Глава шестая. Информационный фактор в условиях мирового кризиса

Информационный фактор в условиях мирового кризиса

Переориентация общества в середине XX века на информацию и знания как стратегические ресурсы развития, глобализация и виртуализация общественной жизни, привели к радикальным переменам как в социальной организации в целом, так и в отдельных сферах жизни общества, в том числе и в политике. Разумеется, информационный фактор существовал в жизни общества всегда, но его масштабы и влияние были принципиально иными. И речь при этом идет не только о качестве информации и способах ее трансляции, но и о ее количестве. Соответственно, в постиндустриальную эпоху изменились и традиционные представления ученых о том, что такое информация. Ее существование предполагает наличие триады: источник – передающая среда – потребитель. В таком контексте информация перестает быть синонимом сведений, а становится «обозначением содержания, полученного от внешнего мира в процессе приспособления к нему» (Н.Винер), «коммуникацией и связью, в процессе которой устраняется неопределенность» (К.Шеннон), «передачей разнообразия» (У.Эшби), «мерой сложности структур» (А.Моль). При этом  кризисные периоды развития социума на современном этапе лишь усиливают и подчеркивают всевозрастающую значимость  информации в целом, но особенно таких ее ипостасей как информационная политика и информационные технологии.

Информация становится одним из главных средств преобразования социальной реальности, а инфраструктурной основой такого доступа выступают информационные технологии. Несмотря на множество терминологических различий, теоретики информационного общества едины в видении последнего как результата информационной революции. Она оказалась третьей в истории человечества после аграрной и индустриальной технологических революций, обозначивших становление доиндустриального и промышленного типов общества соответственно. Нынешний же, постиндустриальный этап развития всемирной истории обусловлен технологиями информационными. Последние предстают как результат слияния двух достижений в развитии техники: вычислительных машин и способов передачи цифровой информации по телекоммуникационным сетям.

Информационное общество принято трактовать как структуру, основанную на знаниях. В каких знаниях нуждается  современный социум? В постиндустриальном обществе доминируют те из них, которые имеют практическую ценность и служат для получения конкретных результатов. Ныне информация порождает технологии. Последние сегодня позволяют трансформировать деятельность промышленных корпораций, научных и творческих организаций (например, архитектурных мастерских), СМИ, социально-политических структур и т.д., и вывести ее преимущественно в виртуальное пространство.

Радикальные инновации, преобразующие современную действительность, безусловно связаны с информационными технологиями и информационными системами. К ним прежде всего следует отнести персональные компьютеры, микропроцессорные технологии, мобильную телефонную связь, электронную почту, глобальную информационно-коммуникативную сеть Интернет, спутниковое телевидение.

Информационные реалии повседневности

В мире четко обозначилась устойчивая тенденция к сокращению производства товаров и гигантскому увеличению объемов услуг, главным образом информационных. Как раз они и легли в основу мирового финансового кризиса. Известно, что информационная технологическая революция спровоцировала возникновение информационализма как материальной основы нового общества. При информационализме производство благ, осуществление власти и создание культурных кодов стали зависимыми от технологических возможностей общества с информационной технологией как сердцевиной этих возможностей. Особенно важной была ее роль в развитии электронных сетей как  динамической, саморасширяющейся формы организации человеческой активности. Эта превалирующая, сетевая логика трансформировала все области общественной жизни. Процесс этой трансформации оказался недостаточно предсказуем, а большинство стран ныне оказалось в тисках мирового кризиса.

В этих условиях чрезвычайно важным оказывается не только стремление к согласованной на межстрановом уровне информационной политике, но и  осознание необходимости реализации  «рекреационной» функции последней. Она должна быть направлена на снижение и преодоление таких явлений в коллективном и индивидуальном восприятии мира, как депрессии, стрессы, апатия, паника и т.п. Стрессогенность современного социума изначально объективно способствовала поиску эффективных механизмов адаптации человека к изменившимся условиям среды. И в этом плане феномен массовой культуры оказался весьма удачной социальной инновацией. Между тем и сегодня этот тезис представляется бесспорным далеко не всем.

Очевидно, что усвоение продуктов массовой культуры, - в отличие от культуры классической, - не требует ни труда, ни особых знаний. Так сформировался взгляд исследователей на современное общество как на Новое Средневековье, либо новое варварство XXI столетия, в котором происходит переход от текстовой к экранной форме передачи информации и культурных инвариантов. Вектор этого движения характеризуется эволюцией триады «ТВ+радио+газета» в направлении «компьютер+ТВ+видео». Таковы основные постулаты негативных оценок массовой культуры, прочно утвердившиеся в сознании интеллектуалов.

Намного реже воспроизводится  постулат о такой базовой функции массовой культуры как рекреационная, основанный на понимании того обстоятельства, что для восстановления нервно-психических затрат организму человека действительно требуются куда более сильные рекреационные воздействия, нежели при возмещении энергетических потерь вследствие физического труда.

Кроме того, для большинства населения наступающий «цифровой век» отличается явным переносом акцентов с творческой деятельности на деятельность репродуктивную, причем во всех отраслях человеческого труда: от самого алгоритмизированного до науки и искусства. Они становятся таким же производством, как и производство материальное.

Наконец, кризис обострил и еще более рельефно обозначил то обстоятельство, что уже сегодня в развитых странах в широких масштабах идет процесс изменения структуры занятости населения в промышленности и сфере услуг. При этом чрезвычайно уменьшается число рабочих мест для квалифицированных рабочих и рядовых инженеров, т.н. «синих воротничков». Одновременно увеличивается число рабочих мест в сфере неквалифицированного труда. Ярко иллюстрирует сказанное пример автомобилестроения – отрасли хотя и порожденной индустриализмом, но не теряющей своего значения для постиндустриального общества Потребления. Так, если ранее автомобили на конвейере собирали квалифицированные рабочие, использовавшие хорошие инструменты и станки, которые ремонтировали и настраивали находящиеся здесь же инженеры, то ныне автомобили собирают роботы. А ими управляют на уровне «включить-выключить» неквалифицированные рабочие, программное же обеспечение для этих роботов унифицировано и произведено небольшой группой интеллектуалов «белых воротничков».

Ряд западных авторов утверждает, что средний класс в промышленно развитых странах размывается и тенденция – хотя и отдаленная – такова, что в будущем он исчезнет практически полностью. Произойдет разделение на узкий круг интеллектуалов и всех остальных, умеющих выполнять лишь простейшие в профессиональном смысле мыслительные операции, которых будет вполне достаточно для обеспеченного существования. Таким образом, если средний класс возникал, отчуждаясь от крупной собственности и власти, то в будущем его исчезновение будет инициировано отчуждением от творчества.  О том, что указанная тенденция  вполне может воплотиться в жизнь, свидетельствует, в частности, нынешняя структура безработицы в Западной Европе и США, где наибольшие трудности на рынке труда испытывает именно средний класс. Профессиональные навыки многих его представителей лишь частично востребованы - либо невостребованы вовсе – в общественном производстве промышленно развитых стран.

Соответственно, при освобождении значительных групп населения из сферы труда и значительном числе безработных, человек стремится заполнить образовавшийся вакуум занятости посредством активности в сфере потребления. С какими ценностями он утверждается в ней? Прежние ценности рационального «общественного договора» современные масс-медиа провозглашают архаичными, апеллируя не столько к логике, сколько к эмоциям. Потребление объявляется сферой свободного выбора.

Между тем, духовные скрепы общества не могут оставаться прочными в условиях преобладания зрелищности над оценочными суждениями и отказа от свойственных классической культуре противопоставлений прогресса и регресса, высокого и низкого, морального и аморального. Над «человеком потребляющим» безусловно нужен контроль, (необходимость нового «морального капитализма» действительно признали сегодняшние политические лидеры Европы), осуществлять который может либо организованное по бюрократическому принципу, либо самоорганизованное общество. Последнее, безусловно, предпочтительнее, хотя и значительно труднее достижимо, поскольку подразумевает локальность управленческих действий на разных уровнях социума. Но в условиях обвального роста сетевых структур и укоренившейся еще к середине XX века массовой культуры, об этом можно лишь мечтать.

Носящая откровенно коммерческий характер, массовая культура провозгласила время исполнения желаний. По Делезу и Гваттари, сфера бессознательного (сфера Желания) – это сфера свободы и творчества и не стоит стремиться установить над ней контроль. А ведь именно к этому и призывал основоположник психоанализа Фрейд, хотя и утверждая одновременно, что культура как система нормативных ценностей оставляет на человеческой психике следы ранений. Человек стал таковым не только благодаря биологическому фактору эволюции мозга, но и при посредстве такого элемента социальности как система запретов (табу).

Вседозволенность неприемлема и для человека современной культуры, желания которого хотя бы в некоторой степени должны регулироваться разумом, а не ангажированными СМИ. Между тем последние, - как утверждает Э. Тоффлер, - все больше пичкают нас короткими модульными вспышками информации – рекламой, командами, теориями, обрывками новостей, какими-то обрезанными, усеченными кусочками, не укладывающимися в наши прежние ментальные ячейки.

Именно к такой информационной нестабильности вынужден адаптироваться современный человек. Одним из ее символов  ровно 50 лет назад, в 1959 г., стала кукла Барби. Тогда впервые было предложено расстаться со старыми, часто служившими нескольким поколениям, куклами, во имя взаимозаменяемой стандартной пластмассовой игрушки. В мир пришла одноразовость, модульность и непрерывная изменяемость, сопровождающая человека на протяжении всей жизни. Ныне от него требуется прежде всего приспособление к постоянным изменениям в обществе и культуре, к «вечному настоящему» (М.Кастельс).

Таковы реалии функционирования глобального социума в информационном измерении. Они, безусловно, противоречивы, поскольку не дают возможности выстраивания эффективного взаимодействия между установками потребительского индивидуализма и социально значимыми ценностями. Однако, объктивности ради, следует заметить: еще Плутарх говорил, что нас делает счастливыми именно излишнее, а не то, что нам необходимо. Между тем, только через рациональное осознание информационных угроз по отношению к культуре со стороны современного общества лежит путь к сохранению плодов Просвещения в противовес хаосу Потребления. При этом сегодня в качестве противовеса информационному манипулированию человеком и обществом в целом выступает постиндустриализм с его технологической доминантой социума, не только построенного на инновациях, но и насаждающего образование в течение всей жизни, в том числе и как форму проведения досуга. А ведь именно оно, - процитируем античного мудреца Диогена, - сдерживает юношей, утешает стариков, бедных обогащает, богатых украшает. Таким образом, в перспективе всевластию Потребления может быть противопоставлен образовательный рационализм постиндустриального миропорядка, без которого общество не выживет.

И, наконец, современному глобальному миру все же не суждено стать Новым Средневековьем еще и потому, что человеческая история к счастью развивается не по кругу, а по спирали. И в этом заключена как высшая мудрость, так и надежда. Последняя становится особенно значимой в переломные моменты человеческой истории. Однако и в эти периоды стратегическое управление социумом не отменяет тактических задач, на способах решения которых и возникающих при этом трудностях мы и остановимся ниже.

Развитие информационной политики на международном уровне

По своей сути информационные технологии более других исходно призваны играть роль средств оптимизации того или иного вида деятельности. Однако, выступая в таком качестве, они существенно изменяют социальную среду в целом и реалии мировой политики в частности. Причем речь идет не только о нарастающем «электронном» характере политической деятельности, но и об изменении ее ресурсов и целей.

В постиндустриальном обществе информационные технологии оказались основой глобального информационного пространства. Поскольку сущность любой системы управления состоит в сборе, накоплении, переработке и использовании информации для достижения поставленных целей, то становится очевидным, что и для политической деятельности информационный фактор Пявляется весьма значимым условием функционирования.

Несмотря на тотальность мирового информационного пространства оно до сих пор неоднородно. Могущество сети ныне измеряется не столько пространственными параметрами, сколько уровнем вовлеченности. Границы нового социума измеряются в сетевых координатах, а выпадение из них означает ситуацию попадания в зону информационного вакуума.

 При этом к областям «сетевого разряжения» относятся прежде всего страны, не обладающие достаточными финансовыми ресурсами для построения адекватных текущим реалиям сетевых структур. Преодоление сложившегося сетевого неравенства требует как государственных усилий (через программы совершенствования национальных информационно-коммуникационных структур), так и реализации инициатив международных организаций. К первым, в частности, можно отнести японскую программу «Электронная Япония», реализуемую в стране в соответствии с Законом о формировании информационного общества, а также программу предыдущей администрации США по созданию Национальной информационной инфраструктуры. Среди инициатив международных организаций отметим  программу Совета Европы по созданию европейской «информационной автомагистрали». Деятельность ЮНЕСКО в области информации сосредоточена в рамках Международной программы развития коммуникаций, которая оказывает помощь развивающимся странам в создании национальных структур СМИ. Кроме того ЮНЕСКО проводит исследования по проблемам использования информационных технологий в образовании и государственном управлении.

Отдельно следует остановиться на инициативах Европейского союза в этой сфере. Реализуя программы обучения в течение всей жизни, структуры ЕС сегодня делают информационные приоритеты базовыми для целей экспансии европейской культуры в мире. Одновременно решаются и такие куда более локальные задачи как создание условий для различных видов компьютерного обучения европейцев и преодоления «новой компьютерной бедности» среди ряда объективно предрасположенных к ней социальных групп. На мобилизацию сил ЕС в направлении всеобщей информатизации нацелена инициатива «Электронная Европа». Ее реализация должна, в частности, помочь в повсеместном использовании интеллектуальных систем гражданами Европы, а также в проникновении информационных инноваций во все сферы науки и культуры. Реализацию данных целей продолжает и 1 Рамочная программа ЕС по культуре «Культура 2000» ( и ее продолжение программа «Культура 2007»). Существенная цель финансовых усилий ЕС в этой сфере  состоит в том, чтобы помочь пользователям Интернета получить больший виртуальный доступ к коллекциям музеев, библиотекам и другим культурным фондам.

Согласованные действия всего мирового сообщества в направлении создания глобальной эффективной информационной инфраструктуры и создание условий для равноправного межстранового партнерства во всемирном информационном пространстве – вот поистине амбициозная сверхзадача для современных политиков. Стратегия действий в этом направлении была принята странами «большой восьмерки» на саммите в Японии в июле 2000 г. и получила название Окинавской хартии глобального информационного общества. Причем она рекомендует объединить усилия государственного, частного и некоммерческого секторов в  направлении ресурсного обеспечения этого мегапроекта.

Роль информационного фактора в глобальной политике

Как предсказывал еще в 60-70-х гг. прошлого века М.Маклюэн, электронные средства коммуникаций становятся нервной системой человечества, однако о сплоченности человечества в сети, которую предрекал этот же исследователь, говорить пока не приходится. Другой теоретик «электронной демократии» Э.Тоффлер с не меньшим оптимизмом заверял, что компьютер может быть самым большим другом демократии после избирательной урны и в состоянии обеспечить непрерывную обратную связь граждан с властью. Однако реалии мировой политики пока в значительной степени свидетельствуют об обратном.

 Специалисты по проблемам системного моделирования справедливо утверждают, что сложность тех систем, которыми в настоящее пытается управлять человечество, достигла такого порядка, что централизованное управление ими становится невозможным из-за огромного потока информации, подлежащей переработке центральным управляющим органом и передаче по каналам связи. В этом случае только децентрализация как синоним самоорганизации обеспечивает саморазвитие системы за счет локальности управленческих действий в каждой из ее подсистем. Так образуется глобальная информационно-коммуникативная инфраструктура, под которой понимается взаимодействие территориально разделенных информационных систем через различные каналы передачи данных, а также структуры управления информационными потоками, регулирующие правовые и нормативные стороны инфообмена. Итак, каким же должно быть государство, чтобы соответствовать современным информационным реалиям?

Политика сегодня использует глобальную информационную сеть как средство и среду своей деятельности. Практически все политические акции теперь сопровождаются созданием специализированных серверов и web-страниц, посредством которых формируется имидж политика, ведется агитация, осуществляется общение со сторонниками и т.д. Через сеть возможно получение консультаций, а также обращение за информацией в различные государственные политические структуры. Так происходит обширное включение политики в электронное пространство коммуникативной сети Интернета. Следствием этого, в свою очередь, выступает как виртуализация самого политического процесса, так и его результатов.  При этом грань между реальным и воображаемым становится в сознании субъекта все более подвижной, а этот феномен уже трудно оценивать как позитивный.

Нобелевский лауреат Д.Стиглиц еще задолго до нынешнего кризиса заметил, что информационные несовершенства пронизывают все аспекты повседневной жизни и все структуры общества, а политические процессы неизбежно создают информационные асимметрии, когда вместо информационной объективности возникают точки средоточения позитивной и негативной информации. В этой связи  следует упомянуть и о влиянии объемов информации на лидеров политического процесса. Последние либо поручают фильтрацию информации команде экспертов, либо намеренно «отгораживаются» от нее, оставаясь во власти традиционных управленческих схем. Кризисные эпохи лишь усиливают отмеченные закономерности.

Информационные технологии позволили активизировать гражданское общество, но одновременно и вызвали к жизни девиантные формы «цифрового протеста». Субъекты последнего, используя технические несовершенства Всемирной паутины, своими действиями в ней пытаются привлечь к себе внимание для достижения абсолютно деструктивных целей. Для этого Интернет как виртуальная публичная сфера предоставляет достаточно широкие возможности. Причем перекрыть данные каналы коммуникации куда сложнее, нежели у традиционных СМИ. Таким образом, ныне негосударственные субъекты мировой политики весьма эффективно задействовали технологические возможности Интернета. И, видимо, это имеет объективные причины: системы государственного управления более иерархичны, а, значит, и более консервативны.

 Современное человечество вынуждено адаптироваться к информационной динамичности. Ныне от него требуется прежде всего приспособление к постоянным изменениям. Задачи такой сложности, пожалуй, еще не стояло перед человечеством с самого момента его становления. Ведь инертное большинство, ведомое творческим меньшинством, во все эпохи осуществляло свой выбор жизненных стилей пассивно и несамостоятельно. Еще в начале XX века Н.А.Бердяев вполне обоснованно утверждал, что массы не любят свободы и боятся ее. Между тем, только ею и бредили интеллектуалы во все времена, и к концу второго тысячелетия, наконец, подарили ее – прежде всего благодаря масс-медиа и особенно Интернету – не ожидавшему такого дара человечеству. Ныне же, полностью погрузившись в глобальное информационное пространство, оно оказалось лицом к лицу со свободой в сфере экономики, политики, морали, искусства. При этом лишь немногие из тех, кто силой творческой мысли оказались в состоянии следить за происходящим как бы извне, с горечью констатировали, что «свобода от» не подразумевает «обязательств перед», а развитые информационные потребности реализуются в условиях недостаточной информационной культуры населения. Наиболее ярко данные процессы проявляют себя сегодня в таких явлениях как информационный терроризм, информационный криминал и неразвитость систем обеспечения личной и общественной безопасности в информационной сфере. В результате менее чем за десятилетие к интеллектуальной и политической элите чисто эмпирическим путем пришло понимание того обстоятельства, что в отличие от эпохи индустриальной действительности, проблема информационного общества вовсе не в том, может ли человек выдерживать строгую регламентацию и стандартизацию жизни. Проблема состоит в том, может ли он выдержать свободу.

Как соблюсти баланс интересов между индивидуальным и социальным? Для этого необходимо правовое регулирование Интернет-пространства. Но оно неотделимо от межстранового диалога по этим проблемам и нахождения взаимоприемлемых позиций. При этом национальные правовые нормы должны быть в значительной мере унифицированы. Однако, «при безусловно усиливающемся в мировом сообществе осознании необходимости выработки согласованных мер правового противодействия «негативному контенту Сети», вряд ли стоит ожидать в ближайшем будущем успешного преодоления огромного, не сводимого к общему знаменателю странового многообразия правовых, социально-психологических и культурно-исторических ограничителей, препятствующих кардинальному решению задач регламентации Интернета.

Поскольку проблема имеет глобальный характер, существенный вклад в поиск методов ее решения вносят международные организации. Первым международным соглашением, направленным против этой угрозы, была принятая Советом Европы в 2001 г. Конвенция о борьбе с киберпреступностью. Дополнительный протокол к данной конвенции, квалифицирующий как уголовно наказуемое деяние расистские и вызывающие межнациональную рознь действия в Интернете, принят Комитетом министров этой организации в 2002 г. Двадцатью годами раньше, в 1981 г., Советом Европы была принята Конвенция о защите физических лиц при автоматизированной обработке персональных данных.

Вопрос о том, расширяет ли Интернет масштабы политического участия, является достаточно дискуссионным. Но какова специфика этой вовлеченности в информационном обществе? Как справедливо отмечается в исследовании Г.И.Вайнштейна, «вместо единого, «виртуального сообщества», обеспечивающего общее пространство согласования множества интересов, столкновения множества мнений и создающего основу функционирования так называемой размышляющей демократии, появляется бесчисленное количество разобщенных ячеек полного единомыслия». Для эффективного функционирования политического пространства, немыслимого без диалога и достижения компромиссов, такие перспективы выглядят удручающе.

Трудно однозначно ответить на вопрос о том, что доминирует в Интернете: новые типы современного политического партнерства или все более изощренные формы политического противостояния. И хотя он в качестве медиа-коммуникации играет весьма важную роль в распространении политической информации, его значение небезгранично, поскольку:

• пользователь не в силах «охватить все»,
• сеть не в состоянии охватить всех: здесь телевидению пока нет равных. Так, например, лишь 35 % американцев, имеющих доступ к Интернету, когда-либо получали из сети какую-либо политическую информацию. Интернету предстоит еще пройти немалый путь, прежде чем его влияние на настроения и поведение избирателей приблизится к влиянию телевидения,
• Интернет позволяет запрограммировать фильтрацию информации, прочие же СМИ дают более целостную панораму событий,
• пользователь сталкивается в сети с большим количеством «информационного мусора», в том числе с непрофессиональными комментариями и обзорами происходящего.

Потоки информации, генерируемые сегодня многочисленными СМИ и Интернетом, а также постоянно совершенствующиеся коммуникационные технологии, приводят к многообразию как самой информации, так и средств ее передачи. Теоретики постиндустриальной эпохи утверждают, что если общество «Второй волны» было связано с созданием массовых образов, то для общества «Третьей волны» характерно не столько создание, сколько возросшая с появлением информационных технологий возможность манипулирования образами.

И, соответственно, формирующуюся информационными потоками культуру постиндустриального социума, которая приходит на смену массовой культуре индустриального общества, можно определить как «клип-культуру» (Э.Тоффлер). Мир современных электронных СМИ сконструирован таким образом, что эмоции здесь опережают логику.

Поскольку основным ресурсом современного производства становится информация, то и продуктом этого процесса выступает прежде всего не сама вещь в ее материальной оболочке, а ее информационный образ. Можно предположить, что в условиях мирового кризиса эти процессы лишь усилятся а у традиционных социальных институтов появятся многочисленные сетевые аналоги-конкуренты, являющиеся – помимо всего прочего – и значительно менее затратными:

• виртуальные сообщества, производящие и реализующие продукты и услуги (вместо корпораций);
• потребительские сообщества взаимного информирования и совместных покупок (вместо торгово-закупочных структур);
• социально-сетевые политические движения, сообщества лидеров, активистов и избирателей (вместо политических партий);
• интерактивные онлайн-сообщества общения журналистов и читателей (вместо СМИ);
• сетевые сообщества взаимного кредитования (вместо банков);
• глобальные антикризисные сети (вместо разрозненных структур социальной, медицинской и психотерапевтической помощи населению)^[1].

Согласно известному представителю постмодернистской мысли Бодрийяру, наша жизнь сегодня – это беспрерывная циркуляция знаков. Данный процесс включает в себя то, что произошло в мире (знаки новостей), впечатление, которое человек хочет произвести на окружающих (знаки самого себя), положение личности, либо социальной группы в обществе (знаки статуса и уважения). Однако если раньше знаки прежде всего указывали на скрытую за ними реальность, то сегодня действуют такие знаки, которые скорее скрывают реальность, нежели дают о ней реальное представление.

Так в сфере политики борьба за власть ведется во все большей мере в форме теледебатов и рекламы. Клип, рейтинг, имиджмейкеры, пресс-секретари и «звезды» шоу-бизнеса, рекрутируемые на время политических компаний, потеснили партийных функционеров. Постепенно власть во многом становится производной от политического имиджа. Политический процесс сегодня покидает кабинетные заседания, а сама политика начинает твориться в телестудиях и на концертных площадках. Политические деятели в координатах общества потребления превращаются в товар. Партии, первоначально возникавшие с целью представления классовых, этнических, конфессиональных, региональных интересов, превратились в «знаки» - эмблемы и рекламные слоганы, традиционно привлекающие электорат посредством эффективных политтехнологий. Так мир электронных СМИ конструирует политическую реальность по собственным информационно-технологическим лекалам.

Таким образом, информационный фактор современной мировой политики должен быть активнее задействован ее государственными субъектами в направлении ускоренной адаптации к реалиям гибких сетевых структур и виртуальным формам политической борьбы. Нынешний кризис лишь резче обозначил противоречивый характер функционирования различных сегментов глобального информационного пространства, тем самым побуждая к поиску путей его преодоления.

^[1] См.: www.akm.ru/rus/comments/2009/february/16/