Конференция «Динамика мировых энергетических рынков и политика России», 30-е заседание Клуба мировой политической экономики, 2 апреля 2008 г., ОАО «ЛУКОЙЛ»

2 апреля 2008 г. в Большом конференц-зале компании «ЛУКОЙЛ» прошла конференция «Динамика мировых энергетических рынков и политика России». Мероприятие было организовано совместно Экспертно-образовательным Клубом мировой политической экономики, ОАО «ЛУКОЙЛ» и Советом по внешней и оборонной политике. В качестве основных докладчиков на конференции выступили заведующий кафедрой политических проблем мировой энергетики ГУ-ВШЭ, действительный член РАН Н.А.Симония, президент Фонда «Институт Энергетики и Финансов» Л.М.Григорьев, президент Клуба мировой политической экономики, декан факультета мировой экономики и мировой политики ГУ-ВШЭ профессор С.А.Караганов, заведующий кафедрой регулирования и управления сырьевыми отраслями ГУ-ВШЭ В.А.Крюков, вице-президент ОАО «ЛУКОЙЛ» Г.С.Федотов. Дискуссию вели начальник Главного управления по персоналу ОАО «ЛУКОЙЛ» А.А.Москаленко и заведующий кафедрой мировой политики ГУ-ВШЭ профессор С.В.Кортунов.

В конференции приняли участие известные российские политики, эксперты, журналисты, сотрудники ОАО «ЛУКОЙЛ», преподаватели и студенты ГУ-ВШЭ и других российских ВУЗов.

С.В.Кортунов во вступительном слове коротко рассказал об Экспертно−образовательном Клубе мировой политической экономики. Клуб был создан в сентябре 2006 г. Нынешнее мероприятие с участием Клуба — 30-е по счету. В основном на заседаниях Клуба обсуждались вопросы, стоящие на стыке мировой экономики и мировой политики, из них примерно треть была посвящена проблемам мировой энергетики, в том числе политическим. Особенность Клуба заключается в том, что он представляет собой комбинацию нашего экспертного сообщества и наших молодых преподавателей, студентов и аспирантов ГУ-ВШЭ. Все чаще в Клубе выступают именитые иностранные ученые и эксперты. Эти доклады и их обсуждения проводятся Клубом на английском языке. С.В.Кортунов особо отметил роль ОАО «Лукойл» в поддержке деятельности Клуба.

Н.А.Симония в своем докладе остановился на состоянии энергетического рынка США и его влияния на мировой рынок энергоносителей. Одним из наиболее важных вопросов энергетической политики, оживленно обсуждающихся сегодня, Н.А.Симония назвал введение в США дополнительного налога на американские топливные корпорации на общую сумму 18 млрд. долларов в год (на этом давно настаивали представители Демократической партии). Эти средства должны быть направлены на финансирование работ по поиску альтернативных источников энергии. Докладчик подверг критике подобный подход, указав, что более или менее серьезно об альтернативных источниках энергии в связи с мировыми энергетическими рынками можно будет говорить не ранее чем через 20-25 лет. Кроме того, сказал Н.А.Симония, если уж изымать эти средства, то их полезнее было бы направить на разработку инновационных технологий в том же ТЭК, а финансирование на альтернативные источники энергии изыскать в другом месте. Более того, по мнению Н.А.Симония, государство также обязано вкладывать дополнительные средства в инновационные разработки ТЭК. Однако, например, американское государство не столь щедро проявляет себя в этом отношении.

Сегодня ситуация складывается таким образом, что после падения «Энрона» и захвата его наследства крупнейшими американскими корпорациями их интересы с точки зрения получения прибыли сосредоточены в основном за пределами США. В самой Америке на энергетическом рынке работают также 20 тыс. мелких и средних предпринимателей. Наиболее дальновидные люди на Западе считают, что высокие цены на энергоносители — это не так уж и плохо, потому что они стимулируют: а) приток инвестиций; б) энергосбережение и в) переход на инновационные методы добычи. В итоге все это в совокупности будет стимулировать дальнейшее развитие нефтегазового сектора. Н.А.Симония полностью поддержал такую точку зрения и привел в качестве иллюстрации следующие цифры. Если 60 лет назад средняя извлекаемость нефти составляла 15 процентов, а 30 лет назад — 20 процентов, то сегодня, то есть за последние 30 лет это показатель достиг уже 35 процентов. Это означает, что две трети доказанных запасов нефти все еще остаются под землей.

Следует подчеркнуть и еще один интересный момент, сказал докладчик. В советское время мы интересовались только крупными нефтяными месторождениями, не обращая внимания на мелкие и средние. Между тем, при сегодняшнем уровне техники добычи их разработка становится вполне рентабельной. Наконец, есть нетрадиционные ресурсы нефти и газа, которыми обладают не все страны. В Европе их нет. У нас они есть, но особенно их много в Канаде и США. Канадцы эти ресурсы разрабатывают, американцы же следуют своей давнишней установке, что свою нефть надо беречь на случай третьей мировой войны (этот тезис был сформулирован еще во времена президентства Ф.Рузвельта), и после 1986 года они разработку своих нетрадиционных источников практически прекратили. Вот почему американцы в таких огромных количествах импортируют нефть. Однако на фоне мощи американской экономики, расходы США на импорт энергоносителей выглядят по сути копеечными. Короче говоря, американцы могли бы обойтись и собственными энергоресурсами, которых хватит еще на десятилетия, и тем самым смягчить ситуацию на мировом рынке энергоносителей, но они этого не делают. Более того, они как будто бы задались целью ухудшить и дестабилизировать ситуацию. Однако, как бы цинично это ни звучало, за исключением того, что «Лукойлу» в этих обстоятельствах приходится вновь бороться за Курну-2, та политика, которую проводят американцы, нам выгодна. Нам выгодно поддержание напряжения в некоторых регионах, поскольку это стимулирует поддержание высоких цен на нефть. Нам выгодно введение эмбарго против Ирана, поскольку иранская нефть в этом случае не поступает на рынок. Что плохо для одних, хорошо для других.

Другой важный сдвиг — majors(«семь сестер») оказались в очень сложном положении. После двух энергетических шоков процессы национализации продолжались ускоренными темпами, в результате чего для крупных энергетических корпораций сегодня доступны только 7-10 процентов мировых ресурсов. Сегодня много говорят о том, что крупнейшие национальные корпорации (Саудовской Аравии, Китая, России, Венесуэлы, Бразилии, Малайзии) увеличили свою капитализацию и стали большими игроками, а положение «семи сестер» осложнилось. Если раньше они действовали довольно слаженно и гармонично, деля рынок только между собой, то в последнее время члены «семерки» стали враждовать друг с другом. Многие при этом не учитывают, что повышение капитализации ведущих национальных компаний связано только с тем, что они являются владельцами нефтяных и газовых месторождений. Однако с точки зрения использования инноваций, передовых технологий и эффективности работы (4,4 млн. долларов прибыли на одного работника компании «Эксон» по данным за 2005-06 гг.) западным корпорациям по-прежнему соперников не видно. Тот же «Эксон», например, только за последние пять лет вложил в НИОКР 3 млрд. долларов США. Вот в чем истоки силы и перспективы «Эксона».

Очень хорошо, что «Лукойл» проводит последовательную политику прочных договорных связей с сервисными компаниями, которым он помогает встать на ноги. Ибо будущее только за теми компаниями, которые умеют сочетать инновационность сервисных компаний с расходами на НИОКР.

Касаясь вопроса о ценах, Н.А.Симония отметил, что существуют фундаментальные причины роста цен, связанные с тем, что приходится идти за нефтью во все более и более труднодоступные места, такие, как арктический шельф или Восточная Сибирь. Сегодня с учетом всех дополнительных расходов, инфляции и т.д. справедливая цена на нефть составляет, по подсчетам Н.А.Симония, где-то 60-80 долларов США за баррель. Все, что свыше этого — результат спекулятивной игры или преходящих факторов. По мнению докладчика, рано или поздно мир придет к какому-то механизму регулирования цен на нефть, потому что чрезмерно высокие цены все портят. Однако базовая цена останется высокой, по крайней мере, в предстоящие 10-12 лет.

Л.М.Григорьев в своем выступлении также затронул вопрос о ценах на нефть. По его мнению, для того, чтобы рухнул рынок нефти, необходимо совпадение трех факторов: 1) мирового экономического кризиса (и вызванного им серьезного спада спроса); 2) конца инвестиционного цикла (сейчас по миру, сказал Л.М.Григорьев, идет «совершенно бешеное бурение», потому что нужно иметь определенный запас предложения; в 2004-05 гг. нефть работала практически с нулевым запасом мощностей по добыче, то есть эти мощности были загружены на 100 процентов; сегодня положение меняется, но до запаса далеко) и 3) нужна конкуренция между производителями (которых прижали внутренние дела — революции, бюджеты, и они готовы продавать дешевле рынка, а дальше биржа свое дело сделает и собьет цены).

Далее Л.М.Григорьев предложил перейти от вопроса о нефти к фундаментальному вопросу первичной энергии. Мир потребляет разные виды энергии на разных этапах своего развития. Экономический рост потребляет не нефть как таковую, он потребляет энергию. Нефть задает цену в какой-то степени. Мы реально опираемся на нефтяную цену, не говоря при этом о цене на уголь и газ, потому что между ними существует достаточно четкий переход. Экономический рост в 1986-2002 гг. — это период дешевой нефти. В долларах США 2005 г. средняя цена нефти была примерно 26,5 долларов за баррель. Цена 2003-06 гг. составила приблизительно 50,5 долларов. Если прибавить 2007 г., то тогда будет под 60 долларов. В результате этого подскочили цены буквально на все виды энергоносителей. При этом все сценарии МВФ утверждали, что мировая экономика остановится. Ничего подобного не произошло. Почему? МВФ за основу брал 1975-82 гг.; тогда в силу специфики того периода высокие цены на энергоносители действительно остановили рост. Почему такого замедления не произошло сейчас, фундаментально важно.

Сегодня действует новая модель экономического роста со значительным увеличением веса развивающихся стран. Это касается не только Китая и Индии, но и Латинской Америки, и Ближнего Востока. Люди там поумнели, повзрослели, и вместо того, чтобы вести деньги в сундуках на верблюдах в Европу и покупать яхты, огромная доля нефтяных доходов была брошена на закупку промышленного импорта, в том числе и Россия так поступила. США платят по огромным счетам из Мексики и Канады, но они осуществляют огромные экспортные поставки. Германию практически мы вытащили из застоя через немецкий промышленный экспорт в нашу страну. Мы помогли Китаю, естественно. Поэтому в период, когда мировые цены на энергию удвоились, экономический рост подскочил с 0,4 процента до 5 процентов (по системе подсчета МВФ). Это самый большой подъем в истории капитализма. Специфика этого подъема заключается в очень низком уровне общего роста цен. Огромный промышленный импорт Китая подавил инфляцию в мире в сфере промышленных товаров, но поднял на сырьевые.

Прирост потребления первичной энергии оказался примерно равен росту ВВП минус 2 пункта. 3 процента роста мирового потребления первичной энергии. Исторический максимум до этого равнялся 2 процентам. Если мировой спрос на энергию не превышает 2 процентов в год, это как-то балансируется, что-то производится, заменяется. При потреблении первичной энергии на уровне 2,5-3 процента начинаются проблемы. То есть 3 процента — это уже критическая величина. Мы внесли все эти вещи в разработку энергетической стратегии страны, которая сейчас идет. Наш Институт получил контракт на мировую энергетику, и мы делали прогнозы для Минэнерго. Только в ноябре 2007 г. Международное энергетическое агентство (МЭА) признало, что, возможно, баланс по нефти «не бьется» на 2015 г. при таких темпах роста и при необходимости замены огромного числа действующих месторождений. Но в долгосрочном плане и МЭА, и Министерство энергетики США, два общепризнанных прогностических центра, в конечном итоге пришли к одному и тому же прогнозу роста мирового потребления энергии в ближайшие 20-30 лет, «сбив» его до 2 процентов в год. При этом одна из этих организаций занижает уровень будущего экономического роста, а другая — завышает уровень энергосбережений.

Человечество действительно стоит перед серьезнейшей проблемой. И выбор очень простой: либо очень высокие темпы роста (тогда решаются проблемы бедности, внутренняя обстановка спокойная, элита скармливает лишние доллары своему среднему классу или своим бедным, в общем как-то все существуют), либо возврат к более низким темпам роста (это сразу негативно сказывается на внутриполитической обстановке).

Высокие темпы роста ведут к удорожанию энергии. Эта проблема решается по-разному. Часть стран пытается уйти в ядерный «ренессанс», например, Англия. Шведы принципиально не строят АЭС, но они вложились в финскую АЭС вблизи шведско-финской границы. Итальянцы сами АЭС не строят, но уговаривают французов это сделать соответственно вблизи итало-французской границы, чтобы подешевле покупать электроэнергию. Мы посмотрели стратегию всех потребителей и производителей. Это очень сложная смесь, которую такой стране, как наша, необходимо изучать детально, по Китаю, по Индии, по США.

Существует и проблема климата, то есть глобального потепления. Для того, чтобы ее решить, надо уходить от газа и нефти, но переход к использованию энергии ветра, биоэнергетике требует огромных затрат (к тому же последний вариант бьет по сельскому хозяйству, обостряя продовольственную проблему).

Сейчас МЭА упорно продолжает отписывать 1 процент мирового ВВП на энергетику. В 2003 г. они выпустили работу, в которой оценивали мировые расходы на энергетику в 16 трлн. долларов США, теперь они перешли к цифре в 22 трлн. долларов. И то, и другое неверно. Одним процентом мирового ВВП энергетические проблемы не решить. Этого хватит только для нормального воспроизводства. Однако, сказал Л.М.Григорьев, как только вы начинаете решать проблему климата, проблему энергетической бедности в развивающихся странах под Millennium Goals, у вас немедленно все разлетается. Кстати, необходимые вложения России в энергетику, с тем чтобы мы могли обеспечивать свой вклад в мировой энергетический баланс, оцениваются в 5 процентов ВВП. Россия при населении примерно в 2,3 процента от мирового и национальным ВВП в 2,3 процента от мирового дает 10,3 процента мирового производства первичной энергии. 5,6 процента Россия потребляет сама (сюда входят и затраты на производство алюминия, бумаги и прочих энергоемких товаров, которые потом все равно вывозятся), 4,7 процента экспортирует немедленно. Это колоссальный вклад, и видимо от него мы не уйдем, мы должны это сознавать, подчеркнул Л.М.Григорьев. Конечно, сказал он, хорошо бы предусмотреть в нашей новой энергетической стратегии какие-то меры экономии, которые мы можем по деньгам выдержать, потому что на фоне проблем, которые нам нужно решать (нормально развивать страну, идя по инновационному пути), наш резервный фонд в 150 млрд. долларов США — это просто копейки.

В этом плане мировые энергетические проблемы перестали быть изолированными. Если раньше экономисты и энергетики были в известной степени сами по себе, а МИД сам по себе, то сегодня ничего в мире нельзя сделать в одиночку. Нужно читать единые лекции для экономистов, энергетиков и МИДа в разных комбинациях, потому что наша страна должна понимать все тонкости чужих стратегий, чужих проблем, знать, как мы выглядим в глазах тех или иных стран. Для кого-то мы конкуренты, для кого-то транзитеры, для кого-то потребители, для кого-то производители. И нам нужно быстрее выстраивать полный набор технологий, которыми Россия должна владеть как производитель энергии. Мы должны уметь предлагать либо нефть, либо тепловые заменяющие, должны уметь делать все в энергетической сфере. Тогда, заключил Л.М.Григорьев, мы будем великой энергетической державой через 10-15 лет.

С.А.Караганов в своем выступлении ответил на ряд вопросов участников конференции. В частности, он отметил, что недавняя российская экспедиция на арктический шельф была удачным ходом. Россия подтвердила свои права на него, как бы навязав таким образом мировому сообществу свою собственную повестку дня. Ценно то, что с нашей стороны это был инициативный ход, а не реакция на чьи-то действия. Мы сделали ход первыми. Конечно, о том, чтобы реально доставать оттуда ресурсы, а тем более нефть, речь пока не идет. Этот вопрос будут решать наши внуки, наверное. Думаю, Россия этим шагом повысила свою капитализацию, по крайней мере, на политическом и интеллектуальном уровне.

Упреки в империализме в адрес России имеют сугубо политическую подоплеку. Наверняка и представители «Лукойла», и те наши товарищи, сказал С.А.Караганов, которые профессионально занимаются энергетикой, прекрасно знают, что никаких проблем на уровне договоренностей с зарубежными энергокомпаниями у России нет. Все это происходит на политическом уровне, и речь идет в первую очередь о цене. От нас требуют, например, чтобы мы резко увеличили производство газа и нефти, ссылаясь на то, что иначе мы не сможем обеспечить свои собственные обязательства. При этом не учитывается одна простая вещь — мы сможем обеспечить свои обязательства с лихвой, если цены повысятся в несколько раз, потому что тогда покупатели наших энергоносителей будут меньше потреблять. Зачем же нам в этой ситуации резко увеличивать экспорт газа, к примеру? Для того, чтобы сдержать рост цен на газ? Это нормальная политическая борьба, поэтому к упрекам в наш адрес следует относиться философски, не допуская перерастания подобного рода споров в политическую, а тем более в системную конфронтацию.

Касаясь вопроса об энергосбережении, С.А.Караганов сказал, что он чрезвычайно удивлен отсутствием в нашей стране серьезной программы на этот счет. Мы сжигаем гораздо больше энергии на единицу ВНП, чем другие страны, это известно. И не только в производстве. В жилье мы сжигаем огромное количество энергии. У меня такое ощущение, заметил С.А.Караганов, что у нас есть некий внутренний, может быть, психологический или даже политический барьер, не позволяющий проводить в стране агрессивную энергетическую политику. Совершенно непонятно, почему Президент Путин должен 20 раз говорить о том, что необходимо прекратить сжигать огромные факелы газа, и тем не менее, ничего не происходит. Когда летишь над территорией Сибири, везде видны эти факелы.

С.А.Караганов также обратил внимание участников конференции на те проблемы, которые могут возникнуть в мире через несколько лет. Например, все говорят сегодня о росте цен на продовольствие, думая, что это какое-то временное явление. А это не временное явление. Оно связано с тем, что на мировой рынок труда поступает ежегодно 200-300 миллионов людей, которые зарабатывают деньги. Раньше они жили в системе натурального хозяйства, а сейчас они начинают зарабатывать деньги на заводах и соответственно начинают потреблять продукты питания, начинают нормально питаться. Уже не рис с какими-то овощами, а свинину, хорошую рыбу, например. Вы знаете, что половина всей свинины в мире съедается Китаем? Каких-нибудь десять лет назад в Китае потреблялось 5 процентов от мирового производства свинины. Для большинства китайцев это было роскошью.

Очень быстро меняется структура потребления. Через 5-7 лет изменится структура мировых потребностей. В той же Азии происходят революционные перемены, о которых никто не знает. Это революция в области рождаемости. Мы привыкли говорить о том, что у нас в России проблемы, что низкая рождаемость. Мы не действуем как следует в этой ситуации, мы проигрываем борьбу за мигрантов. Думаю, «Лукойл» уже не может нанимать квалифицированных работников во многих регионах нашей страны, потому что эти квалифицированные работники уехали за границу или не хотят сюда приезжать. Молдаване уехали, украинцы уехали. Теперь нам приходится тянуть таджиков. Словом, есть проблема.

Но есть еще одно обстоятельство, в силу которого мы столкнемся с трудностями через 7-10 лет. Дело в том, что аппараты УЗИ появились в Индии, в Китае, Индонезии. Это дает возможность определить пол будущего ребенка. Так вот, по данным УЗИ, в этих традиционалистских странах на протяжении 8 лет рождается на 30 процентов больше мальчиков, чем девочек. Что это будет означать через 10 лет? Огромные социально-политические проблемы для всего мира.

Проблем в мире возникает много. Их надо видеть, их надо изучать, ими надо заниматься. Вот здесь находится Владимир Рыжков, уроженец Алтая. У них на Алтае есть миллионов десять гектаров, никем не заселенных, с абсолютно идеальной экологией, где растут груши и персики. А в мире вообще-то земель для заселения мало. Если правильно распорядиться этой землей, то это для России огромный ресурс.

Что касается вопроса о нанотехнологиях и ведущейся в связи с этим политической борьбе, отметил С.А.Караганов, то при всем моем положительном отношении к новым технологиям, я не знаю, что реально в этой сфере происходит. Более того, не уверен в том, что нанотехнологии являются как бы некой отдельной отраслью, производством, которое довольно легко выделяется на фоне остальных. То, что мы вкладываемся в нанотехнологии, прекрасно. Лучше вкладываться в нанотехнологии, чем просто сорить деньгами. Но особой борьбы, сказал далее С.А.Караганов, я в этой сфере не вижу, боюсь, что предмета борьбы пока нет. Не понимают пока люди, за что бороться. Повторяю, нанотехнологии — это огромный кластер технологий, которые не определены точно. Это некий набор и материалов, и методов производства, и всего, что угодно. К сожалению, думаю, что до перевода нанотехнологий в практическую плоскость мы столкнемся с проблемой распространения ядерного оружия, и вот там будет следующий этап острой политической борьбы между ведущими мировыми державами, где Россия будет участвовать. Полагаю, что вопрос о нанотехнологиях не выйдет на политический уровень.

А.А.Москаленко не согласился с С.А.Карагановым в том, что касается сжигания попутного газа, заметив, что в зале находятся сотрудники «Лукойла», работающие в Западной Сибири. Они могут подтвердить, что факелов стало гораздо меньше, где-то процентов на 80. В последние пять лет строится много газогенераторных станций, которые полностью обслуживают месторождения. Это стало возможным, поскольку появились деньги у нефтяных компаний. Не только «Лукойл» этим занимается, это делают все компании. Через 5 лет максимум этот вопрос будет решен и в Западной Сибири, и в других регионах. «Лукойл» постарается это сделать на своих объектах в течение 3 лет.

Г.С.Федотов, отвечая на вопрос заведующего кафедрой МГИМО Короткова относительно доли добываемых компанией нефти и газа, направляемого в качестве сырья для нефтехимической промышленности, сообщил, что курирует в «Лукойле» экономическую службу, отвечающую в том числе за вопросы планирования экспортных поставок на собственные нефтеперерабатывающие заводы. Сегодня примерно 50 процентов нефти экспортируется и столько же идет на нефтепереработку и нефтехимию. В стратегии «Лукойла» нефтепереработке отводится важное место. «Лукойл» в ближайшие 3-5 лет планирует увеличить свою долю поставок для нефтепереработки ориентировочно до 55 процентов. Увеличение этой доли потребует как увеличения инвестиций в имеющиеся нефтеперерабатывающие мощности, так и приобретения новых.

Выступление В.А.Крюкова было посвящено структурной динамике мирового нефтегазового сектора. Докладчик обратил внимание на несколько фундаментальных обстоятельств. Первое заключается в том, что структурная динамика во многом следует за динамикой ресурсной базы. Была приведена цифра по Америке, сказал В.А.Крюков, порядка десяти majors, 40-60 крупных и средних компаний. Все остальное — это около 27 тыс. недропользователей, которые имеют лицензии и оперируют на выработанных, истощенных, мелких и сверхмелких месторождениях. В США на одну такую лицензию приходится 0,78 млн. баррелей нефти. Т.е. получается пирамидальная структура.

В России же на одну лицензию приходится 170 млн. баррелей. И вместо пирамиды мы имеем прямоугольник — 3-4 крупные компании, несколько средних компаний и очень мало независимых, инновационно ориентированных мелких компаний, которые в состоянии предложить новые уникальные подходы для разработки нетрадиционных, сложных месторождений, где не нужны масштабы больших компаний. Всего по России наберется порядка 150 недропользователей, и поэтому у нас достаточно крупные объемы запасов на одну лицензию.

Отсюда видно, как в зависимости от ресурсной базы меняется структура нефтегазового сектора.

Второе обстоятельство касается структуры собственности компаний в мире, которая в значительной степени следует за проектными решениями, а не только за политическими условиями и обстоятельствами. Норвегия, например, в ходе приватизации в нефтегазовом секторе пошла по пути реализации неких принципов свободного предпринимательства. Это было сделано в связи с тем, что «Статойл» перенесла все свои операции на зарубежные рынки, и норвежское государство просто не хотело отвечать по зарубежным обязательствам компании, которая пришла во Вьетнам, Нигерию, присматривалась к России и сейчас движется на Восток. То есть в основе структуры собственности лежат разделы риска.

Динамика нефтегазового сектора всегда следует за зарплатами, за рисками, за особенностями реализации новых проектов. И, конечно, всегда при этом учитывается состояние политической среды, о чем здесь много говорилось уважаемыми коллегами.

Месторождения Западной Сибири достигли известной степени зрелости. По мере того, как будут расти издержки, а вы знаете, заметил В.А.Крюков, что у нас за последние годы стоимость проходки выросла на 230 процентов, мы в условиях монополизированной структуры нефтегазового сектора подходим к определенному пределу экономической эффективности, несмотря на налоговые послабления, освобождения и т.п. То есть факторы институционального и организационно-экономического характера играют существенную роль в формировании фундаментальной динамики, в том числе и цен.

Изучение международного опыта очень важно с точки зрения соотнесения его с российскими реалиями и их понимания. И крупные компании, такие как «Лукойл», которые чувствуют себя уверенно, прочно на российском рынке, и которые в известной степени ответственны за крупные территории, за политику государства в этой области, поскольку они ее формируют, должны выступать в определенной степени катализаторами, поддерживать позитивные процессы, иначе тенденция поглощения мелких и средних компаний, наблюдаемая в последние годы, выйдет нам самим во вред уже в очень недалекой перспективе.

Фундаментальным фактором, сдерживающим цены, являются передовые научные разработки, о чем говорил Н.А.Симония, отметил далее В.А.Крюков. В той же Норвегии есть научно-технические центры, которые созданы на кооперационной основе конкурирующими компаниями для того, чтобы продвигаться вперед в решении фундаментальных проблем техники, технологий, в реализации новых проектов, на новых глубинах, в новых, необычных условиях и средах.

К сожалению, у нас этого нет. Наши крупные компании занимаются не инновациями, а адаптацией где-то уже разработанных или реализованных технических решений. Фундаментальные исследования в нефтегазовой области у нас не присутствуют ни в государственной программе, ни в открытой отчетности и другими материалами, публикуемыми ведущими российскими компаниями. Это настораживает. Вопросы кооперации, вопросы научно-технической политики должны занимать важнейшее место в деятельности наших крупных компаний и важнейшей составной частью процесса взаимодействия государства и бизнеса, о котором мы сейчас много говорим.

Здесь упоминалась проблема, связанная с нефтехимией, попутным нефтяным газом. Да, для решения этой проблемы делается очень много, есть соответствующие справки, но, как бы то ни было, количество нефтяного газа, сжигаемого в атмосфере, у нас с каждым годом возрастает. Причина та же самая — не потому что компании плохи, а потому что меняется ресурсная база, много мелких удаленных месторождений, тащить оттуда газ на большие расстояния неэффективно. В меньшей степени это касается «Лукойла», в большей — других компаний, работающих в Западной Сибири, там где очень сложные технологические схемы транспортировки. Еще одно очень важное обстоятельство, которое недооценивается или не понимается, заключается в том, что когда мы сравниваем Россию и мировой нефтегазовый сектор, то забываем о том, что производственно-технологическую инфраструктуру, в соответствии с которой принимаются и реализуются многие решения, мы унаследовали от экономики совершенно другого типа. Это централизованная схема сбора, неподъемная схема поставки, отгрузки, компании довольно сложно выстраивать свою инфраструктуру, это очень дорого, это очень длительный процесс, существуют большие риски и т.п.

Поэтому здесь очень велика роль сбалансированной, взаимосвязанной государственной политики, которая пока в России не проводится. У нас пока нет политики не только в области энергосбережений, но и в области регулирования и управления процессами недропользования с целью решения актуальных проблем нефтегазового сектора. Другие страны, Канада, например, несмотря на проблемы с битуминозными песками, имеет такую политику, имеют ее и Великобритания, и США, даже Мексика имеет.

Отвечая на вопросы участников конференции относительно альтернативных источников энергии, С.А.Караганов подчеркнул необходимость вкладывать деньги в разработку таких источников, в новые технологии как потенциал. Может быть, через 10-20 лет что-то появится. Кто-то, возможно, сможет уговорить нас поставить ветряные мельницы в огромном количестве в Дании и Северной Германии, где, казалось бы, есть необходимые природные условия для успешной работы таких устройств. Однако при внимательном рассмотрении оказывается, что эта энергия стоит гораздо дороже, чем нефть и газ. Поэтому вкладывать необходимо хотя бы для того, чтобы досконально знать все плюсы и минусы альтернативных источников энергии и не делать ошибок. Кроме того, надо знать, что тема альтернативных источников энергии есть способ политической борьбы против традиционных производителей энергии и против традиционных энергетических держав. Не готовясь должным образом к этой борьбе, мы обрекаем себя на то, чтобы всегда отвечать «вторым номером», всегда быть виноватыми. Поэтому надо вкладываться финансово, понимая, однако, что это скорее политическое или чисто научное вложение, нежели инвестиционное.

А.А.Москаленко отметил, что в последнее время в «Лукойле» ведется работа по альтернативным источникам энергии, которую курирует первый вице-президент компании Маганов. Я поддерживаю точку зрения С.А.Караганова по данному вопросу. Действительно, сегодня один киловатт-час у нас в стране стоит гораздо дешевле того, что мы могли бы иметь в результате использования альтернативных источников энергии. Цена традиционной энергии в Европе, тем более в Норвегии, значительно выше, поэтому они и пытаются найти какую-то альтернативу. Но пока эффективные варианты найти не удалось. Скажем, газогенераторы, которые мы используем в Западной Сибири, конечно, там выгодны, но они очень дорого стоят. Хотя в перспективе они окупятся. Рентабельность всех остальных альтернативных источников очень низкая.

Г.С.Федотов не согласился с мнением В.А.Крюкова относительно отсутствия положительных сдвигов в сфере утилизации попутного газа. Он сослался при этом на данные, согласно которым процент сжигаемого в атмосфере газа с каждым годом снижается, и составляет на сегодняшний день всего 5 процентов, то есть 95 процентов попутного газа сегодня утилизируется. Как раз у маленьких компаний, которые были названы инновационно ориентированными, сказал Г.С.Федотов, утилизация газа очень низкая, потому что у них на это попросту не хватает средств, у них недостаточная собственная экономика, и они экономят на всем, что касается исполнения требований по лицензии. Напротив, наличие в «Лукойле» мощного научно-технического центра позволяет нам инвестировать в развитие инноваций, новых технологий бурения, нефтепеработки.

Что касается энергосбережения, то у «Лукойла» есть программы, рассчитанные на 5 и 10 лет. В частности, в сфере нефтепереработки и нефтедобычи планируется существенно улучшить энергосбережение за счет оптимизации и автоматизации производства. Это очень важный элемент нашей стратегии, направленный на повышение эффективности нашего производства.

Н.А.Симония говорил о показателе прибыли на одного работника в компаниях «Эксон Мобил» и «Сауди Арамко». Мы, отметил Г.С.Федотов, такой анализ делаем регулярно, сравниваем себя по основным параметрам с ведущими западными компаниями. Так вот, сравнительный анализ по такому показателю, как прибыль на работника, между «Лукойлом» и, скажем, «Эксон Мобил», не может быть объективным, потому что у «Эксона» значительная часть служб выведена за пределы компании, в том числе, например, все автозаправочные станции. У «Лукойла» же все работники АЗС (а это несколько десятков тысяч человек) находятся в штате компании.

Далее Г.С.Федотов затронул вопрос о налоге на сверхприбыль американских нефтегазовых компаний. Он не согласился с тем, что в этом плане можно сравнивать американские компании и наши. В США при более высокой ставке налога на прибыль не выплачивается налог на нефть, как это делается у нас. Американцы не выплачивают экспортные пошлины. Существует высокая налоговая нагрузка на российский нефтегазовый сектор. По подсчетам, сделанным в «Лукойле», один баррель экспортированной российской нефти сегодня не обеспечивает компанию объемом выручки, достаточным для поддержания необходимого уровня инвестиций. Таким образом, если положение в этой области не изменится, то действующий налоговый и макроэкономический режим как бы побуждает компанию не выполнять планы по приросту объема добычи в регионах, где это нерентабельно. В известной степени такое положение не способствует выполнению стратегии энергетического развития России. Поэтому и «Лукойл», и другие российские нефтегазовые компании в последние несколько месяцев активно работают с правительством и профильным министерством по вопросу оптимизации налоговой нагрузки на нефтегазовый сектор. И мы, сказал Г.С.Федотов очень рады, что наши призывы наконец-то были услышаны. На прошлой неделе министр финансов России А.Л.Кудрин объявил о том, что будет снижена ставка НДПИ. Это, конечно, положительная новость, потому что это будет способствовать экономическому росту и росту объемов добычи.

Хотя я в компании «Лукойл» отвечаю за микроэкономику, пояснил Г.С.Федотов, хотел бы отметить, что на нее очень сильно влияет макроэкономические показатели. По ценам на нефть мы регулярно делаем свои прогнозы, сверяясь с данными аналитических агентств, российских и зарубежных институтов. Сегодня наш ценовой прогноз очень близок к прогнозу правительства России, то есть в ближайшие три года, как мы полагаем, цены будут находиться на уровне 85-88 долларов США за баррель. И поскольку мы также считаем, что при цене 100 долларов за баррель где-то 20 долларов — это спекулятивная составляющая, мы полагаем, что справедливая цена составляет 80-85 долларов за баррель. Эффект от спекуляции «Лукойл» не планирует, но если по факту он будет иметь место, дополнительные средства будут использованы для инвестиций в собственное развитие.

Говоря далее о макроэкономических параметрах, Г.С.Федотов заметил, что в отличие от цен, к сожалению, ничего не было сказано об инфляции. Между тем инфляция в России — это огромная проблема для компаний нефтегазового сектора. Недостаточный уровень экспортной выручки для покрытия капитальных затрат, операционных расходов — в первую очередь, следствие инфляции. Еще 3-5 лет назад таких трудностей мы не испытывали. Каждый год наше правительство ежегодно обещает удержать инфляцию на уровне 7-8 процентов, но по факту на этот год правительственный прогноз уже пересмотрен — до 9,5 процентов. А по отдельным видам товаров, по ценам в отдельных отраслях, например, в капстроительстве, инфляция достигает 19 процентов. Инфляция по ценам в промышленности — свыше 12 процентов. Между тем основные расходы «Лукойл» несет в рублях, а экспортную выручку получает в долларах. Доллар слабеет, а рублевые расходы при этом растут. И это действительно очень серьезная проблема. Этот разрыв «Лукойл» пытается снизить за счет оптимизации своей операционной деятельности и эффективности производства. Понятно, что в этой ситуации необходима помощь правительства в оптимизации налоговой нагрузки на нефтегазовый сектор.

В заключение С.А.Караганов выразил признательность компании «Лукойл» за прекрасную организацию конференции и за поддержку работы Экспертного Клуба мировой политической экономики.