Тунис – арабский Гданьск?

Массы против государственной машины

Маленькая, спокойная, уютная североафриканская страна. Всего-то 10 миллионов населения. «Маяк стабильности» в бурлящем арабском мире, рай для туристов. Отчего же свержение президента вызвало такой резонанс во всем мире?

Начать надо с истории. Тунис с 1881 г. был протекторатом Франции и стал независимым государством в 1956г. Первым президентом был лидер борьбы за независимость Хабиб Бургиба, носивший гордый титул Le Combattant Supreme, Верховный Боец (все грамотные люди в Тунисе знают французский язык). В 1987 г. он был отстранен от власти из-за старческого слабоумия (редчайший случай в истории). Человеком, который возглавил этот так называемый «медицинский переворот» и сам сел в президентское кресло, и был свергнутый на прошлой неделе Бен Али, кадровый «силовик», выражаясь нашим языком, генерал, руководитель разведки и шеф госбезопасности при Бургибе. Он находился у власти 23 года, успешно переизбираясь пять раз подряд. На последних выборах, совсем недавно, в октябре 2009 г. Бен Али получил 90 % голосов. Вроде бы ничто не предвещало столь внезапного и драматического конца – и вот в течение нескольких дней массы разбушевавшихся демонстрантов, заполнивших улицы столицы с возгласами «Бен Али, уходи!», свергли диктатора.

Что же стало причиной неожиданного взрыва?

Как ни странно, одна из причин – высокий уровень образованности. Тунис – это страна не безграмотных феллахов, а людей европейского уровня. 98% детей в Тунисе учатся в школе – неслыханная вещь в арабском мире. Правительство много сделало для улучшения уровня образования, возникла целая армия молодых людей с дипломами, но работы для них нет. Безработица среди образованной молодежи стала одним из главных факторов накипавшего недовольства.

Далее, в Тунисе давно вырос крепкий средний класс. Это люди, которые часто ездят не только во Францию, но и в другие европейские страны, могут сравнивать свои порядки с чужими и, естественно, имея хоть какую-то собственную экономическую базу, рано или поздно не могут не потребовать для себя и адекватной политической базы, прежде всего гражданских свобод. А вот здесь-то они и сталкиваются с жесткими ограничениями, которые ставит на пути демократизации общества авторитарная полицейская власть. Именно таковой была система Бен Али – не тоталитарная, не фашистская (никакой идеологии у нее не было вообще), а просто репрессивная, не терпящая оппозиции. Это была власть силовиков, госбезопасности, армии. В министерстве внутренних дел занято примерно 100 тысяч человек (один на каждые сто жителей). Кстати, в правящей партии числится 1 миллион человек, т.е. каждый десятый житель; и куда девалась в критические дни эта партия? Ее не видно и не слышно. Легальная оппозиция представляет собой набор марионеточных партий, существует исламистская партия «Ан-Нахда», но правительство жестокими репрессиями загнало ее глубоко в подполье. Все в стране было «схвачено», все СМИ поставлены под строжайший контроль, любое сопротивление власти каралось неукоснительно. Робкие призывы к демократизации отметались под предлогом «недостаточной зрелости народа».

Сам Бен Али не был харизматичным диктатором, блестящим оратором, шутливым вожаком-популистом. Всегда в темном костюме и при галстуке, в свои 74 года с черными, как вороново крыло волосами, он воплощал собой строгость, сдержанность, респектабельность скорее западного, чем мусульманского типа. Но при нем все шире распространялась коррупция, мафиозность, семейственность. Особую неприязнь вызывала вторая жена президента Лейла из рода Трабельси, брат которой Бенхассен вошел в состав правления Центрального банка, владел авиационной компанией, гостиницами, заводами по сборке автомашин, дилерской сетью Форда и т.д. Сама Лейла бесплатно получила от правительства участок земли под создание Международной Школы Карфаген, а после того, как эта школа была построена, продала все за большие деньги. Но помимо клана Трабельси был еще и клан Бен Али – взрослые дети президента от первого брака и их многочисленные отпрыски и родственники; все они захватили самые теплые местечки в стране, и люди видели все это, равно как и строительство новых роскошных резиденций для верхушки. Некоторые даже сравнивали Бен Али и Лейлу с четой Чаушеску.

Французская газета Le Monde напечатала 15 января выдержки из опубликованных Викилексом депеш американских дипломатов в Тунисе. В одной из них, посланной 23 июня 2008 г. под названием «Коррупция в Тунисе: что твое – то мое», говорилось: «Коррупция – проблема одновременно политическая и экономическая. Отсутствие прозрачности и ответственности, характеризующее тунисскую политическую систему, наносит тяжелый ущерб экономике, поскольку условия для инвестиций деградируют и развивается культура коррупции». Безудержная коррупция стала наряду с безработицей, ростом цен и полицейским произволом еще одним важнейшим фактором, приведшим к тому, что терпение людей переполнилось. Их уже, как говорится, «достали».

17 декабря 2010 г. дипломированный специалист Мохаммед Буазизи, отчаявшись найти работу, сжег себя в Сиди Бузид, и уже через три дня начались манифестации, перекинувшиеся 25 декабря на столицу. 28 декабря с поддержкой демонстрантов выступило собрание тунисских адвокатов. Полиция и армия отвечали жестко. К 10 января уже сообщалось о десятках убитых. Перед Бен Али встала та же дилемма, с которой всегда сталкивается власть, чувствующая, что земля начинает гореть у нее под ногами: либо беспощадно подавлять, невзирая на то, сколько крови придется пролить, либо попытаться выпустить пар из котла. Он попробовал второй вариант: 12 января уволил министра внутренних дел, на следующий день обещал не баллотироваться в президенты в 2014 г. Но с утра 14 января на улицы столицы вышло уже 5 тысяч демонстрантов. В отчаянии Бен Али метнулся в противоположную сторону и в тот же день ввел чрезвычайное положение, но уже было поздно. Сразу же после этого, судя по всему, военные и силовики потребовали его ухода. Вариантов не было, и к вечеру того же дня Бен Али, уже бывший президент, летел на самолете, покидая свою страну. Как написала французская La Liberation, он пришел как Ярузельский, а ушел, как шах Ирана.

Это была не Октябрьская революция, совершенная под волевым, точным и четким руководством Троцкого и Ленина, а скорее Февральская – без всяких партий и вождей, стихийно, как землетрясение или цунами. Но один организующий момент тут был – Интернет. С самых первых дней беспорядков по всей стране распространялись требования манифестантов, всем подключенным к сети немедленно становились доступными живые картинки. Было видно, как полицейские и солдаты гонят и избивают людей; власти отрицали, что в ход были пущены слезоточивые газы, а Интернет тут же это опровергал. По радио вещали одно, а online шло совсем другое. Скрыть размах выступлений не удалось. Еще раз было доказано, как Интернет может пробить стену молчания, которую пытается установить теряющий поддержку режим.

Что будет дальше? Неясно. Ведь за годы существования авторитарно-полицейской власти систематически затаптывались все ростки потенциальной оппозиции, так что неизвестны даже имена людей, имеющих какой-то авторитет в народе. Такая власть оставляет после себя «выжженную землю». Нет ни вождей, ни властителей дум, нет серьезных организаций, которые могли бы взять на себя ответственность за проведение насущных реформ. Объявлено о предстоящих выборах, но непонятно, будет ли в них участвовать «правящая партия», будут ли допущены на политическую арену исламисты (один из худших вариантов развития событий может заключаться в том, что именно они заполнят вакуум и начнут набирать очки; тогда вырисовывается жуткая « алжирская» перспектива столкновения армии и силовиков, с одной стороны, и исламистов с другой, вплоть до гражданской войны). А вообще, как показывает хотя бы опыт Ирака, когда лопается обруч диктатуры, на поверхность вырываются все замороженные страсти, обиды, получают голос худшие элементы общества. Правда, Тунис по своей политической культуре и менталитету населения разительно отличается от Ирака. Не исключено даже, что массы успокоятся и система как таковая сохранится без Бен Али; на это и рассчитывали правящие круги, принимая в спешке решение пожертвовать главной фигурой ради спасения существующего строя.

Начало перемен в арабском мире?

Никто не мог предполагать, что свержение массами авторитарного правителя в арабском мире начнется со скромного и безобидного Туниса. А сегодня есть о чём подумать тем арабским правителям, которые засиделись на своих креслах подобно Бен Али. Так, в Египте вот уже ровно 30 лет находится у власти, регулярно переизбираясь, Хосни Мубарак; ему 82 года, и все знают, что он готовит на свое место сына Гамаля. Еще дольше (42 года) правит в Ливии Муамар Каддафи; ему, правда, « всего» 68 лет, и преемником он собирается сделать сына Сейф аль-Ислама. В Йемене 32 года сидит в президентском кресле Али Абдулла Салех, которому 65 лет, и он тоже готовится передать власть сыну Ахмеду. Всех их, видимо, вдохновляет пример покойного президента Сирии Хафеза Асада, успешно подготовившего себе преемника в лице собственного сына Башара.

Таким образом, президентские республики уже перестают отличаться от наследственных монархий. А если говорить о монархиях, то самый интересный пример – Саудовская Аравия. В 1953 г. умер, оставив после себя более 30 сыновей, основатель этого государства Абдель Азиз ибн Сауд, и вот уже без малого 60 лет королевский трон занимают один за другим в порядке строгой очередности по возрасту его сыновья. В соответствии с этим «графиком» нынешнего короля Абдаллу должен будет сменить Султан, а затем Найеф , но и они – не последние из сыновей Ибн Сауда; надеются дождаться своей очереди и 64-летний Мукрин и 73-летний Салман. Еще имеются внуки Ибн Сауда и многие другие члены семьи. Считается, что элита королевства насчитывает около 8 тысяч принцев.

Но главное – не конкретные личности, а суть арабских политических систем. Профессор Джорджтаунского университета в Вашингтоне Дэниел Байман так описывает ее на страницах журнала «National Interest»: «У военных и политических аппаратов не осталось и следа от того духа, который вдохновлял их лидеров в звездный час арабского национализма. Непомерно раздутые и коррумпированные, они озабочены лишь защитой собственных интересов… И пусть нас не вводят в заблуждение широко рекламируемые, но выборочные, чистки прежних коррумпированных чиновников, имеющие видимость открытости и демократизации; слишком часто это всего лишь способ заменить старых жуликов и преступников более молодыми, лояльными по отношению к новому лидеру… Правящие партии, военные и бизнес-элиты составляют симбиоз с правительством. Сущностные перемены – это прямая угроза системе. Покончить с коррупцией… означает создать угрозу социальной опоре привилегированных и даже породить призрак преследований и унижений… Электоральные законы рассчитаны на то, чтобы обезопасить правящие режимы, а не обеспечить конкуренцию». Другой американский ученый – Брайан Уайтэкер, пишет в «International Affairs» о коррупции в арабских странах, упоминая местный термин «уаста»: «Это почти неизбежная часть жизни на всем Ближнем Востоке. Все идет через уасту, хотите ли вы достать для своей тетушки хорошую койку в больнице или увильнуть от военной службы».

Все это вместе взятое, начиная от долгих десятилетий правления одних и тех же регулярно переизбираемых властителей и кончая все пронизывающей коррупцией, создает прискорбную картину. Но, может быть, судьбе угодно было сделать так, чтобы первый слабый луч света пробился в захолустном и мало значащем по арабским геополитическим меркам Тунисе? И, как написал кто-то из журналистов, Тунис станет арабским Гданьском? Поживем – увидим.