Глава пятая. Глобальные вызовы и угрозы XXI века

Новый этап в истории человечества

На рубеже III тысячелетия нашей эры человечество вступило в качественно новый этап своей истории. Его отличием от всех предыдущих является неоднозначность основного вектора дальнейшего развития, который может вести как к беспрецедентному материальному и духовному расцвету, так и к глобальному кризису, грозящему гибелью человеческой цивилизации, если не жизни на Земле вообще.

Характерно, что мрачные пророчества о, якобы, неминуемом «конце света», являющемся божественной карой за грехи людей, но сохраняющем надежду на вечное блаженство для немногих праведников, свойственны почти всем великим религиям, в частности, христианству, с его легендами о всемирном потопе, гибели Содома и Гоморры, Апокалипсисе.

Подобное катастрофическое мироощущение при всей его мифологичности подкрепляется ныне бесспорно установленными наукой фактами: за 4 млрд. лет, прошедшие после формирования нашей планеты, с ней неоднократно происходили катаклизмы космического масштаба – столкновения с другими небесными телами (осколками астероидов) или падение крупных метеоритов диаметром в несколько десятков километров. Результатом оказывались чудовищные взрывы, которые приводили к длительному покрытию атмосферы плотным слоем дыма, пепла и пыли, не пропускавшем солнечное излучение. Вызванный этим парниковый эффект приводил к резкому потеплению климата, высыханию почв и испарению водных поверхностей, крайне затруднявших выживание живых существ. Геологи и палеонтологи считают, что такие катаклизмы имели место как минимум дважды – 230 и 65 млн. лет назад, приводя к гибели до 90% всех существовавших ранее видов флоры и фауны. Во втором случае именно с этим связывают исчезновение динозавров.

Другими причинами резких колебаний климата астрофизики считают изменения наклона оси вращения земного шара к плоскости его околосолнечной орбиты и перевороты магнитных полюсов, происходящие регулярно с интервалом в несколько сотен тысяч или миллионов лет. Хотя механизм этих явлений ещё неясен, многие учёные связывают с ними периодические оледенения значительной части земной поверхности. Полярные шапки льдов расползались тогда вплоть до нынешних субтропических широт, круто меняя среднегодовую температуру в сторону похолодания со всеми вытекающими последствиями.

Многие факты говорят о том, что Земля вступает ныне в очередную полосу существенных изменений условий существования жизни на планете. Потепление климата в связи с выбросом в атмосферу газов с парниковым эффектом, учащение землетрясений, ураганов, цунами, исчезновение лесов, опустынивание, гибель сотен тысяч видов растений и животных, обедняющая генетический фонд биосферы, – все эти грозные явления не могут не внушать серьёзной озабоченности.

В отличие от предыдущих катаклизмов планетарного масштаба эти изменения, которые могли бы быть смягчены или даже предотвращены с помощью достижений современной науки и техники, оказываются не столько результатом действия слепых сил природы, сколько жизнедеятельности самого человека. Катастрофы всё чаще приобретают не столько природное, сколько техногенное и антропогенное происхождение, являясь следствием коренных сдвигов во взаимоотношениях человека с природой и самих людей между собой.

Стремительный, но крайне неравномерный рост народонаселения сталкивается с ограниченным объёмом возобновляемых природных ресурсов, необходимых для увеличения производства материальных благ, и безвозвратным разрушением окружающей среды. Глобализация производства, торговли, финансовых и информационных потоков, небывало стимулирующая производительность труда на основе высоких технологий, усугубляет в то же время контрасты в уровнях развития разных стран и их демографической динамике. Эти контрасты порождают мощные волны миграций, следствием которых оказываются как прогрессирующее смешение рас, народов, культур, так и стремление их к утверждению своей идентичности, вызывающее острые межэтнические и межконфессиональные конфликты, чреватые угрозой «столкновения цивилизаций».

Материальный прогресс человечества всё боле заметно опережает духовный, жёсткая конкурентная борьба за выживание провоцирует в сознании людей психологические стрессы, ведущие к росту взаимной агрессивности, экстремизма и фанатизма, актами насилия к окружающим. Несмотря на суровые уроки двух мировых и холодной войн, не раз ставивших человечество на грань коллективного самоуничтожения, мир начала XXI в. продолжают сотрясать десятки неуправляемых вооружённых конфликтов, международный терроризм, организованная преступность.

Мировой финансовый кризис, начавшийся в 2007 г. в США впервые после Второй мировой войны привел к абсолютному снижению глобального ВВП, еще более затруднив решение демографических, продовольственных, экологических проблем человечества. Подобно Великой депрессии 1929г., сравнимой с ним по масштабам, он поставил под вопрос функционирование рыночной экономики на основе нелиберальной модели англо-саксонского образца, которая, казалось, утвердилась в постиндустриальном мире за последнюю четверть столетия после крушения советского социализма.

Тем не менее, пессимистические сценарии будущего, которыми изобилует современная футурология, нельзя относить к разряду «самооправдывающихся пророчеств». История мировой цивилизации, насчитывающая всего 5-6 тысяч лет, убедительно доказала, что перед лицом смертельной опасности люди всегда находили в себе силы искать и находить выход из самых казалось бы безнадёжных ситуаций. Есть все основания считать, что так будет и сейчас – если, конечно, международное сообщество вовремя осознает масштаб беспрецедентных вызовов и угроз, найдя в себе силы совместно противостоять им.

Проблемы народонаселения

Среди этих вызовов наиболее приоритетным следует считать рост народонаселения планеты при всё более резкой неравномерности его распределения по странам, регионам, континентам.

Современная палеонтология считает, что биологический вид homosapiens (человек разумный) сформировался в Африке около 2 млн. лет назад. За последние 60 тыс. лет он постепенно заселил все континенты земной суши, значительно изменяясь в ходе эволюционного развития с учётом естественного отбора и мутаций в различной среде обитания.

Решающим фактором роста численности людей являлась их способность, в отличие от других приматов, адаптироваться к самым различным природным и климатическим условиям – от тропических до полярных за счет прогресса производительности труда с помощью орудий и инструментов. Важнейшими вехами на этом пути стали овладение огнём, переход от собирательства и охоты к скотоводству и земледелию, от кочевого к осёдлому образу жизни, всё большему разделению труда, специализации и обмену, возникновение на этой основе семьи, собственности, государства.

При возникновении 5-6 тыс. лет назад первых цивилизаций основная масса людей была сосредоточена на берегах великих рек, служивших источником для ирригационного земледелия и осёдлого животноводства – Нила, Тигра и Евфрата, Инда, Хуанхэ. К началу I тысячелетия нашей эры в мире насчитывалось, по приблизительным подсчётам, 200-250 млн. человек, из которых более половины (примерно по 60 млн.) приходились на два основных цивилизационных ареала – Римскую империю на западе (Европа, Ближний Восток, Северная Африка) и Китайскую на востоке (северо-восточная Азия). Остальное население сосредоточивалось главным образом в сасанидском Иране (Парфия), Кушанском царстве, империи Маурьев, затем Гупта в Индии. На долю Северной и Южной Мезоамерики и Африки оставалось не более 15-20 млн.

К началу II тысячелетия – 1000 г. христианского летосчисления мировое население удвоилось, достигнув 500 млн., распределённых на три части – 100 млн. в империи Карла Великого и Византии в Европе и Малой Азии, примерно столько же в Китайской империи династии Сун, Арабском халифате Омейядов, Иране и Индии.

Спустя ещё тысячу лет – к началу ХХ в. население планеты уже не удвоилось, а утроилось, достигнув 1,5 млрд. человек (по 400 млн. в Европе, включая Россию, Индию и Китай, 250 млн. – в Оттоманской империи, остальные в Америке, Африке, Японии).

Однако с середины XIX в. темпы роста мирового народонаселения резко ускорились – в 1850 г. оно составляло 1 млрд. человек, в 1900 г. – 1,5 млрд., в 1950 г. – 3 млрд., в 2000 г. – 6 млрд., приближаясь ныне к 6,5 млрд. человек. Только за один ХХ в. население планеты увеличилось в 4 раза, т.е. больше, чем за предыдущие 900 лет! Причём этот стремительный демографический рывок произошёл вопреки огромным людским потерям в двух мировых войнах (30 и 50 млн. убитых), пандемиям (одна эпидемия «испанского» гриппа в 1920 г. унесла 50 млн. жертв), революциям, гражданским войнам, массовым репрессиям, геноциду (ещё 100 млн.).

Демографы объясняют причины данного феномена поочерёдной сменой трёх типов динамики народонаселения.

Первый предполагает сочетание высокой рождаемости с высокой смертностью, особенно детской, в первобытных, рабовладельческих и раннефеодальных обществах Средневековья. Средняя продолжительность жизни не превышает 30-40 лет, а для удвоения численности населения требуются несколько поколений (100-200 лет). Ныне этот тип сохраняется лишь в самых отдалённых, изолированных от внешнего мира уголках планеты – среди аборигенов Новой Гвинеи, Океании, коренных жителей Центральной Африки или индейцев Амазонии.

Подрыв статичного равновесия между численностью населения и объёмом производства продовольствия при такой модели компенсируются голодом, эпидемиями чумы, холеры, оспы, межплеменными войнами. Но бывали случаи, когда резкое изменение данного баланса – например, длительные засухи в местах обитания скотоводов-кочевников) приводили к завоевательным походам с востока на запад в начале I тысячелетия нашей эры – гуннов, арабов, монголов, тюрок и т.д. («великое переселение народов») на более развитые земледельческие страны – Китай, Индию, Европу.

Второй тип демографического развития характеризуется значительным сокращением смертности, особенно детской, при сохранении по инерции высокой рождаемости. Его наступление связано с распадом традиционных аграрных обществ под ударами первых промышленных революций, урбанизацией, прогрессом медицины и образования, в том числе женщин.

Все эти причины вызывают аграрное перенаселение и отлив сельского населения в города, характерный для начальной стадии развития капитализма в Европе, далеко опередившей тогда по приросту населения остальные континенты. Он питал после Великих географических открытий колониальную экспансию европейских держав и массовую эмиграцию западноевропейцев  в заморские владения – Южную и Северную Америку, Австралию, Южную и Северную Африку, а русских – в Причерноморье, Сибирь, Дальний Восток (за 4 столетия площадь российской державы выросла в 36 раз, население – в 10 раз).

Именно такая модель демографического взрыва типична сегодня для большинства развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки. Структуры традиционного аграрного общества были подорваны там сначала колониализмом, а затем деколонизацией. На фоне кризиса натурального хозяйства и разбухания мегаполисов численность населения удваивается за 40-50 лет на протяжении жизни двух, порой одного поколения, а «надежда на дожитие» возрастает в тех же пропорциях. К середине XXI в. городское население планеты далеко опередит сельское, причем значительная часть его будет сосредоточена в крупных городских агломерациях, не производящих первичное продовольствие. В этих условиях массовые миграции населения происходят главным образом уже не с востока на запад, а с юга на север – из менее развитых, бедных, но демографически весьма динамичных стран с преимущественно молодым избыточным населением в богатые промышленные и особенно постиндустриальные страны, где динамика роста населения неуклонно снижается.

Эта третья стадия демографической эволюции, характерная с последней трети ХХ в. для Европы – как Западной, так и Восточной, включая Россию, Японию, в меньшей степени США, - характеризуется сочетанием низкой рождаемости с ещё более низкой смертностью, которое ведёт к абсолютному сокращению населения.

Причины, которые объясняют отрицательную динамику народонаселения, не имеют ничего общего с биологическим вырождением – они носят социально-экономический и ментальный характер. Индустриализация и урбанизация сопровождаются значительным повышением жизненного и образовательного уровня большинства населения, включением женщин в производственную, общественную и культурную жизнь. В современной Европе они составляют почти половину всего самодеятельного населения. В результате средний возраст женщин, принимающих решение о рождении детей, повысился в Европе за последние полвека с 19-20 до 27-28 лет, что не могло не отразиться на их плодовитости.

К этому добавляются широкое распространение семейного планирования благодаря эффективным противозачаточным средствам, кризис моногамной семьи (на 3 брака приходятся 1-2 развода), значительное увеличение в связи с этим числа одиноких мужчин и женщин, семей с одним родителем. Сопротивление этим тенденциям со стороны христианских конфессий оказалось менее эффективным, чем, например, ислама.

Давно ушло в прошлое использование крестьянами, удельный вес которых в населении упал до 3-5%, взрослых детей как даровой рабочей силы в хозяйстве, пенсионное обеспечение подорвало прежнюю взаимозависимость поколений.

Перечисленные факторы отразились на главном показателе рождаемости – коэффициенте фертильности (плодовитости), который измеряется средним числом детей на женщину, способную по возрасту к деторождению (16-54 года). Для замещения выбывающих поколений, т.е. простого воспроизводства численности населения он должен составлять не менее 2,1 – ниже этого порога рождаемость не компенсирует смертность, а численность населения сокращается абсолютно.

В настоящее время этот коэффициент, составлявший полвека назад – в годы т.н. «бэби-бума» первых послевоенных лет 2,5-2,6, опустился ныне в среднем по Евросоюзу до 1,4, а в некоторых странах ещё ниже (в Чехии, например, он составляет 1,2), тогда как в Африке он в 3,5 раза выше, достигая 5,27.

В то же время смертность в высокоразвитых странах заметно снижается, а средняя продолжительность жизни («надежда на дожитие») при рождении) растёт. Средний француз, родившийся в 1961 г., мог рассчитывать прожить до 65 лет, француженка – до 71 года, а родившиеся в 2003 г. – соответственно 76 и 83 года. Таким образом средняя продолжительность их жизни увеличилась на 11-12 лет. Мировыми чемпионами долголетия стали Япония (81 год у женщин и мужчин), в Европе – Швейцария и Швеция (80 лет) при среднем уровне по ЕС порядка 78 лет, а в США 77.

Среди промышленно развитых стран негативным исключением по части уровня смертности и средней продолжительности жизни является Россия, где мужчины живут в среднем 60 лет, а женщины – 72 года. Это заметно ниже, чем в Китае, большинстве стран Латинской Америки, арабского мира и сравнимо лишь с беднейшими государствами Африки. Именно высокая смертность (среди мужчин) ещё больше, чем низкая рождаемость, обусловливает неуклонную депопуляцию России, население которой сокращается за последние 15 лет в среднем на 750 тыс. – 1 млн. человек. Корни этой национальной катастрофы уходят не только в трагедии прошлого – колоссальные потери в двух мировых и гражданской войнах, массовые репрессии, несколько волн эмиграции, но и социальные явления современности – алкоголизм, наркоманию, преступность, самоубийства (второе место в мире на 1000 жителей), производственный, транспортный и бытовой травматизм, резкое ухудшение медицинского обслуживания^[1].

Увеличение средней продолжительности жизни европейцев, американцев, японцев безусловно является крупнейшим историческим достижением. Вместе с тем оно имеет в условиях низкой рождаемости оборотную сторону – неуклонное старение населения, рост верхних этажей возрастной пирамиды за счёт нижних, т.е. молодёжи. Если в 1945 г. удельный вес европейцев старше 65 лет в общем населении составлял 10%, то спустя полвека уже в полтора раза больше – 16%. К 2050 г. он должен возрасти в странах ЕС до 29,9%, составив 135 млн. человек. А чем больше стареет население, тем меньше его репродуктивный потенциал – коэффициент плодовитости и норма рождаемости.

По мере того, как численность вступающей в работоспособный возраст молодёжи будет сокращаться, а доля пенсионеров с ростом продолжительности жизни увеличиваться, самодеятельное население промышленно развитых стран будет уменьшаться ещё быстрее, чем общее. К 2050 г. оно сократится в 27 странах ЕС с 306,8 млн. человек до 254,9 млн., т.е. на 56,7 млн. На каждых четырёх работающих придётся тогда три иждивенца – старика или ребёнка.

Очевидно, что такая перспектива грозит ещё более углубить нынешний финансовый кризис перераспределительной системы социального обеспечения (пакет медицинского обслуживания), сложившейся в промышленно развитых странах за последние полтора столетия, особенно после Второй мировой войны. К тому же эта система всё заметнее подрывает конкурентоспособность Запада на мировых рынках перед лицом ряда новых индустриальных стран Востока, где её почти нет (Китай, Индия, государства АСЕАН).

С учётом того, что экономические и правовые меры развитых стран по стимулированию рождаемости коренного населения дают довольно ограниченный эффект, главным источником смягчения дефицита рабочей силы становится её импорт-иммиграция, которая становится одним из глобальных вызовов XXI века.

Как уже отмечалось, массовые перемещения людей из одних стран и регионов в другие имели место не раз в прошлом (завоевание Северной Индии ариями, затем моголами, завоевательные походы гуннов, монголов, арабов, тюрок, европейская колонизация Америки, Автралии и т.д.). Однако ныне на фоне крайней неравномерности демографической динамики и в условиях глобализации они приобретают совершенно иные масштабы и качество.

Согласно прогнозам ООН, население 25 членов Евросоюза, составлявшее на 1 января 2004 г. 456, 8 млн. человек, увеличится к 2025 г. только до 470,1 млн., т.е. всего на 13 млн., причём в основном за счёт притока иммигрантов из стран Азии и Африки. Его доля в мировом населении, достигавшая в начале ХХ в. почти четверти – 23%, уменьшится к 2025 более чем вдвое – до 9,1%. Зато доля Азии возрастёт тогда же с 55 до 60% (4776,6 млн.), Африки – с 8,9 до 13,2% (1358,1 млн.), Латинской Америки – с 6,6 до 8,5% (694,8 млн.). Население Северной Америки увеличится до 383,7 млн., Австралии и Океании – до 40 млн.

В Азии, Африке, Латинской Америке две трети жителей будут моложе 25 лет, а в Европе, Японии, США их останется менее трети. Между тем на долю «золотого миллиарда» - Северной Америки, Европы, Японии будет по-прежнему приходиться 75-80% мирового ВВП.

Вполне естественно, что в условиях глобализации потоков информации, товаров, услуг, капиталов и людей, стирающих государственные границы, демографическое давление Юга на Север имеет шансы резко усилиться. Уже сейчас каждый 11-й работник в ЕС – мигрант (15-17 млн.). По подсчётам демографических служб ООН, для сохранения нынешнего баланса между общим и самодеятельным населением Европа должна будет принять до 2025 г. почти 160 млн. иммигрантов, а до 2050 г. – 700 млн. Иными словами, на каждого коренного европейца будет приходиться один иммигрант. Тогда же удельный вес жителей США неевропейского происхождения должен превысить половину (треть латиноамериканцев, четверть азиатов, 12% афро-американцев).

Поскольку уже сейчас, когда число иммигрантов в странах ЕС составляет более 15-17 млн., т.е. на порядок меньше (5-10% общего населения), их присутствие вызывает серьёзные проблемы в межэтнических и межконфессиональных отношениях, особенно с арабами, турками, африканцами мусульманского вероисповедания. Представители крайне правых кругов - американец П. Бюкенен, француз Ж.-М. Ле Пен, австриец Й. Хайдер - бьют тревогу по поводу мнимой угрозы «вымирания белой расы».

Однако эти тревоги, раздуваемые зачастую в политических целях, не следует преувеличивать. Нынешняя демографическая ситуация в мире, которая сложилась за последнее столетие, является временной. Она стала результатом того, что развитые страны «золотого миллиарда» перешли к третьему типу демографической динамики, тогда как часть развивающихся государств застряла пока на втором. Между тем бурный рост экономики таких демографических гигантов, как Китай и Индия, где живёт более трети человечества, не говоря уже о новых индустриальных государствах Юго-Восточной Азии или Латинской Америки, в обозримом будущем способен изменить эту ситуацию коренным образом.

Известный российский учёный С.Л. Капица отмечает по этому поводу: «До рубежа 2000 г. население нашей планеты росло с постоянно увеличивающейся скоростью. Тогда многим казалось, что демографический взрыв, перенаселение и неминуемое исчерпание ресурсов и резервов природы приведёт человечество к катастрофе. Однако в 2000 г., когда население мира достигло 6 млрд., а темпы прироста население – своего максимума в 87 млн. в год или 240 тыс. человек в сутки, скорость роста начала уменьшаться.

Более того, и расчёты демографов, и общая теория роста населения Земли указывают, что в самом ближайшем будущем рост практически прекратится. Таким образом, население нашей планеты в первом приближении стабилизируется на уровне 10-12 млрд. и даже не удвоится по сравнению с тем, что уже есть. Переход от взрывного роста к стабилизации происходит в исторически ничтожно короткий срок – меньше ста лет, и этим завершится глобальный демографический переход».

Главным фактором такого перелома является ускорение темпов экономического развития части прежней колониальной периферии, ввиду чего большинство человечества переходит от второго к третьему типу демографической динамики, в который Европа вступила полувеком ранее из-за более стремительных темпов индустриализации, урбанизации, распространения образования и эмансипации женщин. За последние десятилетия средний коэффициент плодовитости в мире сократился вдвое – с 5,4 до 2,7, причём не только в Европе или Японии, но и ряде развивающихся стран данный показатель уже сейчас оказался ниже порога простого замещения выбывающих поколений, в том числе в таких густонаселённых государствах, как Китай, Бразилия, Таиланд, Иран.

К середине XXI в. тенденция к выравниванию коэффициента плодовитости приобретёт всемирный характер: к 2050 г. её среднегодовой уровень составит, по прогнозам ООН, в Африке 2,39 (вместо 5,27 в 2000 г.), в Азии 2,08 (2,7), в Латинской Америке 2,1, а в Европе повысится до 1,8 и Северной Америке до 2,08.

Та же тенденция к нивелированию наблюдается в отношении уровня смертности и продления продолжительности жизни. В 1995-2000 гг. средний европеец мог рассчитывать при рождении дожить до 73,2 года, латиноамериканец – до 69,3, азиат – до 65,8, африканец – до 51,4. Полвека спустя эти цифры должны составить, соответственно, 88,8 лет у первого, 77,8 у второго, 77,1 у третьего и 69,5 у четвёртого. Имеет шансы постепенно выровняться поэтому и структура возрастной пирамиды населения разных континентов.

Тем не менее, до этой стабилизации пока ещё далеко, а на пути к ней сохраняется немало препятствий. Рассчитывать на стихийное, самопроизвольное решение проблем демографии и миграций было бы безответственно. В самых отсталых, бедных регионах планеты – Африке, Южной Азии, Центральной и части Южной Америки демографический взрыв продолжается, усиливая нелегальные миграционные потоки в бывшие метрополии, а в США – из Мексики и Карибского бассейна. Принимаемые на национальном уровне жёсткие меры принудительного планирования семьи (например, в Китае по принципу «одна семья – один ребёнок») на Юге и содействия многодетным семьям на Севере дают пока ограниченные результаты. Не достигают поставленных целей и меры по борьбе с нелегальной иммиграцией в сочетании с введением возрастных, гендерных, образовательных квот, интеграции легальных мигрантов в цивилизационную среду стран приёма.

Очевидно, что управление демографическими и миграционными процессами может стать эффективным лишь при условии координации соответствующей политики на международном уровне и тесной увязки его с преодолением вопиющих контрастов в уровнях экономического развития между Севером и Югом.

Запасы и потребление природных ресурсов

В 1798 г. в Англии вышла в свет книга «Очерк принципов народонаселения», вызвавшая широкий отклик и нередко вспоминаемая до сих пор. Её автор – Томас Роберт Мальтус (1766-1834 гг.), экономист и англиканский священник, попытался установить объективное соотношение динамики роста населения и ресурсов, необходимых для его выживания.

Согласно анализу Мальтуса, производство жизненных благ из природных ресурсов (продовольствия, тканей, стройматериалов и т.д.) растёт в арифметической прогрессии, тогда как население – в геометрической. Результатом оказывается всё большая нищета, доходящая до голода и вымирания, если не принять срочных мер по снижению рождаемости, способных восстановить нарушенный баланс.

Импульсом к появлению подобной теории стали вполне реальные черты жизни Англии времён первой промышленной революции. Сгон крестьян с земли («огораживания»), чтобы превратить пашни в пастбища для овец, дававших шерсть для работавших на экспорт английских текстильных фабрик, привёл к массовой нищете. Хлынувшие в города крестьяне не находили достаточно рабочих мест в промышленности, впервые оснащённой ткацкими станками с паровым двигателем. Выходом для них оказывались либо бродяжничество, сурово подавлявшееся властями на основании специального закона, либо массовая эмиграция в заморские владения, прежде всего Северную Америку.

Между тем, как раз в это время демографическая динамика в Англии перешла от первой, застойной модели ко второй – снижению смертности при сохранении высокой рождаемости благодаря, в частности, открытию Дженнером прививки от оспы. В поисках ключа к равновесию между численностью населения и объёмами необходимых для его пропитания ресурсов, Мальтус исходил из закона убывающего плодородия почвы (развитого впоследствии великим английским экономистом Давидом Рикардо).

Согласно этому закону, естественное или искусственно стимулируемой с помощью удобрений, мелиорации, ирригации, севооборота плодородие почв имеет природные лимиты, тогда как рост народонаселения в принципе их лишён. Отсюда вытекает опасность чреватых голодом дисбалансов, смягчить которые можно лишь путём сокращения роста населения, позволяющего обеспечить воспроизводство на неизменной или даже суженной основе.

С тех пор слово «мальтузианство» приобрело явную негативную коннотацию – им стали обозначать любые подходы к решению экономических и демографических проблем за счёт не форсирования производства, а его торможения, даже сокращения ради поддержания стабильности.

Причем для Мальтуса и его последователей речь шла не столько о собственных ресурсных или технических лимитах, сколько о сугубо экономических: издержки на оснащение производства, в том числе сельскохозяйственного, более совершенным и, следовательно, дорогим оборудованием, считали они, влекут за собой рост органического строения капитала (постоянного за счет переменного), падение рентабельности и тенденцию средней нормы прибыли к понижению, а, следовательно, к падению производства. Именно такой ход мысли лег в основу теории одного из самых непримиримых противников Мальтуса – К. Маркса, для которого обеспечение прибыльности товарного производства за счет зарплаты, диктуемое конкурентной борьбой на рынке, неизбежно ведет, якобы, ее к абсолютному и относительному обнищанию пролетариата, создавая предпосылки для социальной революции, призванной положить конец частной собственности на средства производства («экспроприации экспроприаторов»).

Уязвимость марксистской логики обусловлена тем, что научно-технический прогресс, как убедительно показал опыт двух последних столетий, не повышает, а наоборот, снижает издержки товарного производства, стимулируя массовое потребление, которое служит основным двигателем экономического роста.

Наряду с инновациями, важным фактором ограничения социального неравенства в развитых странах служит борьба партий и профсоюзов в рамках плюралистической демократии.

Хотя представители классической политэкономии, кейнсианства и особенно марксизма всегда резко критиковали работы Мальтуса, некое рациональное зерно в них всё же было. Определённая взаимосвязь демографии с ресурсами бесспорно существует – именно она положена во второй половине ХХ в. основу докладов т.н. Римского клуба (см. ниже раздел об окружающей среде). Она гораздо сложнее, чем это представлялось Мальтусу и его современным последователям.

Торможение демографической динамики началось не там, где не хватает продовольствия, свирепствуют нищета, голод, эпидемии, а наоборот, в экономически благополучных, высокоразвитых странах постиндустриального типа. Преобразуя характер своих взаимосвязей с природой, человек меняет и отношения между людьми в обществе, включая темпы рождаемости, уровень смертности, продолжительность жизни, возрастную пирамиду и прочие фундаментальные параметры демографического роста.

Принудительное ограничение рождаемости в некоторых случаях (Китай) оказалось необходимой предпосылкой для перехода к качественно более высокой стадии экономического развития: инвестиции и экспорт временно получили там преимущество перед семейным потреблением на внутреннем рынке с учётом дисбаланса материальных и трудовых ресурсов в пользу последних.

В условиях мирового экономического кризиса, развернувшегося в 2007-2008гг., китайское руководство скорректировало свою прежнюю стратегию, взяв курс на импортозамещение и замену части экспорта стимулированием  внутреннего потребления семей, у которых норма сбережений доходила прежде до 40% среднего дохода. Со своей стороны США были вынуждены ограничить в пользу инвестиций потребление семей, превышавшее их доходы  и раздувавшее кредит, что и привело к кризису.  В обоих случаях акцент переместился на социальные и инфраструктурные ресурсы (тем более,  что именно Китай служит главным кредитором внутреннего рынка США).

Что наступит быстрее – завершение демографического перехода от быстрого роста мирового населения к его стабилизации на уровне 10-12 млрд. или же исчерпание ресурсов, необходимых для производства материальных благ и, следовательно, выживания? Ответ на этот вопрос не сводится к элементарному мальтузианскому уравнению: абсолютный объём ресурсов, делённый на число их потребителей. В него включаются ещё и такие сложные факторы, как пределы финансовой рентабельности использования тех или иных ресурсов с учётом прогресса науки и техники, их экономия, возможность создания заменитлей, а главное – распределение природных ресурсов на планете, являющееся крайне неравномерным как географически, так и по условиям их добычи, транспортировки, переработки. Эта неравномерность всегда, а теперь тем более является одним из главных факторов, лежащих в основе международных конфликтов.

Исторически первым и важнейшим из таких конфликтогенных ресурсов была, а кое-где и остаётся до сих пор земля.

Две трети поверхности земного шара покрыты морями и океанами. Из трети суши в свою очередь треть занимают малопригодные для жизни человека горы, пустыни, леса, саванны. Оставшиеся 10% земель, пригодных для сельскохозяйственного использования (пашни, пастбища), человек на протяжении многих тысячелетий стремился расширить за счёт распашки, мелиорации, ирригации, добившись немалых результатов.

Однако с середины ХХ в. процесс расширения площади сельскохозяйственных земель притормозился, а затем пошёл вспять: за половину прошлого столетия она сократилась на 20%. Среди причин этого процесса – стремительный рост городов и пригородных урбанизированных зон, промышленных районов, связывающей их между собой дорожной сети, прорытие каналов, а главное – эрозия и разрушение почвенного покрова из-за высокой интенсивности его использования.

Например, если в 1950 г. в Африке жили 238 млн. человек и насчитывалось 272 млн. голов скота, то в 2000 г. и тех, и других было уже свыше 600 млн. Результатом оказалось опустынивание значительной части территории континента, снижающее как площадь оставшихся полезных земель, так и их продуктивность. Ещё более красноречивый пример – активное введение в хозяйственный оборот свыше 10 млн. га целинных и залежных земель в бывшем СССР. Вызвав огромную эрозию плодородного слоя ветрами и весенними водами, оно привело к тому, что из 5 лет в зоне прежних целинных земель только один считается относительно урожайным, два средними и два плохими.

Наряду с ростом поголовья скота и распашкой целины важнейшими факторами сокращения площади, а нередко и ухудшения качества сельскохозяйственных земель всё чаще являются ныне именно те методы интенсивного ведения растениеводства и животноводства, которые всегда считались необходимым условием повышения его отдачи: ирригация, мелиорация, широкое использование химических удобрений, средств защиты растений, борьбы с сорняками и вредителями (гербициды, пестициды). В случае непродуманного применения эти методы вызывают засоление почв, разрушение их естественной экосистемы и, как следствие, падение отдачи.

Следствием этих процессов является все боле заметный разрыв в темпах роста производства агропромышленным комплексом продовольствия и численности населения. Мировой экономический кризис резко обострил продовольственную проблему: если до его развертывания в мире систематически недоедали 850 млн. человек, то в 2008г. их число увеличилось до 963 млн., а в 2009г. перевалило за миллиард. Это вызвано, прежде всего, резкими скачками цен на основные продовольственные товары, составлявшие с 2006г. в среднем 16% в год. Результатом оказались голодные бунты в ряде развивающихся стран и дестабилизация социальной власти во многих из них, причем не только на национальном, но и на  международном уровнях.

3-6 июля 2008г. Всемирная организация по продовольствию и сельскому хозяйству при ООН (ФАО) провела в Риме конференцию 44 глав государств и правительств по вопросу обеспечения  продовольственной безопасности, на которой было обещано срочно выделить  в помощь голодающим по линии Всемирной продовольственной программы ООН (ПАМ) и Международного фонда развития сельского хозяйства 22 млрд. долларов. Однако, год спустя из них поступило всего 10%.

Сессия «восьмерки» в Аквиле (Италия) 8-10 июля 2009г. рассмотрела специальный доклад о положении в мировом сельском хозяйстве, где подчеркивалось, что его нынешние проблемы чреваты серьезной угрозой  для международной безопасности в целом. В итоге руководители стран  «восьмерки» согласились выделить 15 млрд. долларов на помощь наиболее бедным странам. Хотя согласно подсчетам ФАО, только борьба  с массовым голодом требует не менее 40 млрд. долларов в год, резкое падение бюджетных доходов в развитых странах в условиях кризиса делает изыскание этих средств и особенно кредитование крестьянства весьма проблематичным.

Немалая доля ответственности за создавшееся критическое положение лежит на руководстве Международного валютного фонда (МВФ) и Мирового банка (МБ), которое с 80-х гг. прошлого столетия обусловливало свою помощь развивающимся странам переориентацией их сельского хозяйства с традиционных продовольственных культур на интенсивные экспортные – кофе, какао, хлопок и т.д.

В итоге ныне треть крестьян не может прокормить себя сама, ибо колебания цен на мировых рынках не дают им устойчивых доходов. Из 1,3 млрд. крестьян тракторы имеют лишь 28 млн., тягловый скот – 250 млн. Эксперты подсчитали, что для нормального снабжения продуктами питания 9,5-10 млрд. жителей планеты, которых она будет насчитывать в 2050 г., необходимо удвоить производство продовольствия, увеличивая, в частности, поставки зерна на 1 млрд. т в год, т.е. на 50% больше, чем в 2006 г. Между тем сокращение площади земель сельскохозяйственного назначения достигает только из-за урбанизации и дорожного строительства составляет 5 млн. га в год.

Современная наука в принципе решила эту проблему благодаря интенсивной агротехнике («зеленая революция») и генной инженерии. Однако проблема последствий потребления человеком генетически изменённых продуктов (ГИП) остаётся открытой: если США однозначно избрали их производство основой своего АПК, то многие европейские страны относятся к ним с большим сомнением и стараются ограничивать импорт.

Между тем производство и потребление продовольствия в мире распределено крайне неравномерно. Основными поставщиками товарного зерна (пшеница, кукуруза, рис и т.д.) являются высокоразвитые страны с мощным, высокомеханизированным сельским хозяйством, прежде всего США и Канада, мясомолочной продукции – Австралия, Новая Зеландия, Аргентина, фруктов, овощей, вин, молочных продуктов – Евросоюз, особенно Франция, Испания, Италия, Нидерланды. В таких условиях «группа 20» развивающихся стран Азии, Африки, Латинской Америки при поддержке Китая и Бразилии решительно требует в ходе Дохийского раунда переговоров в рамках ВТО отказа развитых стран от государственного субсидирования своего сельского хозяйства и свободного допуска на их рынки экспортной продукции стран третьего мира.

Хотя после распада СССР Россия превратилась из крупного импортёра зерна в его экспортёра, более половины своего продовольствия, особенно товаров с высокой добавленной стоимостью (плодоовощные, мясомолочные продукты) по-прежнему ввозятся из-за рубежа, ставя под удар продовольственную безопасность страны.

В ближайшей перспективе одной из важнейших проблем, с которыми столкнётся человечество по части природных ресурсов станет растущий дефицит воды.

Сами по себе запасы воды как химического элемента (H₂O), составляющего две трети земной поверхности, практически неисчерпаемы. Именно в морях и океанах на Земле возникла жизнь. Однако из общего объёма водных запасов пресная вода, включая все её источники вместе взятые – реки, озера, подпочвенные воды, ледники, не превышает 3%, причём 80% объема этих резервов так или иначе уже использованы, а половина загрязнена промышленными, сельскохозяйственными и бытовыми отходами.

Если в 1900 г. на жителя Земли приходилось в среднем 15 тыс. кубометров питьевой воды, то в 2006 г. – только около 8 тыс., т.е. почти вдвое меньше (причём численность этих жителей, как уже отмечалось, выросла вчетверо). 1,5 млрд. человек из 6,2 млрд. затруднён доступ к питьевой воде, а для 3,5 млрд. – к качественной. 15 тыс. человек гибнут ежедневно от потребления загрязненной воды, вызывающей эпидемии, особенно холеры и малярии.

Острую нехватку воды испытывает экономика второй по населению страны в мире – Индии, где крестьяне активно используют подпочвенные воды для орошения полей. Только за последние 5 лет ими было вырыто 19 млн. колодцев. В итоге истощения подпочвенного слоя к 2050г. Индии будет не хватать 320 млрд. м³ воды в год.

По оценкам экспертов ООН, к 2025 г., нехватку питьевой воды будет испытывать половина населения планеты, особенно в Африке, на Ближнем и Среднем Востоке и в Южной Азии. К 2040 г. её объём на одного жителя Земли сократится ещё вдвое – с 8 до 4 тыс. кубометров.

Подобно земле и продовольствию, водные ресурсы всегда были объектом конфликтов между племенами, народами, государствами. Это особенно очевидно на примере засушливых регионов, где контроль над верхними течениями крупных рек, от которых зависит жизнь сотен тысяч людей, всегда имел первостепенное геостратегическое измерение.

Достаточно упомянуть борьбу вокруг строительства Асуанской высотной плотины в Египте, когда поиски средств для неё ускорили решение египетского президента Г.А. Насера национализировать Суэцкий канал. Это решение вызвали англо-франко-израильское нападение на Египет («Суэцкую экспедицию» 1956 г.), провал которой привёл к крушению позиций старых колониальных держав в регионе, место которых заняли две тогдашние сверхдержавы – США и СССР.

Одним из основных препятствий к созданию жизнеспособного палестинского государства и мирному урегулированию на этой основе арабо-израильского конфликта является катастрофическая нехватка воды: в секторе Газа чрезмерное использование колодцев привело к заполнению подпочвенных водных слоёв солёной морской водой.

Между тем проблема водных ресурсов в принципе вполне разрешаема – при более рациональном использовании имеющихся ресурсов пресной воды её хватило бы на 20 млрд. человек. Но для этого необходимо как минимум удвоить средства, используемые для водного хозяйства (в 2006 г. они составляли 70 млрд. долларов), ввести более жёсткие нормы промышленного и сельскохозяйственного пользования, наконец, наладить в широких масштабах опреснение морской воды в особо засушливых регионах. Но это упирается не в физические, а в экономические лимиты – например, опреснение воды в индустриальных масштабах остается пока чересчур дорогостоящим.

Примеры природных ресурсов, объём и добыча которых систематически отставали от потребительской хозяйственной деятельности человека, а неравномерность географического распределения провоцировала завоевательные походы и колониальную экспансию, можно было бы многократно умножить. Особенно ярким из них служат драгоценные металлы – золото, серебро, платина, а также камни (алмазы), которые из-за своей сравнительной редкости и особой роли как мерила стоимости всех товаров в рыночной экономике и престижа были долгое время причиной кровопролитных войн.

Однако в начале XXI в., когда деньги стали сначала бумажными, затем виртуальными, а большинство металлов, кроме особо дефицитных постепенно вытесняются синтетическими композитными материалами, их должно хватить, несмотря на периодические колебания цен, как минимум на 200 лет.

Главным ресурсом, вокруг которого идёт борьба, оказалась энергия. На протяжении 5 тыс. лет истории цивилизации основными энергетическими резервами хозяйственной деятельности были мускульная сила человека и домашних животных (лошади, быка, слона, буйвола, верблюда, осла), использовавшихся как тягловая сила при пахоте или транспортные средства. Природные источники – энергия ветра, падающей воды, сжигаемой в печах древесины и древесного угля (ветряные или водяные мельницы, парусный флот) играли вспомогательную роль.

Положение изменилось только с конца XVIII в. после первой промышленной революции в Англии. Её энергетической основой стали внедрение сначала в промышленность (металлургия, текстиль), затем в транспорт (железнодорожный, морской) парового двигателя, работавшего не на древесном, а на каменном угле. Именно это позволило Англии стать «мастерской мира», владычицей морей и завоевать величайшую в истории колониальную империю.

Следующая, вторая промышленная революция конца XIX – начала ХХ вв. была также непосредственно связана с энергетикой – изобретением работавшего на нефтепродуктах двигателя внутреннего сгорания, появлением автомобиля, самолёта, широким внедрением электричества в промышленность, сельское хозяйство, быт.

Наконец, научно-техническая революция последней трети ХХ в. – выход человека в космос, информатика, биология и т.д. сопровождалась рождением атомной энергетики. Однако она не заменила, а лишь дополнила (10-15% мирового потребления) прежние источники энергии, основой которой остались природные органические углеводороды – уголь, нефть, газ. Если после первой и особенно второй промышленных революций рост производства отставал от потребления энергии на единицу продукции и по доле в ВВП (удвоение первого обеспечивалось утроением второго), то теперь энергоёмкость единицы продукции начала снижаться, а темпы производства энергии – отставать от развития сельского хозяйства, промышленности, сферы услуг.

Эта тенденция диктовалась с одной стороны прогрессирующим исчерпанием мировых углеводородных ресурсов, а с другой – крайне неравномерным размещением их на планете. Результатом оказываются острые конфликты интересов между странами-производителями и потребителями энергоресурсов по широкому кругу вопросов – ценам, порядку ценообразования, собственности или контролю над месторождениями, путям доставки и переработки энергоресурсов.

Эти ресурсы делятся на две основные категории – возобновляемые, резервы которых не имеют естественных лимитов (энергия солнца, ветра, падающей воды, вулканов, морских приливов, горячих гейзеров) и конечные, невозобновляемые (уголь, нефть, газ). Преимущественное использование тех или других определяется наличием, доступностью, КПД техники, экономической себестоимостью, побочными эффектами (уровень загрязнения окружающей среды). Особую категорию составляет атомная энергия, резервы которой практически неисчерпаемы, но использование сопряжено со значительными технологическими рисками (проблема хранения радиоактивных отходов, Чернобыль).

В принципе возобновляемые источники безусловно предпочтительнее – запасы их не имеют пределов, а применение не влечёт за собой печальных экологических последствий. Однако их потенциал может быть реализован пока лишь в ограниченных пределах – солнечные батареи рентабельны лишь в субтропических и тропических широтах, ветряные двигатели – на обширных равнинах, энергия прибоя доступна лишь на некоторых участках морского и океанского побережья и т.д. Строительство ГЭС на крупных реках с помощью плотин обходится дорого и наносит немалый ущерб затопляемым почвам, флоре и фауне.

Главный недостаток возобновляемых источников состоит в том, что произведённую ими энергию при современном уровне техники нельзя запасать, хранить и использовать по мере надобности, что позволяет углеводородное топливо. Поэтому доля этих источников в мировом энергобалансе, составляющая ныне немногим более 10%, до середины XXI в. вряд ли заметно увеличится.

Все эти причины объясняют тот факт, что в настоящее время и как минимум до середины XXI в. главными источниками энергии для мировой экономики останутся ископаемые углеводороды. К началу XXI в. на долю возобновляемых источников в угольном эквиваленте приходилось 100 млн. т., атомной энергии – 500 млн., угля – 1,7 млрд., газа – 200 млрд., нефти – 3,5 млрд. К 2030 г. объём добычи и потребления (также в угольном эквиваленте) достигнет угля – 2,5 млрд. т., газа – 2,7 млрд., нефти – 5,3 млрд. Таким образом в абсолютном объёме быстрее всего будет расти добыча газа (и возобновляемых источников), но решающая роль по удельному весу в глобальном энергобалансе останется за нефтью.

Прежде, чем перейти к анализу структуры и динамики мирового энергохозяйства, следует уточнить используемый набор единиц измерения. Добыча, сбыт и использование угля измеряются в тоннах, газа – в кубических метрах (м³), нефти – в баррелях (от англ. barrel – «бочка»). Баррель – традиционная единица измерения жидких и сыпучих тел в англо-саксонских странах продолжает применяться на мировых биржах ввиду господства доллара в торговле зерном и нефтью.

Для зерновых рынков применяются как английский баррель, равный 165,65 литров, так и американский – 115,6 л. Но нефть измеряется только в американских нефтяных баррелях, равных 159 л. Перевод одного вида энергии в другой производится в тоннах угольного или нефтяного эквивалента (ТНЭ) – через количество калорий, получаемых при сжигании тонны угля или нефти. Объем производства электроэнергии и мощность электростанций всех видов измеряется в мегаваттах (млн. ватт – мГв), реже – в киловаттах (кВт).

Различные виды энергоресурсов имеют разный коэффициент полезного действия (КПД), измеряемый теплоотдачей в калориях плюс расходами при переводе первичного ресурса в механическую, тепловую или электроэнергию (расход веса топлива на киловатт). Самый низкий КПД у угля, используемого в паровой машине (теряются ¾ ресурса), выше – у нефти и газа (теряется половина), самая высокая у атомной энергетики, но только ввиду весьма ограниченного расхода топлива.

В 2006 г. объём подтверждённых мировых запасов нефти составлял 900-1000 млрд. баррелей, их добыча и потребление колебались в пределах 82-83 млн. баррелей в день. Как запасы и производство, так и потребление распределяются географически крайне неравномерно: если основные месторождения находятся большей частью в развивающихся странах Юга, которые их экспортируют, то главными потребителями и импортёрами выступают промышленно развитые страны Севера. На рубеже XXI в. в число последних вошли также т.н. «всплывающие» гиганты Азии, прежде всего Китай и Индия, во многом изменивших мировую энергетическую геоэкономику.

Основные запасы углеводородных энергоресурсов (685 млрд. баррелей нефти) сосредоточены в странах Ближнего и Среднего Востока, особенно районе Персидского залива. По подтверждённым резервам нефти мировым лидером безусловно является Саудовская Аравия (262 млрд.), за ней следуют Ирак (113), Кувейт (97), Иран (90), Катар, Оман, Йемен, Объединённые арабские эмираты.

Резервы Америки – Северной и Южной оцениваются в 150 млрд. баррелей: это Венесуэла (78 млрд.), США (31), Мексика (27), Бразилия (9), Канада (7). Сравнительно небольшие запасы имеются также в Аргентине, Эквадоре, Колумбии, Перу.

Третье место и резервам удерживает Центральная и Северо-Восточная Азия – Сибирь, Каспийский регион, а также Дальний Восток (70 млрд.): Россия (50 млрд.), Казахстан (8-9), Азербайджан (7-8), Узбекистан (0,7), Туркменистан (0,5).

Остальные 100 млрд. баррелей сосредоточены в Южной Азии (Индонезия) и особенно в Африке (Нигерия, Алжир, Ливия, Габон, Ангола, Судан). На долю Европы (Северное море – Великобритания, Норвегия) приходятся всего несколько процентов.

В то же время соотношение объёмов производства не совпадает со структурой запасов: на Ближний Восток приходится 28,5% добычи, Россию – 10,7%, Африку – 10,6%, Центральную и Южную Америку – 9,9%. Россия, располагающая лишь 5-6% мировых резервов, занимает по добыче и экспорту второе место в мире после Саудовской Аравии, которая превосходит её по запасам в 5 раз.

Первое место по импорту нефти занимает Европейский союз (27,3%), второе – США (26%), третье – Китай, обогнавший Японию и оказывающий всё большее влияние на динамику спроса.

Цены на углеводородные энергоносители зависят от многих факторов – соотношения спроса потребителей, определяемого мировой конъюнктурой, и предложения стран-экспортёров, а также организации рынков, прогресса техники, экономии энергии и т.д.

Страны-производители энергоносителей распадаются на две категории – с крупными запасами, но небольшим населением и густонаселённые, у которых значительная часть добычи идёт на внутреннее потребление. Первые не просто имеют более высокую экспортную квоту в производстве, но и более широкие возможности варьировать добычу и экспорт, оказывая влияние на мировые цены. Другой важный критерий – расположение запасов нефти и газа, природные условия и себестоимость их добычи и транспортировки.

К первой категории относятся Саудовская Аравия и большинство государств Персидского залива, где издержки производства крайне низки, а близость к морю обеспечивает транспорт, ко второй – Россия, где залежи энергоресурсов находятся в далёких, труднодоступных районах с экстремальными климатическими условиями, а отчасти и США, являющиеся, несмотря на значительные ресурсы, нетто-импортёром энергоносителей.

Вплоть до конца 50-х гг. как добыча, так и сбыт нефти, а отчасти и газа за пределами России (СССР) находилась под безраздельным контролем крупнейших корпораций – пяти американских во главе со «Стандарт ойл», британской «Бритиш петролеум» и англо-голландской «Роял Датч Шелл» («семь сестёр»), которые приобрели или арендовали основные источники Ближнего Востока.

Ситуация существенно изменилась с 1960 г., когда ряд основных нефтедобывающих государств создали картель – Организацию стран-экспортёров нефти (ОПЕК), установив для себя квоты на добычу и экспорт с целью регулирования оптимальных для них цен: слишком высокие чреваты падением мировой конъюнктуры и спроса, чересчур низкие – сокращением доходов.

До начала мирового экономического кризиса - в 2005 г., эти квоты, общим объёмом порядка 22 млн. баррелей в день, составляли: Саудовская Аравия – 7,5, Иран – 3,2, ОАЭ – 1,9, Кувейт – 1,8, Катар – 1,6, Нигерия – 1,8, Ливия – 1,2, Алжир – 0,7, Индонезия – 1,2, Венесуэла – 2,5, Ирак – 1,7 (в связи с войной).

Одновременно началась волна национализации нефтяных месторождений, переходивших в собственность государств-хозяев месторождений, с которыми мировые концерны заключили соглашения об участии в разведке, добыче, транспортировке и сбыте.

Вместе с тем на долю ОПЕК приходится значительно меньше половины мировой добычи нефти. В картель не входят ряд крупнейших производителей – Россия, Казахстан, Азербайджан, США, Канада, Норвегия, Мексика, Бразилия, Оман. С учётом того, что сами члены ОПЕК нередко нарушают согласованные квоты, а независимые производители вообще не связаны ими, цены на баррель нефти в долларах США колеблются на мировых биржах в довольно широком диапазоне, зависящем от самых разных факторов – как экономических (прогнозы конъюнктуры у основных потребителей), так и политических – результатов выборов, переворотов, вооружённых конфликтов и т.д.^[2]

В свою очередь скачки нефтяных котировок оказывают порой огромное влияние на мировую экономику и политику. Превращение «расширенного Ближнего Востока», постоянно сотрясаемого кризисами и войнами, в пороховую бочку, какой служили до 1914 г. Балканы, напрямую связано с нефтью. Дважды – в связи с введением арабами эмбарго на поставки нефти в страны Запада, поддерживавшие Израиль в ходе войны Судного дня (1973 г.) и в связи с исламистской революцией в Иране (1979 г.) цены взлетали многократно – в 8-10 раз, вызывая острые кризисы западной экономики. Не менее тяжёлые последствия влекли за собой резкие падения цен на нефть до 9-10 долларов за баррель в 1986 и 1998 гг., вызвав финансовый крах и дефолт в России.

Длительный рост (в 7-8 раз) цен на нефть с 2000 г. сыграл решающую роль в выходе России из структурного кризиса 90-х гг. и перехода её к устойчиво высоким темпам роста ВВП в целом порядка 5,5-6,5% в год, что дало возможность погасить значительную часть внешнего долга.

Если доля России в мировых запасах нефти не превышает 5-6%, а в её экспорте – 10-11, то по газу её позиции гораздо прочнее: на неё приходится до трети глобальных резервов. Вместе со следующими за ней Туркменистаном, Ираном, Катаром и Алжиром она фактически определяет мировую конъюнктуру на «голубое топливо», темпы роста добычи которого, с учётом его экономической чистоты, выше, чем остальных углеводородов – угля и нефти. Основным потребителем российского газа является Евросоюз, в импорте которого РФ обеспечивает около трети.

Однако благоприятная конъюнктура, связанная с высоким спросом локомотивов мировой экономики – США, ЕС, Японии, а теперь также Китая и Индии, имеет оборотную сторону. Приток в страну нефтедолларов способствует инфляции и повышению курса рубля. Это тормозит экспорт и стимулирует импорт, негативно отражаясь на конкурентоспособности и даже выживании отечественной промышленности и сельского хозяйства, закрепляя их невыгодную структурную ориентацию в международном разделении труда на сырьё и полуфабрикаты с низкой добавленной стоимостью («голландская болезнь»).

Будучи крупным источником иностранной валюты, российский ТЭК вынужден в то же время инвестировать огромные средства в поддержание изношенной инфраструктуры добычи и транспортировки энергоносителей ещё советских времён (до 2010 г. на это потребуется почти 1 трлн. долларов). Это отвлекает капиталы от главных задач, стоящих перед российской экономикой – её коренной структурной перестройки в пользу высокотехнологичных отраслей, переход на инновационный путь развития, поднятие социальной сферы. Между тем 2/3 российской нефти и половина газа необходимы для внутреннего потребления, где цены гораздо ниже, чем экспортные.

Центральной проблемой российского ТЭК является размещение его добывающих мощностей в отдалённых труднодоступных регионах, порой за Полярным кругом, с крайне тяжёлыми климатическими условиями (где себестоимость добычи в пять раз выше, чем на Ближнем Востоке – 10-12 долларов за баррель вместо 3-4) и необходимость доставки его зарубежным потребителям весьма дорогостоящим способом – по нефте- и газопроводам за многие тысячи километров. Между тем ближневосточная, африканская или венесуэльская нефть доставляется танкерами практически с места добычи, а сжиженный природный газ из Катара, Алжира и всё более многочисленных других стран – контейнеровозами. Создание промышленности по сжижению газа и глубокой переработке нефти в сорта топлива, а ещё лучше в продукты органической химии с несравненно большей добавленной стоимостью становится необходимым условием сохранения позиций России на мировом энергорынке.

С тем, чтобы уравновесить преимущества производителей, страны-потребители создали в начале 70-х гг. Международное энергетическое агентство (МЭА) для координации своих действий по предотвращению чрезмерного роста цен, а также разработали Энергетическую Хартию, прокламирующую принципы либерализации рынков энергоносителей, свободного доступа к их добыче и транспорту. Ряд газо- и нефтепроводов доставляют каспийскую нефть в обход территории России в Европу.

Подписав Хартию в 1994 г., Россия отказалась затем ратифицировать её, как и Транзитный Протокол. Стратегия РФ нацелена на закрепление её конкурентных преимуществ путём установления контроля над компаниями стран, через территорию которых доставляются российские энергоносители, и сбыт в странах-потребителях. Этот конфликт серьёзно осложнил отношения России с Евросоюзом, а отчасти и рядом стран СНГ, получающих отныне российские нефть и газ по ценам, близким к рыночным (Украина, Белоруссия, Грузия и т.д.).

Мировой финансово-экономический кризис значительно увеличил колебания цен на углеводороды в 2006-2009гг. Они колебались в 5 раз (от почти 150 до 30 долларов за баррель), что оказывало дестабилизирующее воздействие на экономику всех звеньев топливно – энергетического цикла – стран-производителей, потребителей и транзиторов, включая Россию.

Столкновения интересов производителей и потребителей энергоресурсов связаны в конечном счёте с проблемой глобального масштаба – неизбежным исчерпанием резервов углеводородов. Хотя их разведка обнаруживает новые залежи, увеличение оценок потенциальных запасов всё более отстаёт от выработки старых.

В начале XXI в. энергетический потенциал угля достигал 300 млрд. тонн нефтяного эквивалента (ТНЭ), нефти – 150 млрд., газа – 160 млрд., что составляло 60% всей потребляемой мировой экономической энергии. При современных темпах роста потребления запасов угля должно хватить на 230 лет, газа – на 70, нефти – на 50. Причём эти усреднённые цифры не учитывают различий в объёме запасов по регионам: например, на Ближнем Востоке нефть можно будет добывать ещё 92 года, тогда как Африки – только 27, а России – всего 22 года!

Эта тревожная перспектива несколько смягчается такими факторами, как введение в оборот благодаря высоким ценам пока ещё нерентабельных ныне запасов битуминозных сланцев Северной Америки, развитие технологий газификации угля и сжижения газа, что удвоит нынешние запасы нефти и продлит её использование до конца столетия. Определённый резерв может составить также применение вместо нефти продуктов растениеводства путём перегонки зелёной массы (биотопливо типа этанола), уже применяемого довольно успешно Бразилией. Не менее важно продолжение тенденции к снижению энергоёмкости продукции и экономия за счёт этого энергии.

Тем не менее, рано или поздно человечество всё же будет вынуждено отказаться от дальнейшего использования органических углеводородов и перейти на возобновляемые источники и атомную энергию. О масштабном увеличении строительства АЭС объявили США, Индия, Япония, Китай (30 реакторов к 2030 г.). Но в связи с этим может возникнуть дефицит урана – в 2005 г. его добыча составила 40 тыс. т., а потребление – 69 тыс. при мировых запасах порядка 5 млн. т. Мировой лидер по этим запасам – Австралия (989 тыс. т.), за ней следуют Казахстан (622 тыс.), Россия (615 тыс.), Канада (441 тыс.), ЮАР (398 тыс.), Украина (250 тыс.). К 2020 г. нехватка урана может достигнуть 20 тыс. т. – четверти мирового потребления к этому времени.

Главный исполнительный директор англо-голландской нефтяной компании «Роял Датч Шелл» Йерун ван дер Вир считает, что при условии активной политики правительств по стимулированию развития альтернативных источников энергии к середине нынешнего столетия их удельный вес в мировом энергобалансе может достигнуть трети. Техническим условием этого он считает прежде всего радикальное сокращение энергопотребления транспорта (к 2050г. число автомобилей удвоится, достигнув более чем 2 млрд.). Решением этой проблемы предполагает рост доли моторного биотоплива минимум на 10%, переход  как минимум 15% автопарка на экономичные гибридные двигатели или топливным элементам на водороде. Это потребует весьма значительных затрат: по подсчетам Международного энергетического агентства, к 2030г. только в разработку возобновляемых источников энергии необходимо инвестировать 5,5 трлн. долл, что даже после преодоления мирового экономического кризиса, начавшегося в 2007г., будет нелегко.

Радикальное решение проблемы нехватки энергоресурсов потребует прорыва в одном из двух направлений: технологии использования в качестве топлива водорода, запасы которого в морской воде практически неисчерпаемы, и/или освоения в промышленных масштабах методологии термоядерного синтеза. Пока до этого ещё далеко: применение водорода окупает его производство лишь на 65%, а до создания крупных ТЭЦ на термоядерном синтезе необходимо решить не менее масштабную задачу хранения запасов произведённой ими энергии. Обе эти задачи станут главными условиями развития, да и просто выживания человеческой цивилизации к концу нынешнего столетия.

Угрозы окружающей среде

Исчерпание запасов природных ресурсов усугубляется их крайне нерациональным использованием, чреватым поистине катастрофическими последствиями.

Равновесие между результатами жизнедеятельности человека как биологического вида и природой сохранялось до тех пор, пока первобытные люди жили охотой и собирательством. Переход к скотоводству и земледелию сопровождался первыми конфликтами людей с окружающей средой – эрозией почв из-за их распашки, засолением при ирригации, сведением лесов и прерий подсечно-огневым способом расчистки земли под пастбища и пахоту (так были почти сведены на нет, например, тропические леса Индии или Мадагаскара, составлявшие 2 тыс. лет назад 70% площади этих стран).

Однако только за последние два столетия в результате демографического взрыва и промышленных революций конфликты человека с природой приобрели масштабы беспощадной войны на уничтожение. Хотя голоса отдельных философов, учёных, писателей, начиная с Ж.-Ж. Руссо, призывали к поискам утраченной гармонии с природой как необходимого условия духовного совершенствования человека, логика капиталистического способа производства вела к торжеству идеи «покорения» им природы. Пафос самоутверждения в борьбе с природой был целиком воспринят, более того – доведён до крайности и коммунистическими противниками капитализма.

В итоге этого волюнтаристского, недальновидного и безответственного подхода к середине ХХ в. сложилась грозная ситуация, при которой каждый дальнейший шаг в развитии производительных сил оплачивается всё более серьёзным разрушением среды обитания человека и биосферы Земли в целом.

Самым опасным симптомом этого процесса стало загрязнение воздуха выбросами промышленных предприятий, жилищ и средств транспорта, прежде всего автомобилей, продуктами горения углеводородных источников энергии – угля и нефти. За год в атмосферу выбрасываются 7 млрд. т. углекислого газа (СО₂), метана и некоторых других газообразных продуктов, сотни миллионов тонн пыли.

Результатом оказывается не только ухудшение воздуха для дыхания жителей крупных мегаполисов, где уже у середине XXI в. будет сосредоточено более половины человечества, но и снижение его прозрачности. Солнечная радиация, нагревающая поверхность планеты, не может в таких условиях отдавать основную часть своего тепла в космос, что вызывает парниковый эффект – постепенное потепление климата.

Если за последние 100 лет средняя температура у поверхности Земли повысилась на 0,5 градуса по Цельсию, то только за последние 10 лет (1995-2005 гг.) – вдвое больше. Большинство экспертов прогнозируют, что при сохранении существующей тенденции к 2050 г. она повысится на 2, а к концу века – на 4 градуса. Если этот прогноз сбудется, то последствия рискуют оказаться трудно вообразимыми. Таяние полярных шапок льдов и Гренландии затопит десятки островов и прибрежных зон, где живут сотни миллионов людей. Под водой окажутся 7 из 10 крупнейших портовых городов мира. Африканские пустыни начнут расширяться каждый год на территорию, равную площади Бельгии. Изменят векторы океанские течения, в том числе Гольфстрим, определяющий климат Северной Европы.

Многие из этих тенденций уже начали приобретать реальные очертания. Таяние льдов Арктики ускорилось в 2,5 раза – они утратили за 16 лет (1999-2006 гг.) 3 млн. м³. К 2050 г. уровень океанов грозит подняться на 12-15 см, если не больше. Раннее наступление весны и лета, небывало тёплые зимы, серия масштабных катастроф – ураганов, цунами, подтверждают вывод Комиссии ООН о том, что процесс изменения климата пошёл. Хотя среди учёных продолжаются споры о том, в какой степени данные явления обязаны деятельности человека, а в какой – природным факторам, сомнений в роли парникового эффекта быть не может.

Повышением удельного веса в атмосфере газов, вызывающих этот эффект, особенно углекислого, вызвано не только промышленными, бытовыми и транспортными выбросами в воздух (из них четверть приходится на автомашины), но и уничтожением лесов.

Углекислый газ поглощают растения, прежде всего леса, превращающие его путём фотосинтеза солнечного света в кислород. Именно благодаря этому земная атмосфера стала за последний миллиард лет пригодной для дыхания. Между тем человечество уже исчерпало половину потенциала этого фотосинтеза. После упоминавшихся лесов Индии и Мадагаскара наступила очередь «лёгких планеты» – тропических массивов Амазонии, Центральной Африки, Юго-Восточной Азии, тайги Сибири и Северной Америки, которые сокращаются на 12 млн. га в год, будучи жертвой хищнической вырубки для промышленных целей (бумага, упаковочный картон, строительство, мебель) или увеличения посевных площадей сельскохозяйственных культур.

Даже в Западной Европе, где рациональное ведение лесного хозяйства (лесопосадки) сохранило под лесами четверть территории стран ЕС, они оказались под угрозой из-за т.н. «кислотных дождей» – атмосферных осадков, содержащих высокий процент вредных для растений окислов серы и азота, содержащихся в атмосферных выбросах промышленных предприятий. Только за 90-е гг. ХХ в. в Германии исчезла половина лесов.

В мегаполисах стало обычным образование «смога» – смеси тумана с дымом от труб отопительной системы жилья и выхлопа автомашин. Впервые отмеченный в Лондоне ещё в конце XIX в., когда британская столица отапливалась дровами или древесным и каменным углём каминов, этот феномен распространился ныне по всей планете. Особенно чувствителен он в гигантских агломерациях с 15-20 млн. жителей (Токио, Мехико, Нью-Йорк, Шанхай и т.д.), где резко повысилась норма лёгочных заболеваний, особенно онкологических.

Сокращение площадей пригодных для сельского хозяйства земель и резервов пресной воды из-за роста населения, производства, городов, дорожной инфраструктуры усугубляется всё более значительным объёмом сельскохозяйственных, промышленных и бытовых отходов, загрязняющих окружающую среду.

Наибольшую опасность представляют собой, как уже отмечалось, последствия интенсивной ирригации и мелиорации, которые ведут к эрозии почв, защищавшихся прежде лесами, их засолению и опустыниванию. Наиболее яркий пример этого – трагедия Аральского моря в Средней Азии: его площадь сократилась вдвое из-за забора воды для орошения монокультуры хлопка из рек Амударья и Сыр-Дарья.

В перспективе ещё более опасным может оказаться масштабное применение химических удобрений, пестицидов и гербицидов, которые накапливаются в тканях растений и животных, угрожая здоровью людей (нитраты, фосфаты, ДДТ и т.д.).

Аналогичный эффект вызывает массовый сброс в водные потоки промышленных, сельскохозяйственных и бытовых отходов, накопление на периферии городов гигантских свалок мусора и кладбищ автомобилей. Хотя существующие очистные сооружения и мусороперерабатывающие заводы в принципе достаточно эффективны, они обходятся дорого, не всегда используются в соответствии с нормами экологических требований и в свою очередь наносят ущерб среде обитания.

Это особенно даёт себя знать в городах развивающихся стран, окружённых обычно кольцом «бидонвилей» вроде печально известных «фавел» Рио-де-Жанейро – нищих лачуг, лишённых элементарной инфраструктуры (электричество, водопровод, канализация) и являющихся очагами распространения опасных инфекционных болезней.

Главной проблемой, связанной с переработкой отходов, безусловно, стала необходимость найти безопасные места хранения и способы дезактивации отработанного топлива АЭС и оружейного плутония отслуживших свой срок ядерных боеголовок. Первоначальные варианты – затопление контейнеров с радиоактивными материалами в морях и океанах, помещение их в соляные шахты и т.п. не дали убедительных результатов, что вызывало к жизни даже экзотические проекты вроде вывода в космос. В начале XXI в. наиболее практичными считаются снижение уровня радиоактивности отходов, их остекление и захоронение.

Одним из наиболее тревожных последствий действия всех этих факторов в сочетании со всё более широкими промышленными масштабами использования человеком биоресурсов дикой природы (охота, рыболовство) является стремительное уменьшение их объёма и безвозвратное исчезновение множества биологических видов.

Из 1,75 млн. существующих и 14 млн. потенциально существующих, но пока ещё не описанных наукой видов флоры и фауны каждый год исчезают 10 тыс. 10% коралловых рифов, без которых невозможна жизнь рыб в тропиках, уже обречены на гибель, через 30 лет – ещё треть. Только за последние 10 лет исчезли 4 из 7 видов морских черепах, 80% видов акул. Это неудивительно: всего за полвека – с 1950 г. ежегодный объём улова рыбы и морепродуктов вырос в 7 раз – с 20 до 135 млн. т., особенно в Северно-Восточной Атлантике и на Юго-Востоке Тихого океана, где половина улова превышает норму естественного воспроизводства. Под угрозой оказались даже такие основные объекты рыболовства, как тресковые и красный тунец.

Не лучше положение и на суше, где исчезновение грозит четверти всех видов млекопитающих. Только в одних США зарегистрированные охотники-любители уничтожают 200 млн. разных видов диких животных в год. Жертвы же браконьерства вообще не поддаются подсчёту. Ещё более губительным является разрушение привычной для диких животных среды обитания – тропических лесов и саванн Амазонии, Индонезии, Африки, где численность крупных млекопитающих (слонов, носорогов, зебр, антилоп, львов, тигров, горилл и т.д.) сократилась за последнее столетие в десятки раз.

Исчезновение всё большего числа видов растений и животных чревато безвозвратным обеднением генетического фонда планеты, чреватого опасностью вырождения животных, а в конечном счёте и самого «царя природы» – человека, являющегося её органической частью.

Одним из наиболее тревожных симптомов нарушения баланса биосферы Земли из-за подрыва человеком естественных экосистем служат участившиеся мутации болезнетворных бактерий и вирусов, вызывающих пандемии и эпизоотии неизвестных ранее инфекционных болезней – СПИДа, злокачественной пневмонии (СРАС), гепатита С, куриного, а затем и свиного гриппа, коровьего бешенства и т.д. Поиски эффективных средств борьбы с ними затруднены не только высокими издержками, но и трудностями карантинных мероприятий в эпоху массовых миграций на фоне процесса глобализации мировой экономики.

Фактором, способствующим распространению инфекционных пандемий, являются не только частые мутации их возбудителей, прежде всего гриппа, но и глобальное изменение климата. Среди почти исчезнувших было благодаря активным мероприятиям, но вновь появившихся болезней, фигурирует, в частности, малярия. Повышение среднегодовых температур привело к тому, что разносчики малярии – определённые виды комаров распространились далеко за пределы их обычных сфер обитания. Малярией болеют до 500 млн. человек в год, из которых от 1 до 3 млн. человек умирают.

Беспокойство мирового общественного мнения в связи с неуклонным ростом угроз окружающей среде приобрело с середины ХХ в. реальные очертания, приняв форму сначала публичных выступлений учёных-экспертов, а затем и массовых движений экологов. Хотя международные экологические организации гражданского общества и созданные во имя защиты окружающей среды партии «зелёных» остаются в большинстве стран (за исключением одно время Германии) на обочине политической жизни, правительствам пришлось волей-неволей также обратить на данную проблематику всё более серьёзное внимание.

Важными вехами на этом пути явились всемирные конференции, проведённые на высшем уровне под эгидой ООН сначала в Рио-де-Жанейро (Бразилия, 1992 г.), затем десятилетием спустя в Йоханнесбурге (ЮАР, 2002 г.). Между ними проблему рассматривала комиссия из представителей ведущих стран мирового сообщества под председательством бывшего премьер-министра Норвегии Брутланд.

Самая масштабная из экологических проблем – потепление климата, стала предметом Протокола об ограничении выбросов в атмосферу газов, вызывающих парниковый эффект, подписанного в Киото (Япония), ратифицированного большинством участников, в т.ч. РФ, и вступившего в силу. В связи с перспективой истечения срока в 2012 г. действия Протокола и неприсоединением к нему государств, ответственных за выброс наибольших объёмов углекислого газа, прежде всего США, данная проблема обсуждалась также на саммитах Европейского союза в Гётеборге (Швеция, 2002 г.) и «восмёрки» ведущих промышленно развитых стран в Хайлигендаме (Германия, 2007 г.).

Целая серия межправительственных соглашений запрещает охоту на исчезающие виды редких животных, занесённых в Красную книгу, китобойный промысел, ограничивает жёсткими квотами улов отдельных видов промысловых рыб и морепродуктов в угрожаемых депопуляцией участках морей и океанов.

Фактором, затрудняющим принятие международных соглашений по защите окружающей среды и соблюдение уже существующих, являются высокие издержки природоохранных мер, подрывающие конкурентоспособность участников на мировых рынках и тормозящие модернизацию структур национальных экономик. Эти соображения особенно важны для развивающихся и переходных государств, ставших под давлением демографических факторов на путь форсированного, догоняющего развития (Китай, Индия, Бразилия, в известной мере и Россия – страны БРИК). На международных форумах, посвященных проблемам экологии, в частности, ограничению выброса газов с парниковым эффектом в атмосферу, представители этих стран требуют дифференцированного подхода к ним с учетом различий уровня  экономического развития. Они ссылаются на то, что ведущие центры мировой экономики – США, Евросоюз, Япония («золотой миллиард») должны взять на себя более затратные обязательства, ибо развитие их экономик  на стадии первых промышленных революций, когда никаких ограничений не существовало, решающим образом содействовало возникновению нынешних проблем. Поэтому сессия «восьмерки» в Аквиле (2009 г.) приняла решение снизить до 2050 г. объем выброса парниковых газов в атмосферу в среднем на 50%, а для развитых стран на - 80%. Проблема выбора между присоединением к международным договорам после Киотского протокола и отказа от них вызвала в России острую полемику между сторонниками прироста национальных модернизационных проектов и защитниками солидарного с международным сообществом подхода к глобальным угрозам для всего человечества. Весьма влиятельным оказалось и течение, представители которого добивались, причем небезуспешно, сугубо коммерческого решения ввозимых из-за рубежа отходов, в том числе радиоактивных, что чревато превращением страны в мировую экологическую свалку. В деятельности этого лобби нередко присутствует коррупционная составляющая, вызывавшая неоднократно громкие общественные скандалы.

В основе работы международных форумов и принятых на них документов лежит Концепция устойчивого развития, постепенно сложившаяся в результате работ учёных разных стран на протяжении длительного времени. Одним из пионеров в разработке этой концепции стал великий русский учёный академик В.И. Вернадский, выдвинувший идею органической взаимозависимости всех элементов природы – неорганической и органической, биосферы и «ноосферы» человека.

Заметный импульс размышлениям на эту тему дал нашумевший доклад международного Римского клуба учёных и общественных деятелей, опубликованный в 1972 г. под заголовком «Пределы роста». Основная мысль его сводилась к тому, что темпы роста мировой экономики начинают на определённом этапе отставать от темпов вызванного им исчерпания ресурсов и разрушения окружающей среды. В результате каждое новое поколение ожидают всё менее благоприятные условия жизни. Отсюда следовал парадоксальный вывод о необходимости переключить прирост глобального ВВП на затраты по обеспечению экономии сырья и экологической безопасности, чтобы тем самым способствовать и торможению демографической динамики («нулевой рост»).

Доклад Римского клуба вызвал острую полемику. Большинство специалистов решительно отвергли его, сочтя очередным изданием старых идей мальтузианства. Эта полемика продолжается до сих пор: «Механистический подход Римского клуба, сформулированный в первом докладе «Пределы роста» 30 лет назад (пределы роста человечества определяются ресурсами) не оправдал себя. Он не позволяет объяснить демографический переход», – утверждает С.Л. Капица.

Эта критика не лишена оснований. Однако сама постановка Римским клубом проблемы поисков оптимального баланса между ростом населения, ресурсами и затратами на экологию была плодотворной. Она позволила сформулировать цельную концепцию, для которой устойчивое развитие должно не только удовлетворять потребности настоящего времени, но и не ставить под угрозу «способность будущих поколений удовлетворять свои собственные потребности».

Императив обеспечения максимально высоких темпов прироста производства должен, согласно этой концепции, органически включать в себя, наряду с финансовой рентабельностью, также другие не менее важные задачи – экономию ресурсов, сохранение среды обитания, преодоление контрастов в уровнях экономического развития разных стран, наконец, неуклонное повышение качества жизни нынешнего и будущих поколений.

Причём особенность Концепции устойчивого развития в том, что для неё все эти задачи не противоречат, а дополняют одна другую: например, расходы на очистные сооружения могут создавать дополнительный спрос, стимулирующий темпы роста, но при условии, что они будут обязательны для всех рыночных игроков, не подрывая конкурентоспособности одних в ущерб другим.

Некоторые практические шаги в этом направлении уже предприняты. Так, например, международные конвенции по ограничению квотами рыболовства имели следствием стремительное развитие промышленности по искусственному разведению рыбы. Её продукция выросла всего за 25 лет (1980-2005 гг.) с 8 до 43% общего потребления морепродуктов до 45,5 млн. т. на внушительную сумму 63 млрд. долларов. Из них 70% приходятся на долю одного Китая. До 2030 г. для сохранения нынешней нормы потребления (12 кг на человека в год) необходимо будет удвоить этот объём, доведя его до 80 млн. т.

Значительные успехи достигнуты в технологии переработки промышленных и бытовых отходов, используемые в качестве «вторичного сырья». За его счёт из отходов извлекаются и вновь используются в производстве 40% мирового потребления алюминия, 38% меди, 47% свинца, 22% бытовых пластмасс. В ряде стран, особенно в Японии, созданы крупные предприятия с полностью безотходным замкнутым производством.

Благодаря фундаментальным открытиям в области молекулярной биологии становится возможной эффективная борьба против наиболее опасных болезней, включая рак и СПИД, методами генной инженерии с использованием стволовых клеток и профилактикой индивидуальной наследственной уязвимости.

С развертыванием мирового кризиса 2007г. концепция устойчивого развития приобрела новую актуальность, выдвинувшись в центр полемики между защитниками возобновления любой ценой роста производства ради борьбы с безработицей и голодом и сторонниками введения этнических, нравственных критериев в процессе принятия экономических решений, забвение которых в безудержной погоне за спекулятивной прибылью и лежит в основе последнего кризиса.

Известный индийский ученый, лауреат Нобелевской премии по экономике Амартия Сен подчеркивает: «Речь идет не о том, быть за капитализм или против него, а о необходимости поставить рынок и капитал на их место. Сегодня мы признаемся в том, чтобы вернуться к таким фундаментальным ценностям, как справедливость, гуманизм и подлинная свобода для всех».

Тем не менее, все эти бесспорные достижения ещё очень далеки от претворения в жизнь Концепции устойчивого развития в мировом масштабе. Главным препятствием является противоречие между глобализацией производства, всё более масштабным передвижением через границы товаров, услуг, капиталов, людей и отсутствием глобального управления этими процессами. В условиях всё более острой конкуренции на мировых рынках правительства национальных государств и транснациональные корпорации стремятся избавиться от любых ограничений, способных уменьшить конкурентоспособность их товаров по сравнению с продукцией соперников. Всё более резкие контрасты между уровнями экономического развития отдельных стран и целых регионов, ценой их рабочей силы и систем социальной защиты ведут к тому, что согласовать обязывающую все государства в равной степени экологическую политику, сопряжённую с немалыми издержками, оказывается чрезвычайно трудно.

Противоречия глобализации

Глобализация – это процесс, который решающим образом определяет облик современной мировой цивилизации. В данной главе основное внимание уделяется взаимодействию двух координат глобализации – её влияния на отношения человека с природой и людей между собой. Пересечение этих координат и определяет взаимодействие законов природы и общества, которые могут как взаимно дополнять, так и противоречить друг другу.

Необходимо подчеркнуть, что глобализация со всеми её положительными и отрицательными последствиями отнюдь не заговор некой «мировой закулисы» – американского империализма, спецслужб, масонов и т.п. атрибутов фантазий любителей конспирологии. Это объективный процесс выхода производительных сил человечества на качественно новую ступень.

Конкретно глобализация означает резкое увеличение объёма и интенсивности перемещения через национальные границы товаров, услуг, капиталов, людей, при котором ни один актор мировой экономики не может остаться в стороне. Широкие торгово-экономические связи между странами, порой самыми отдалёнными, были уже на заре цивилизаций – достаточно вспомнить Великий шёлковый путь из Китая в Европу, по которому ежегодно проходили тысячи караванов с товарами, или «путь из варяг в греки» – от Балтики до Чёрного моря через Великий Новгород и Киевскую Русь. Однако эти обмены ещё не были для их участников, за исключением т.н. «торговых» государств (Финикия, Венеция, Генуя, Нидерланды, а с XVIII в. и Великобритания) необходимым условием их существования. Удельный вес внутренних рынков подавляющего большинства стран составлял сравнительно ограниченную часть их ВВП.

С конца ХХ в. ситуация изменилась в принципе. Если и сейчас внутренние рынки далеко превышают обычно по объёму товарооборота внешние, если исключить «нефтяные эмираты» Персидского залива, то производство и потребление во всех странах целиком зависят от разделения и специализации труда в международном масштабе. Темпы роста мировой торговли систематически опережают динамику производства товаров и услуг, а международных финансовых операций – торговли.

Важнейшим фактором, сделавшим возможным такой перелом, стала научно-техническая революция на рубеже ХХ и XXI вв. на основе информатики. «Всемирная паутина» Интернета связала между собой важнейшие центры производства и обмена, прежде всего биржи и банки, потоками сведений обо всех факторах, влияющих на котировки ценных бумаг, капитализацию активов, курсы валют, а тем самым на принятие в реальном времени решений о купле-продаже собственности, инвестициях, потреблении.

Это стало возможным не только благодаря стремительному развитию электронно-вычислительной техники. Органическое проникновение последней в структуру мировых хозяйственных процессов началось с того, что в наиболее развитых странах, на которые приходится основная масса добавленной стоимости, услуги далеко опередили по стоимости реальный сектор – сельскохозяйственное и промышленное производство вместе взятые, достигнув 2/3 ВВП.

Хотя ⁴/₅ человечества – развивающиеся страны - всё ещё живут в индустриальном, а многие и в доиндустриальном обществах, т.н. «золотой миллиард» – Северная Америка, Евросоюз, Япония бесповоротно вступили в постиндустриальную эру. Именно они производят ¾ товаров и услуг. «Всплывающие экономики» Китая и Индии идут по тому же пути.

Не менее важным, поистине судьбоносным событием, без которого глобализация в её современных масштабах была бы немыслима, явилось крушение «реального социализма» советского образца, положившее конец расколу мира на две несовместимые социально-экономические системы. История убедительно опровергла тезис, сформулированный в последней брошюре Сталина («Экономические проблемы социализма в СССР») о формировании двух мировых рынков, основанных на разных принципах. С того момента, как попытки найти альтернативу рыночной системе окончательно зашли в тупик, единый мировой рынок стал реальностью.

Следует, однако, отметить, что безальтернативность рыночной системы и объективный характер глобализации ещё вовсе не означают, что достигнутый ею ныне уровень необратим. Процессы формирования мирового рынка в результате I и II промышленных революций развивались по восходящей вплоть до 1914 г., когда они были внезапно прерваны двумя мировыми войнами, Великой депрессией 1929-1933 гг., революциями в России и Китае. Вплоть до 1946 г., а отчасти и в ходе холодной войны до её окончания в 1991 г. либерализация мировой экономики пошла вспять, уступив место волнам таможенного и иного протекционизма вплоть до автаркии, а в международных финансовых расчётах рухнул сначала золотой стандарт, а затем попытки его замены долларом США как единственным средством международных расчётов. Подобные потрясения нельзя исключать и в будущем, если человечество вновь столкнётся с катаклизмами сравнимого масштаба – природными, экологическими или социально-политическими, в том числе связанными с неоднозначными последствиями самой глобализации.

Несмотря на эту важную оговорку, в обозримом будущем тенденция к дальнейшему углублению и расширению процессов глобализации остаётся всё же доминирующей. Её конкретное проявление состоит прежде всего в том, что всё большая часть товаров и услуг производится не в одной, а одновременно во многих странах транснациональными корпорациями (ТНК).

В поисках путей снижения издержек производства и повышения конкурентоспособности продукции штаб-квартиры ТНК переносят те или иные звенья производственного процесса туда, где доступнее сырьё и энергия, дешевле рабочая сила и услуги специалистов, менее обременительно налоговое, социальное, экологическое законодательство. Причём эта специализация идёт не только между отраслями, когда специализированное производство, например, текстиля развивается только в одних странах, а компьютеров – в других. Правилом становится внутриотраслевая кооперация, при которой компоненты раскрученных рекламой товарных марок (брэндов) производятся и собираются в десятках стран, разделённых порой огромными расстояниями.

В таких условиях неудивительно, что темпы роста торговли обгоняют динамику производства, а финансовые потоки – торговлю. В первые годы XXI в. глобальное производство растёт ежегодно в среднем на 2,5-3% (при том, что в некоторых «всплывающих» странах – Китае, Индии, России, Бразилии – т.н. БРИК вдвое-втрое быстрее), мировая торговля – на 4-5, а движение капиталов – на 7-8.

Поскольку избыток рабочей силы, сырья, энергии имеется в одних местах, а ликвидные средства для инвестиций и передовые технологии – в других, они перетекают во встречных направлениях друг к другу. Причём наиболее мобильными являются при этом капиталы: из страны в страну постоянно кочуют гигантские средства порядка 1500 млрд. долларов за квартал. Международные валютные операции достигают в год 7000 млрд. долларов, зарубежные инвестиции – 1000 млрд., слияния и поглощения компаний – 720 млрд. В мире насчитывается 63 тыс. ТНК, имеющих 690 тыс. дочерних компаний и филиалов в других странах. В то же время за день национальные границы пересекают 3 млн. человек, число абонентов Интернета составляет 500 млн., а объём телефонных переговоров – 100 млрд. минут.

Всё это, собственно, и есть материальное воплощение глобализации. Очевидно, что она объективно способствует финансовой оптимизации использования природных ресурсов (сырья, энергии), технологическим инновациям, реализации трудового и интеллектуального человеческого потенциала в мире, где они распределены крайне неравномерно, а многих элементов всё ощутимее не хватает.

Благодаря глобализации мировая экономика впервые стала единым механизмом, беспрецедентно усилив взаимозависимость между странами и людьми благодаря информационным и культурным обменам между ними. Через СМИ и Интернет миллиарды людей оказались зрителями, а в какой-то мере соучастниками событий, от которых зависят отныне их судьбы. Планета оказалась, по меткому определению, «мировой деревней».

Вместе с тем, положительные аспекты глобализации сопровождаются многими отрицательными последствиями, чреватыми углублением проблем, с которыми столкнулось человечество на пороге третьего тысячелетия нашей эры.

Наиболее серьёзным из этих последствий безусловно является дальнейшее углубление контрастов между развитыми и рядом развивающихся стран. Приток капиталов и современных технологий ТНК в страны бывшего Третьего мира, располагающие значительными резервами сырья, источников энергии и дешёвой рабочей силы («новые индустриальные государства» Юго-Восточной Азии, Китай, Индия), безусловно, способствовали ускорению их экономического роста. В результате более 800 млн. человек выбрались из крайней нищеты. В то же время там, где такие ресурсы или инфраструктура для их активной эксплуатации отсутствуют, абсолютная бедность приобрела ещё более трагический характер. Это касается прежде всего стран тропической Африки, Южной Азии, Центральной и части Южной Америки. В Африке ВВП на душу населения в 1987-2000 гг. сократился на четверть, её доля в мировой торговле – наполовину, государственный долг увеличился в 20 раз, достигнув объёма ВВП. На континенте насчитывается 30 млн. больных СПИДом, из которых получают регулярное лечение только 27 тыс., поскольку стоимость лекарств превышает средний доход африканца в 12 тыс. раз. В Бангладеш зарплата в экспортных отраслях не превышает 10 долларов в месяц – одну десятую себестоимости товаров. В 2006 г. более 250 млн. детей в возрасте менее 10 лет использовались как нелегальная рабочая сила. В том же году 22 тыс. детей погибли в результате аварий на производстве.

С другой стороны, перелив капиталов и перенесение ТНК производств, прежде всего трудоёмких загрязняющих среду обитания, отчасти и услуг промышленно развитых стран в развивающиеся («аутсорсинг») увеличивает безработицу, усиливает давление на зарплату, подрывает системы соцобеспечения, завоёванные в упорной борьбе трудящихся «золотого миллиарда». Слияния и поглощения ТНК, диктуемые императивами конкурентной борьбы в мировом масштабе, сопровождаются массовыми увольнениями рабочих, служащих, специалистов ради экономии на издержках производства и увеличения дивидендов, от которых зависит биржевая капитализация предприятий.

Всё более значительное опережение темпов роста производства в реальном секторе экономики потоками капиталов, кочующих из страны в страну в поисках максимально быстрой спекулятивной отдачи, ведёт к образованию гигантских «финансовых пузырей». Колоссальный отрыв биржевых котировок от реальной стоимости ценных бумаг усугубляется игрой на колебаниях курсов валют и практикой фьючерсных сделок, в которых как будущий товар, так и его оплата построены исключительно на банковских кредитах.

Эта виртуальная практика создаёт предпосылки для колоссальных биржевых крахов, за которыми следуют длительные депрессии. Именно так произошло в конце 80-х гг. ХХ в. в Японии, где банки финансировали промышленность под сомнительные активы в виде явно переоценённой недвижимости. Навязанная США, стремившихся сократить свой торговый дефицит с Японией, ревальвация иены вызвала крах, обернувшийся целым десятилетием почти нулевого роста производства.

Расширение глобализацией информационных и культурных обменов приносит не только позитивные результаты. В условиях господства ТНК над производством развлекательной теле- и кинопродукции, шоу-бизнесом происходит коммерциализация и унификация потребительского масс-культа по единому американизированному стандарту. Реакцией на неё оказывается стремление к защите национально-культурной идентичности, выливающееся порой в опасные формы ксенофобии и религиозного фундаментализма.

Все эти негативные тенденции дали толчок широкому движению антиглобализма (или, точнее, «альтерглобализма» – сторонников иной, гуманизированной и социальной глобализации). С ним сблизились защитники окружающей среды и права народов самых отсталых, бедных стран, всё ещё составляющих более половины человечества, на доступ к благам современной цивилизации. Антиглобалисты пополнили свои ряды и за счёт осколков распавшегося после краха СССР мирового коммунистического движения или различных левацких группировок (троцкистов, анархистов, маоистов).

Этот пёстрый конгломерат заявил о себе массовыми акциями протеста в городах, где проводились сессии международных организаций, олицетворяющих в глазах альтерглобалистов ультралиберальную капиталистическую глобализацию под эгидой США – «восьмёрки» наиболее развитых промышленных стран, ВТО, МВФ, Всемирного банка и т.д. Немногочисленные экстремистские элементы зачастую придавали этим акциям провокационные формы погромов магазинов, поджогов автомашин, блокирования улиц, автомагистралей, побоищ с полицией. Наиболее масштабные акции такого рода имели место на саммите ВТО в Сиэтле (США).

Влияние альтерглобалистского движения подрывает его крайняя неоднородность, а главное – отсутствие сколько-нибудь убедительной позитивной программы. Попытки сформулировать её на международных съездах альтерглобалистов в Порто-Аллегре (Бразилия) или Мумбае (Индия), задуманных как противовес ежегодным встречам представителей либеральной элиты мировой капиталистической экономики и политики в Давосе (Швейцария), дали весьма ограниченные результаты. Дело свелось по существу к требованию введения т.н. «налога Тобина» (по имени известного американского экономиста, ныне умершего) на международные финансовые сделки, за счёт которого финансировалась бы помощь самым бедным развивающимся странам. Участники альтерглобалистского движения рекрутируются в основном из студенческой молодёжи наиболее развитых, а не отсталых регионов мира, на защиту интересов которых они претендуют.

Тем не менее, тот факт, что движение альтерглобалистов не стихает, говорит о его обоснованности. Получая через СМИ широкий медиатический резонанс, оно заставляет лидеров великих держав всерьёз задумываться о необходимости управления стихийными процессами глобализации с тем, чтобы ввести их в более рациональное русло. Данной проблеме уделяли внимание многие саммиты международных организаций – от «восьмёрки» до Евросоюза и ООН. Принятые на них документы позволяют надеяться, что эта цель рано или поздно может быть достигнута.

Международный терроризм и организованная преступность

Огромный резонанс терактов 11 сентября 2001 г., после которых президент Дж. Буш-младший объявил войну против международного терроризма главным приоритетом внешней политики США, обосновав этим вооружённые интервенции в Афганистане и Ираке, может создать впечатление, будто данный эпизод является беспрецедентным, качественно новым явлением. Между тем это не так. Хотя по своему масштабу или оригинальным методам подготовки и проведения теракты 11 сентября бесспорно впечатляют, сам по себе терроризм в том числе международный, является вполне банальной, хотя и бесчеловечной формой борьбы за достижение тех или иных политических целей.

К террору – массовому или индивидуальному – всегда прибегали спецслужбы государств, особенно тоталитарных (убийства за рубежом Троцкого, Петлюры, Бандеры, Войкова, Воровского, чилийского генерала Летельера, португальского генерала Делгадо и т.д.). Террор был одной из основных форм деятельности самых разнообразных революционных и националистических движений: достаточно упомянуть исторические прецеденты итальянских карбонариев, русских народовольцев и эсеров, французских анархистов, партизан времён Второй мировой войны или антиколониальных движений после неё (Индокитай, Алжир, Кения, Мозамбик, Ангола, ЮАР и т.д.).

В 60-х – 80-х гг. ХХ в. волна террористических актов прокатилась по ряду стран Западной Европы, Америки и Азии, где их организаторами были были левацкие, либо крайне правые группировки (группа Баадера-Майнхоф и «Фракции Красной армии» в ФРГ, «Красные бригады» и неофашистская «Ложа П-2» в Италии и т.д.). Жертвами террористов стали Махатма Ганди, президент США Дж. Кеннеди, его брат Роберт, борец за равноправие цветного населения пастор Мартин Лютер Кинг, премьер-министры Швеции Улаф Пальме, Италии – Альдо Моро, Израиля – Ицхак Рабин, Индии – Индира Ганди, затем её сын Раджив, Шри-Ланки – Соломон Бандаранаике и многие другие.

Уже в наше время терроризм применяется сепаратистской организацией ЭТА в испанской Стране Басков, Ирландской республиканской партией – ИРА в Северной Ирландии (Ольстере), Фронтом национального освобождения Корсики – ФЛНС во Франции, «Тиграми освобождения Тамил-илама» в Шри-Ланке, «марксистскими» повстанцами в Колумбии – ФАРК, маоистами в Непале и т.д.

Очевидно, что если мотивы организаторов этих актов террора были весьма различны, то техника их исполнителей долгое время оставалась более или менее схожей. «Классическими» образчиками её могли служить убийство 1 марта 1881 г. в Санкт-Петербурге народовольцем Каляевым российского императора Александра II, в сентябре 1911 г. в Киеве премьер-министра Петра Столыпина, в июле 1914 г. сербским националистом Гаврилой Принципом австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда (что стало поводом для развязывания Первой мировой войны), в 1934 г. в Марселе хорватскими усташами короля Югославии Александра и французского министра иностранных дел Луи Барту. Во всех этих случаях террористы использовали покушения с помощью револьвера или бомбы во время публичных мероприятий с участием намеченных жертв.

Международный терроризм начала XXI в. отличается от многочисленных прецедентов в отдалённом и даже более близком прошлом по некоторым весьма существенным новым параметрам.

Это прежде всего иные мотивации его вдохновителей и исполнителей. Если раньше международные террористы руководствовались в основном национальными, идеологическими или политическими соображениями, то теперь они всё чаще приобретают характер актов религиозного фанатизма. Если в 1980 г. только 2 теракта из 64 имели религиозный характер, то в 1990 г. – уже 11 из 48, в 1995 г. – 25 из 58, а в 2005 г. – 49 из 85.

Его главным очагом не случайно стали мусульманские страны Ближнего и Среднего Востока. Разочаровавшись после освобождения от колонизаторов в революционном национализме с социалистической окраской, оказавшимся неспособным обеспечить модернизацию и процветание, часть населения этих стран оказалась восприимчивой к идеям возврата к истокам «чистого» ислама, не копирующего Запад, а отвергающего его цивилизацию во имя собственных ценностей.

Парадокс исламского фундаментализма конца ХХ в. состоял в том, что его подъёму способствовали сами западные державы, прежде всего США. Сочтя его союзником против влияния СССР на Ближнем и Среднем Востоке, ЦРУ США активно помогало с помощью пакистанских спецслужб моджахедам в партизанской войне против советских войск в Афганистане. Именно таково было, в частности, происхождение террористических сетей «Аль-Каиды» во главе с саудовским миллиардером Усамой бен Ладеном.

Однако очень скоро этот союзник превратился для США в злейшего врага. Решающую роль в этой трансформации сыграли два фактора – арабо-израильский конфликт в Палестине и исламская революция в Иране (1979 г.). Поддержка США Израиля и их тесные связи с шахским режимом привели к тому, что шиитские фундаменталисты во главе с лидером иранской революции имамом Хомейни провозгласили США своим главным противником, а организации палестинских арабов развернули партизанскую деятельность не только на оккупированных Израилем в ходе «Шестидневной войны» территориях, но и во всём мире против интересов США и их партнёров.

С конца 60-х гг. ХХ в. эта борьба приняла ярко выраженный террористический характер – угона и подрыва самолётов, взрывов в людных местах и т.д. Палестинские боевики финансировались рядом арабских стран, располагавших благодаря росту цен на нефть значительными средствами – Саудовской Аравией, Ливией, Эмиратами Персидского залива и т.д. Общим идейным знаменателем для них, помогавшим сгладить острые политические разногласия, стал фундаменталистский ислам, в частности, в виде саудовского ваххабизма.

Со своей стороны, клерикальное руководство Ирана пыталось не только распространить идеи исламской революции среди шиитов других стран региона, но и прибегало за рубежом к терактам против противников режима, эмигрировавших на Запад (убийство бывшего премьер-министра Бани Садра во Франции), и помогало некоторым арабским экстремистам, использовавшим террористические методы, прежде всего, группировке «Хезболла» в Ливане.

На рубеже ХХ и XXI вв. террористическая деятельность исламских фундаменталистов приобрела новые формы, заметно отличавшиеся от «классического» терроризма в прошлом. Среди них – взятие заложников, массовые убийства мирного населения с помощью взрывчатки, использование террористов-смертников, в том числе женщин и т.д.

Главной целью этих демонстративных акций являются провоцирование паники и дестабилизации политических противников во имя достижения не только конкретных политических целей (уничтожение Израиля, создание палестинского государства), но и замена прозападных режимов на Ближнем Востоке исламистскими во имя восстановления средневекового мусульманского халифата в региональном, если не мировом масштабе.

В борьбе за решение этой глобальной задачи, чреватой предсказанным С. Хангтингтоном «столкновением цивилизаций», террористические сети исламистов используют в качестве опорных пунктов т.н. страны-«изгои» с близкими им режимами, прежде всего Афганистан при господстве экстремистского движения «Талибан», где развёртывались лагеря для военной подготовки и идейного воспитания боевиков, «горячие точки» (Палестинские территории, Чечня, Кашмир), в которых террористы из разных стран получают боевой опыт, наконец, страны Западной Европы, в которых существуют крупные диаспоры иммигрантов из стран Ближнего и Среднего Востока – арабов, турок, пакистанцев (Германия, Великобритания, Франция).

В результате, как следует из отчёта Госдемартамента США, только за один 2006 г. число террористических атак выросло по сравнению с 2005 г. на 28,5% , достигнув 14,5 тыс. инцидентов. В то же время доля таких инцидентов в Ираке и Афганистане увеличилась с 35,5 до 51,5% всех терактов.

Наиболее опасной формой терроризма может стать использование фанатиками-экстремистами оружия массового поражения – ядерного, химического или бактериологического. Первым прецедентом такого рода стала атака боевиков японской религиозной секты «Аум синрикё» на пассажиров токийского метро с использованием нервно-паралитического газа «зарин», унёсшая немало жертв. В США имела место рассылка по почте писем, заражённых бациллами сибирской язвы.

Однако эти инциденты были всё же сравнительно ограниченными. Гораздо более катастрофическими последствиями грозит атомное оружие. Для его применения террористам вовсе не обязательно фабриковать кустарным способом бомбу с критической массой обогащённого урана или плутония, достаточной для цепной реакции. Вполне достаточна была бы т.н. «грязная бомба» – сильный заряд обычной взрывчатки в корпусе из облучённых материалов, результатом чего может стать радиоактивное заражение воздуха и воды в крупном городе.

Такая угроза вполне реальна. Многочисленные случаи ареста спекулянтов радиоактивными материалами, обслуживающих правительства т.н. «пороговых» стран, стремящихся войти в атомный клуб (Иран), говорят о формировании настоящего подпольного рынка таких материалов, получаемых из отвалов урановых рудников, отходов АЭС или оружейного плутония списанных атомных подлодок. Такие случаи зафиксированы и на постсоветском пространстве – в республиках бывшего СССР, где производилось или было размещено атомное оружие.

Опасность современного международного терроризма вообще и исламистского, в частности, заключается в том, что он органически вписывается в процессы глобализации мировой экономики и политики. Наличие всемирной информационной сети, колоссальные объёмы международных финансовых и людских потоков дают террористам возможность с одной стороны, использовать их для связи, переброски кадров, оружия, финансирования боевых операций, а с другой – блокировать эти каналы с помощью точечных терактов, парализующих возможности ответных действий.

В таких условиях борьба против международного терроризма только в рамках национальных государств может дать лишь половинчатые результаты. Она требует широкого сотрудничества спецслужб в рамках различных международных организаций – как существовавших ранее, так и созданных специально антитеррористических центров. Такие центры уже действуют при НАТО, ОДКБ, ШОС и т.д. Налажен мониторинг международного финансирования террористической деятельности.

Тем не менее одни лишь административные, полицейские и тем более военные методы борьбы с терроризмом явно недостаточны, что наглядно подтверждается контрпродуктивным опытом интервенций США в Афганистане и Ираке. Корни современного терроризма, в том числе исламистского, уходят в решение кардинальных проблем социально-экономического характера, прежде всего углубляющихся контрастов в уровнях развития стран Севера и Юга, усугубляемых глобализацией. Только преодоление этих контрастов способно устранить глубинные причины этого зловещего феномена начала XXI в.

Среди особенностей современного международного терроризма фигурирует его тесная связь с трансграничной организованной преступностью. Криминальные группировки действовали в нескольких странах одновременно и прежде, заставляя соответствующие правоохранительные органы поддерживать постоянные контакты между собой в розыске наиболее опасных преступников. Однако до последней трети ХХ в. речь шла в основном о пресечении банальных уголовных преступлений – воровства, грабежа, разбоя, бандитизма, контрабанды и т.д.

Ныне ситуация изменилась качественно. Хотя перечисленные виды правонарушений, разумеется по-прежнему имеют место, центр тяжести организованной международной преступности переместился в сферу экономики, где она приобрела на фоне процессов глобализации беспрецедентный размах.

Фальсификация отчётов крупнейших компаний типа американской «Энрон», расхищение кредитов международных финансовых организаций, коррупция чиновников самого высокого ранга при размещении иностранных заказов, использование ими в корыстных целях служебной тайны, отмывание денег, полученных преступным путём, уход от налогов в фиктивные банки, находящиеся в оффшорах (Багамские, Кайманские острова, Гибралтар и т.д.) – таков далеко не полный перечень экономических преступлений, выходящих далеко за национальные границы. Масштабы этой «неформальной» экономики составляют в некоторых странах 30-40% ВВП, достигая сотен миллиардов долларов.

Другая новая форма преступности – незаконное проникновение хакерами через Интернет в банки данных компаний и частных лиц в целях получения и перепродажи конфиденциальной информации, шантажа и вымогательства угрозой введения вирусов, наконец, просто грабежом чужих банковских счетов.

Колоссальные масштабы получило нарушение права интеллектуальной собственности путём пиратского производства лицензированной аудио, кино и телепродукции, особенно широко распространённое в Китае, Индии, России. Данный вопрос приобрёл такую важность, что стал объектом острых конфликтов в ВТО.

Очертания поистине глобальной угрозы приобрёл незаконный оборот наркотиков, производимых в основном в странах, выращивающих культуру конопли, опиумного мака, коки – прежде всего в Колумбии, Афганистане и т.н. «золотом треугольнике» между Бирмой, Таиландом и Лаосом. Могущественные колумбийские наркокартели (Медельин, Кали) имеют собственные плантации, подпольные предприятия по производству кокаина, героина, марихуаны, синтетических наркотиков, доставляемых в Европу и США через мафиозные структуры в западных странах. Другой поток наркотрафика идёт туда же из Центральной Азии через Россию. Общий объём наркоторговли оценивается гигантской суммой порядка 500 млрд. долларов в год.

Не менее значителен объём средств, получаемых от нелегальной торговлиоружием, снабжающей участников конфликтов в «горячих точках» планеты, и людьми – доставки через границы, снабжения фальшивыми документами, незаконной работой на рабских условиях женщин для «секс-индустрии» или трудовых мигрантов.

Характерной чертой всех этих видов международной организованной преступности является тесное переплетение её с легальным бизнесом и сращивание через коррупцию с государственными структурами, в том числе правоохранительными органами. В результате происходит органическое внедрение криминалитета в ткань современного общества.

Борьба против организованной преступности, как и против терроризма, всё шире ведётся в международном масштабе через специализированные структуры – Интерпол со штаб-квартирой в Лионе (Франция), Европол в рамках ЕС. Она опирается на солидную юридическую базу соглашений об обмене информацией и оперативном сотрудничестве правоохранительных органов вплоть до объявления преступников в международный розыск и выдачи соответствующих мандатов.

Из всего изложенного можно сделать несколько выводов.

1. В начале XXI в. человечество столкнулось с проблемами беспрецедентного масштаба, без решения которых само его дальнейшее существование может оказаться под вопросом.
2. Решение этих проблем, при всей их сложности, возможно в более или менее отдалённом будущем, но при одном обязательном условии – совместных действиях всех стран, больших и малых.
3. Поиски таких решений и координация действий на региональном и глобальном уровнях требуют качественно иной степени управляемости процессами взаимоотношений человека с природой и людей между собой. Речь идёт не о создании некоего мирового правительства, а о горизонтальном сетевом управлении с участием всех существующих структур – суверенных национальных государств, международных организаций, ТНК, гражданского общества.

^[1] Эти причины, в частности, объясняют значительный разрыв численности российских мужчин и женщин в пользу последних, восходящий ещё к Великой Отечественной войне и усугубляющий проблемы рождаемости.

^[2] Цена нефти зависит также от её качества (более ценна лёгкая, чем тяжёлая и сернистая): BRENT (ближневосточная), URALS (российская – более тяжёлая).