный рост (в 7-8 раз) цен на нефть с 2000 г. сыграл решающую роль в выходе России из структурного кризиса 1990-х гг. и перехода ее к устойчиво высоким темпам роста ВВП в целом порядка 5,5-6,5% в год, что дало возможность погасить значительную часть внешнего долга.

Если доля России в мировых запасах нефти не превышает 5-6%, а в ее экспорте — 10-11%, то по газу ее позиции гораздо прочнее: на нее приходится до трети глобальных резервов. Вместе со следующими за ней Туркменистаном, Ираном, Катаром и Алжиром она фактически определяет мировую конъюнктуру на «голубое топливо», темпы роста добычи которого, с учетом его экономической чистоты, выше, чем остальных углеводородов — угля и нефти. Основным потребителем российского газа является Евросоюз, в импорте которого РФ обеспечивает около трети.

Однако благоприятная конъюнктура, связанная с высоким спросом локомотивов мировой экономики — США, ЕС, Японии, а теперь также Китая и Индии, имеет оборотную сторону. Приток в страну нефтедолларов способствует инфляции и повышению курса рубля. Это тормозит экспорт и стимулирует импорт, негативно отражаясь на конкурентоспособности и даже выживании отечественной промышленности и сельского хозяйства, закрепляя их невыгодную структурную ориентацию в международном разделении труда на сырье и полуфабрикаты с низкой добавленной стоимостью («голландская болезнь»).

Будучи крупным источником иностранной валюты, российский ТЭК вынужден в то же время инвестировать огромные средства в поддержание изношенной инфраструктуры добычи и транспортировки энергоносителей еще советских времен (до 2010 г. на это потребуется почти триллион долларов США). Это отвлекает капиталы от главных задач, стоящих перед российской экономикой — ее коренной структурной перестройки в пользу высокотехнологичных отраслей, переход на инновационный путь развития, поднятие социальной сферы. Между тем 2/3 российской нефти и половина газа необходимы для внутреннего потребления, где цены гораздо ниже, чем экспортные.

Центральной проблемой российского ТЭК является размещение его добывающих мощностей в отдаленных и труднодоступных регионах, порой за Полярным кругом, с крайне тяжелыми климатическими условиями (где себестоимость добычи в пять раз выше, чем на Ближнем Востоке — 10-12 долларов США за баррель вместо 3-4) и необходимость доставки его зарубежным потребителям весьма дорогостоящим способом — по нефте- и газопроводам за многие тысячи километров. Между тем ближневосточная, африканская или венесуэльская нефть доставляется танкерами практически с места добычи, а сжиженный природный газ из Катара, Алжира и все более многочисленных других стран — контейнеровозами. Создание промышленности по сжижению газа и глубокой переработке нефти в сорта топлива, а еще лучше в продукты органической химии с несравненно большей добавленной стоимостью становится необходимым условием сохранения позиций России на мировом энергорынке.

С тем, чтобы уравновесить преимущества производителей, страны-потребители создали в начале 1970-х гг. Международное энергетическое агентство (МЭА) для координации своих действий по предотвращению чрезмерного роста цен, а также разработали Энергетическую хартию, прокламирующую принципы либерализации рынков энергоносителей, свободного доступа к их добыче и транспорту. Ряд газо- и нефтепроводов доставляют каспийскую нефть в обход территории России в Европу.

Подписав Хартию в 1994 г., Россия отказалась затем ратифицировать ее, как и транзитный протокол, поскольку они противоречили нынешней линии России на закрепление своих конкурентных преимуществ путем установления контроля над компаниями стран, через территорию которых доставляются российские энергоносители, и сбыт в странах-потребителях. Эта позиция России серьезно осложнила отношения России с Евросоюзом, а отчасти и рядом стран СНГ, получающих отныне российские нефть и газ по ценам, близким к рыночным (Украина, Белоруссия, Грузия и т.д.).

Столкновения интересов производителей и потребителей энергоресурсов связаны в конечном счете с проблемой глобального масштаба — неизбежным исчерпанием резервов углеводородов. Хотя их разведка обнаруживает новые залежи, увеличение оценок потенциальных запасов все более отстает от выработки старых.

В начале XXI в. энергетический потенциал угля достигал 300 млрд. тонн нефтяного эквивалента (ТНЭ), нефти — 150 млрд., газа — 160 млрд., что составляло 60% всей потребляемой мировой экономической энергии. При современных темпах роста потребления запасов угля должно хватить на 230 лет, газа — на 70, нефти — на 50. Причем эти усредненные цифры не учитывают различий в объеме запасов по регионам: например, на Ближнем Востоке нефть можно будет добывать еще 92 года, тогда как Африки — только 27, а России — всего 22 года!

Эта тревожная перспектива несколько смягчается такими факторами, как введение в оборот благодаря высоким ценам пока еще нерентабельных ныне запасов битуминозных сланцев Северной Америки, развитие технологий газификации угля и сжижения газа, что удвоит нынешние запасы нефти и продлит ее использование до конца столетия. Определенный резерв может составить также применение вместо нефти продуктов растениеводства путем перегонки зеленой массы (биотопливо типа этанола), уже применяемого довольно успешно Бразилией. Не менее важно продолжение тенденции к снижению энергоемкости продукции и экономия за счет этого энергии.

Тем не менее, рано или поздно человечество все же будет вынуждено отказаться от дальнейшего использования органических углеводородов и перейти на возобновляемые источники и атомную энергию. О масштабном увеличении строительства АЭС объявили США, Индия, Япония, Китай (30 реакторов к 2030 г.). Но в связи с этим может возникнуть дефицит урана — в 2005 г. его добыча составила 40 тыс. т., а потребление — 69 тыс. при мировых запасах порядка 5 млн. т. Мировой лидер по этим запасам — Австралия (989 тыс. т.), за ней следуют Казахстан (622 тыс.), Россия (615 тыс.), Канада (441 тыс.), ЮАР (398 тыс.), Украина (250 тыс.). К 2020 г. нехватка урана может достигнуть 20 тыс. т. — четверти мирового потребления к этому времени.

Радикальное решение проблемы нехватки энергоресурсов потребует прорыва в одном из двух направлений: технологии использования в качестве топлива водорода, запасы которого в морской воде практически неисчерпаемы, и/или освоения в промышленных масштабах методологии термоядерного синтеза. Пока до этого еще далеко: применение водорода окупает его производство лишь на 65%, а до создания крупных ТЭЦ на термоядерном синтезе необходимо решить не менее масштабную задачу хранения запасов произведенной ими энергии. Обе эти задачи станут главными условиями развития, да и просто выживания человеческой цивилизации к концу нынешнего столетия.

Окончание следует

^[1] Данная статья представляет собой сокращенный вариант главы учебника «Мировая политика» под ред. С.В.Кортунова, готовящегося к выходу в Издательском доме ГУ-ВШЭ.