Изменения на постсоветском пространстве: цивилизационный вызов

Современные политические процессы в странах СНГ и прибалтийских государствах имеют ряд характерных особенностей, которые позволяют рассматривать изменения, происходящие на пространстве бывшего СССР, в качестве серьезного цивилизационного вызова как для России, так и для самих этих государств^[1].

Особенность №1 — это слабая субъектность самой России и слабость ее современного правящего слоя. «Политический класс», который сформировался в России в начале 1990-х годов, оказался не в состоянии ответить на исторический вызов времени. Большая его часть продолжает оставаться погрязшей в мелких схемах личного и корпоративного обогащения.

Весьма деструктивную роль сыграла распространенная в начале 1990-х годов установка: «Россия — страна, выпавшая из мировой логики развития» и ее надо «вернуть в цивилизованный мир». Если сама Россия встала тогда на эту ущербную позицию, то чего можно было ожидать от наших соседей? Ни о какой роли лидера для страны, догоняющей других, речи идти не могло и не может. В «Обзоре внешней политики России» (март 2007 года), например, залогом лидерства России в СНГ называется «создание привлекательной для партнеров реалистичной модели эволюционного перехода к полноценным рынку и демократии». Что же здесь такого, что наши соседи не могут найти у других?

Другой пример: мы продолжаем использовать в политических и политологических дискуссиях термин «постсоветское пространство». Он мне представляется функционально более или менее адекватным, но в смысловом плане ограниченным. Лучше, на мой взгляд, говорить о пространстве бывшего СССР. А ещё лучше — о пространстве исторической России и о пространстве исторической Российской Империи, отдавая себе отчет в том, что они не совпадают. Само по себе использование этих терминов побуждает мыслить в более широких цивилизационных и исторических категориях.

Большинство наших соседей сегодня далеки от желания ориентироваться на Россию. Причина такого положения, на мой взгляд, в том, что они не очень хорошо понимают, на что они должны ориентироваться, что составляет стержень собственного российского «проекта будущего». Мало заявить, что Россия не собирается становиться частью западного либерального глобалистского проекта. Надо четко сформулировать, в чем состоит наш собственный проект. Совершенно, на мой взгляд, ясно, что он не может сводиться только к созданию в России демократического общества, правового государства и социально ориентированной рыночной экономики, хотя это и важные составляющие. Наш проект должен стать органичным продолжением русской культурно-исторической традиции. Может быть, не все из наших соседей захотят участвовать в этом проекте, но тот, кто захочет, будет понимать, в чем он участвует, что поддерживает, или, как минимум, на что ориентируется.

Особенность №2: слабость новых элит в новых государствах — бывших союзных республиках. Чисто эмпирически мы видим, что большая часть этих элит погрязла в этническом национализме, борьбе за власть, осуществлении различных схем личного обогащения, заведомо проигрышных политических играх с Западом и Россией по принципу «доения двух маток».

На формирование элит и политических систем в новых государствах — бывших республиках СССР серьезное влияние оказывает следующее противоречие. С одной стороны, как заявляют их руководители, их главная задача — восстановление своей национальной самобытности после периода доминирования СССР. С другой, эти страны активно включаются в осуществление новых проектов глобалистского свойства: в Европе — под эгидой Европейского союза; в мире — под эгидой США. В силу первого вектора, в странах на пространстве бывшего СССР сегодня должны быть востребованы консервативные идеи, консервативная политика. В силу второго, дополнительные шансы получают партии либерального толка, а также те социал-демократические силы, которые, прикрываясь левой риторикой, на деле являются проводниками той же либеральной политики.

Содержательную консервативную политику ни один из указанных проектов на своей периферии не потерпит. Так как же тогда соответствовать «национальным установкам»? Ответ: за счет русофобии и во внутренних, и во внешних проявлениях. Запад взирает на это весьма снисходительно: консерватизм не только трансформируется в этно-радикализм, но и получает реальное «дело», а русские в данных странах оказываются под жестким контролем.

Слабость элит является производной и от шаткой основы их легитимности. В ее основе, главным образом, лежит внешний фактор. Для одних стран — Азербайджана, Грузии, Латвии, Литвы, Молдавии, Украины, Эстонии — на первом месте стоит поддержка США и/или Европейского союза, для других — России, на втором месте — поддержка национального бизнеса (или сращивание с ним), и лишь на третьем — поддержка электората. На поддержке бизнеса и вообще на его положении также сказывается зарубежный фактор. При оценке фактора поддержки электората представляется важным то, что близость работающих с этим электоратом общественных или политических сил к России, готовность учитывать ее интересы во многих случаях — в Прибалтике, в Грузии, частично на Украине — дополнительного рейтинга не обеспечивает. А вот что ценится, так это способность продолжать действовать в ущерб российским политическим и военным интересам и одновременно сохранять возможности экономического роста за ее счет. К сожалению, отсутствие должной реакции нашего правительства на такой подход порой способствует его укоренению.

Особенность №3 видится в возрастающем противоречии между заявляемыми демократическими целями и все более антидемократической, тоталитарной реальностью. Трудно в принципе рассчитывать, что в каком-либо из государств постсоветского пространства может быть установлена демократическая форма правления в столь короткие после распада СССР сроки. Положение усугубляется тем, что большинство из них хочет стать национальными государствами. А этот процесс просто не может идти в сугубо демократических рамках. В советский период «средние» этносы не были обучены уважать этносы «малые». Кроме того, национальное государство всегда менее демократично, чем государство многонациональное.

Есть тут и еще одна проблема: в ряде случаев существование новых национальных государств уже заявлено в качестве факта международной жизни, в то время как соответствующие нации как таковые еще не сформировались (да и сформируются ли?). Примеры очевидны: Латвия и Эстония с многочисленными группами так называемых неграждан и фактически двухобщинными обществами; Молдавия, не сумевшая урегулировать отношения с гагаузским этносом и приднестровскую проблему, и, наконец, Грузия, которая претендует на признание своей территориальной целостности в рамках границ Грузинской ССР, но не делает ничего, чтобы снизить напряженность в отношениях с Абхазией и Южной Осетией, примириться с населяющими эти самоопределившиеся государства народами.

В целом, на мой взгляд, в большинстве стран, возникших на территории бывшего СССР, речь идет о формировании не демократического порядка, а режимов олигархии при традиционно сопряженной с ней охлократией. Отсюда тенденция к новому тоталитаризму.

Особенность №4: сложный международный контекст. И на формирование элит, и на политику государств на пространстве бывшего СССР серьезно влияет присутствующее противоречие между стремлением опираться на поддержку США и даже быть проводником их интересов и желанием «вписаться» в западноевропейскую политику. Тут, правда, есть немаловажный нюанс: порой сами элиты «разыгрывают» поддержку США в своих интересах. Так же, как в свое время элиты в «третьем мире» разыгрывали в своих интересах помощь, которую им за «следование курсу на построение социализма» оказывал Советский Союз. Потом, правда, они всем говорили, что были «под пятой» у СССР. К этому надо добавить скрытую конфликтность, присущую сегодняшним отношениям Европейского союза и США (в основном, в силу стремления Вашингтона сформировать расстановку сил в Западной Европе в выгодном для себя ключе), и открытую конфликтность в отношениях Европейского союза и России (объективно вредную для ЕС в большей степени, чем для России) и в отношениях между США и Россией.

Особенность №5 заключается в неспособности России соответствовать реально сохраняющимся центростремительным запросам. Основной причиной того, что СНГ не выполнил и, видимо, уже не выполнит своей функции, является, на мой взгляд, непривлекательный имидж самой России, ее недостаточно внятная внешняя и внутренняя политика. Отсутствие на общегосударственном уровне ясно сформулированной собственной национальной идеи и, как следствие, ясных внешнеполитических целей порождает слабость и конъюнктурность политики в отношении соседей, мешает согласовать внешние интересы государства, общества, бизнеса и личности. Между тем, у многих государств СНГ все эти годы существовала и отчасти продолжает существовать потребность именно в интеграционном объединении, а не в «клубе глав государств». Но чем больше проходит времени, тем дальше инертность Москвы заталкивает эти страны в орбиту чуждого России влияния.

Отмечу в этой связи два характерных слабых места политики России на пространстве бывшего СССР: увлечённость «улучшением отношений» с соседями и ставка на то, что условно можно назвать «династической дипломатией».

Бывают периоды, когда ради сохранения благоприятной перспективы дальнейшего взаимодействия необходимо жестко поставить вопрос, на каких принципах эти отношения будут базироваться. Научившись говорить твердое «нет» тем нашим соседям, которые не желают усиления влияния России, важно одновременно стимулировать широкие слои населения и предпринимательское сообщество этих стран к оценке того, является ли выбор их современного правящего класса благом для стабильного будущего соответствующего государства. Другими словами, хорошие отношения с соседями не должны рассматриваться как самоцель. Временами имеет смысл отказаться от попыток заигрывания с откровенно русофобскими и враждебными нашей стране режимами, делая упор на продуманную систему поощрения тех сил в бывших республиках СССР, которые заинтересованы в интеграции. России необходимо найти продуктивный баланс между движением к реинтеграции и преодолением иждивенческих настроений у руководства и населения соседних с нами стран. Но делать это надо, на мой взгляд, с меньшими, чем сегодня, издержками.

Что же касается «династической дипломатии», то хорошие отношения между лидерами — это прекрасно. Создается, однако, впечатление, что у нас они поставлены во главу угла, причем зачастую в ущерб отношениям между обществами, политическими партиями, НПО, бизнесом. Тесные контакты на уровне руководителей должны быть производными от хороших отношений между самими странами, а не наоборот. Иначе вся конструкция становится нестабильной.

Приведенный выше анализ особенностей современных политических процессов в странах СНГ и прибалтийских государствах уже сам по себе, думаю, дает ответ на вопрос о том, почему изменения, происходящие в последние годы на пространстве бывшего СССР, представляют собой серьезный цивилизационный вызов и для России, и для самих этих государств. Добавлю к этому, что в последние годы наша страна и все пространство бывшего СССР становятся не просто ареной геополитической игры крупных мировых акторов, но местом, где в полной мере может проявить себя уже начавшееся в мире столкновение цивилизаций.

В этих условиях перед нами вдвойне остро встает задача четко сформулировать и удержать своё собственное «Я» и не оказаться рекрутированными на ту или иную сторону во внешнем конфликте (и там, и там политически мы окажемся на второстепенных ролях; и там, и там физически нас выставят на передний край противоборства с предсказуемыми последствиями). Само собой разумеется, в этих условиях Россия просто вынуждена ставить перед собой задачу расширения геополитического влияния при одновременном укреплении государствообразующего национального ядра. Альтернативой этому является дальнейшая фрагментация и нарастающая нестабильность на пространстве бывшего СССР, ведущая к усилению внешнего контроля.

В чем же главный ключ к оживлению интеграционного процесса? На мой взгляд, только в позиции самой России. Необходимо ясно сформулировать оригинальную идею интеграции, не повторяющую современные глобалистские рецепты. Ставка в дальнейшей работе должна делаться на тех, кто действительно хочет быть субъектом такого проекта. Его осуществление, однако, станет возможным, повторюсь, лишь при условии, что внутри самой России идея «русского мира» наконец-то займет центральное место в государственной идеологии, что наша страна сама твердо решит, что ей нужна интеграция, и она хочет быть мировым лидером, вокруг которого сплотятся государства СНГ и другие страны, которые этого захотят.

^[1] Статья подготовлена на основе выступления автора на круглом столе «Постсоветское пространство: реалии и перспективы», состоявшемся 27 марта 2008 года в Отделении международных экономических и политических исследований Института экономики РАН. Впервые опубликована на сайте ИА REGNUM (http://www.regnum.ru/news/980183.html).